– Не откажусь, – отирая вспотевший от переживания узнавания лоб, сразу согласился Иван.
Поставив опустошенную стопку, Петр вытянул ноги, откинулся на спинку кресла.
– Да, друг, спина покоя не дает. Лечился – все без толку. Болит. Ну, что смотришь так на меня? Не можешь понять, кто я?
– Конечно, я ведь не у губернатора был, решали не члены городского правительства…
– Правильно. Решали бандиты.
– И кто ты в этом «теневом правительстве»?
– Вор.
– Кто?
– Вор в законе.
– И что ты воруешь? Не чемоданы же на вокзале?
– И это было…
– Значит, в законе?
– В законе. Хранитель традиций. Свои правила, свой кодекс поведения. Не должны иметь семью, не должны работать, ни в какой форме не сотрудничать с государством. В каком-то смысле мы – как монахи.
– Да как же это случилось, Петр?
Они вновь встретились взглядами, но Иван понял, что в глаза друга ему лучше не заглядывать. И стал рассматривать сервировку стола.
– Иван, это звание дают не каждому. Я горжусь своим званием. Вся жизнь моя связана с зоной. На воле я бываю редко, да она мне и не нужна. Сейчас я, можно сказать, в отпуске, но он скоро кончится. Ты делаешь свое дело, я свое, у каждого своя дорога. Мы ее сами выбрали. Вот так-то, кровный мой…
– И в чем же все-таки заключается твоя работа?
– Не стройка, не лесоповал. Разрешение конфликтов, вроде судьи. Свое государство – организация и контроль расходов из общих касс.
– Из «общака» что ли?
– Подкованный. Но если бы ты знал, скольким людям эти кассы спасли жизнь.
– Прости.
– Надеюсь, понимаешь, что настоящие воры ворочают миллиардами, на зоне они не сидят. Они в руководстве, уважаемые люди.
– Давно в нашем городе? – сменил тему разговора Иван.
– Я здесь не живу. Дела. Короновали одного вора.
– Наверное, такие коронации в секрете?
– Секретов нет, но афиши не печатаем…
– И корону надевают? – Не удержался Иван, хотя понимал: зачем ему эти подробности?
– Да нет. Вору торжественно наносят татуировку: сердце, пробитое кинжалом. Означает «смерть за измену».
– А что, вор в законе может предать своего собрата? – Иван чувствовал, не об этом нужно им говорить, но мальчишеское любопытство подталкивало к расспросам.
– Еще как. За нарушение воровских законов есть свои санкции. Три вида наказания. Первое – пощечина, ее, как правило, дают за оскорбление, к тому же публично, во время сходки.
– Всего-то?
– Не скажи. Авторитет вора уже пошатнулся, битый – чести меньше. Второй вид наказания – удар по ушам. Церемония развенчания вора в законе. Развенчивают за нарушение воровского закона. Хотя, разжалование может быть и почетным – по состоянию здоровья. Ну и третье наказание – смерть. Ею карают только за измену. Предателем считается тот, кто сдал подельников, снюхался с органами, похитил общак, убил вора в законе без санкции сходки, вышел из воровского клана, или, что самое плохое, – завязал.
«Да, – подумал про себя Иван, – тут поседеешь…»
– Ну что, Петя, за встречу. Одного поля мы с тобой ягоды. Новая власть назвала меня бизнесменом, но чуть что – и пощечину влепит, и по ушам даст, а если уж сильно не понравлюсь: без суда и следствия…
За окнами сгущалась тьма. День уходил в историю, таял в сумерках со всеми своими событиями, встречами, неожиданностями. В доме напротив засветились огоньки.
У Ивана закружилась голова, захотелось спать. Так всегда, когда он выпивал, даже самую малость.
– Устал? – услышал он голос Петра. Только теперь Иван уловил в его голосе отзвук далекого детства. Как переменились они: другие мечты, лица, голоса…
– Где ночуем-то? Может, ко мне? Машина рядом.
– Спасибо, Ваня, я в гостиницу…
На другой день в десять часов все собрались у Ивана в тресте. Познакомились. Команда – шесть молодых людей, все одного возраста. Выбриты, модные прически. Одинаковые темно-синие костюмы. Фирменная одежда, что ли? – подумал Иван.
Скупщики акций или «новые акционеры» передали списки купленных или подаренных акций, назвали свою цену.
Открыв списки, уже на первой странице Иван увидел фамилии двух человек, еще неделю назад клявшихся в верности и ему, и организации. Нет, это были не рабочие, которым было «по барабану», кто ими управляет. Эти много лет работали в аппарате управления и знали дело до мелочей. Что их заставило предать: зависть к нему? Но он имеет столько же акций, как и они, только ноша его тяжелее. Отсутствие веры в будущее? А у кого она сегодня есть? Экономический кризис? Так он везде и во всем. То, почему затеяли приватизацию, понятно – нужны деньги, да и власть умыла руки: «У нас, как на Западе, частный сектор – преобладающий сектор экономики».
Иван внимательно читал каждый листок, размышляя. Фамилия, имя, отчество, количество акций и сумма уплаченных денег за них. Знал он всех, знал. Кого-то больше, кого-то меньше. Кому-то помогал решать житейские проблемы, и его голос был решающим при выделении квартиры. Кому-то помогал устроить ребенка в детский сад, кому-то оформить инвалидность. Такова работа руководителя – все это делается не для благодарности на вечные времена. Люди воспринимают его помощь как должное. А все же обидно, что забыли про добро. Кто он им: отец, сын, брат? Десять лет отдал тресту. Придя в самое слабое, только что созданное управление, не жалея времени и сил, добился результатов и должности главного инженера треста. Может, все это – стечение обстоятельств, может, верхушечные «битвы канцлеров», о которых он не знал, и, видимо, не узнает. Ну, а через год и советская власть закончилась, и коммунисты ушли с арены, и рынок наступил. И его всем коллективом выбрали управляющим трестом. Иван, отрешившись от действительности, перелистывал листок за листком, отдавшись во власть щемящим воспоминаниям.
В трестовском здании нарушилась обычная жизнь, никаких утренних докладов, планерок. Все гадали, кто же находится у Ивана Савельевича? Заместители пытались, пользуясь своим правом, войти в кабинет управляющего, но он категорично отмахивался.
– Позже, позже.
Наконец, недовольно приказал секретарю:
– Никого не пускать, ни своих, ни чужих.
Несколько часов, листая списки «предателей», так Иван назвал этих людей для себя, придумывал кару для них. Найти предлог и уволить всех? Размножить списки и развесить их на каждом этаже и строительном объекте? Встретиться с каждым и посмотреть в глаза? На большее у него не хватало фантазии.
После долгих размышлений решил: пусть будет так, как есть, не надо кар земных, пусть для каждого останется кара небесная.
Недели две шел торг о цене выкупа; большую помощь при этом оказал Петр. Но вот, наконец, все закончилось, акции вернулись в трест. Несмотря на отговоры Петра, Иван распределил их среди членов своей команды, так показалось ему справедливым.