На их счастье, на отмели остались следы от костра с куском сухой березовой коры, а главное, таганок стоял в целости и сохранности.
– Видишь, как удачно. Да что нам с тобой еще надо для полного счастья, сынок?
– Костер развести и чайник вскипятить, – взволнованный радостью удачной грибной охоты, закричал Мишка.
– Ну-ка поищи сухих хворостин, пару штук хватит, мы ведь не целый котелок кипятить будем.
Сухие сучья загорелись сразу. Мать набрала в котелок воды, нацепила его на закопченную березовую рогульку. Не торопясь, нарезала хлеб, достала припасы, разложила их на белоснежном вафельном полотенце, которое каким-то чудом оказалось у нее. В это время вода в котелке закипела, Анна заправила ее смородиновыми листьями, которые сорвала по дороге, и прикрыла Мишкиной курткой.
Сын восхищенно смотрел на свою мать, как на волшебницу.
– Что, есть захотел? – заметив его взгляд, с улыбкой спросила она. – Сейчас, сынок, все будет готово, а ты яйца начинай чистить, да посолить не забудь, соль не экономь, мы сегодня заслужили вкусный обед.
Еда закончилась быстро. Остался только чай. Мать медленно, явно наслаждаясь, маленькими глоточками пила этот мало похожий на настоящий чай напиток, но пила его с таким удовольствием, с такой изысканной грацией, что казалось, это был заморский сказочный шербет. Мишке пить чай впустую не хотелось. Полюбовавшись матерью, он встал, сняв ичиги, подошел к воде. Вода лизала песчаный берег и его усталые ноги, она была на диво теплой, даже не верилось, что это вода той самой реки, необузданной мощью которой они недавно восхищались.
– Мама, можно я искупаюсь?
– Да берег уж больно не ласков, да и река в этом месте незнакомая.
– Чего ее знать, река это ведь вода. А вода – это жизнь, – важно пофилософствовал подросток.
– Не скажи, Миша. Река – это и путь, и труд, и даже смерть, – поправила его мать.
– Я ведь плавать не буду, здесь окунусь и все.
– Здесь, на моих глазах, можно, Миша. Только не дальше.
– Я же не маленький, с ребятами эту же реку у нашей деревни переплывали.
– Это с ребятами. Будь осторожен.
Мишка, кивнув, побрел, выискивая место поглубже. Песок под ногами был зыбучий, поставишь ногу, а подводный песчаный вихрь осаживает ее, засыпает и приподнять для следующего шага уже тяжело.
Мишка опрокинулся на спинку, подгребая руками и чуть отталкиваясь ногами. Небеса поглотили его взгляд, заворожили медленно плывущие облака, убаюкали птицы, щебечущие в прибрежном ивняке, укачала теплое течение. Время остановилось. Вдруг Мишка очнулся от осознания того, что мыска, где осталась мать, не видно. Он попытался плыть к берегу, течение не позволяет – сносит на глубину, Мишка понял, что оно сильнее его. Попытался встать на ноги, а дна – не достать.
Страшно не было, просто не верилось, что в это прекрасный день может случиться что-нибудь плохое. Больше всего Мишку беспокоила мысль, что будет ругаться мама. Мысль о матери наполнила глаза слезами.
Мальчик вновь попытался достать до дна, надеясь, оттолкнувшись, получить импульс, но не получилось. К его ужасу он зацепился за что-то шнурком, заменившим в трусах порванную резинку. Мишка попытался оторваться, стал дергаться во все стороны, но, кроме потери сил, ни к чему это не привело. Он пытался освободиться от зацепа, шаря за спиной руками, но при этом сразу уходил под воду. Паника охватила его, к нему пришла мысль, что он сейчас утонет. Ничего не соображая, Мишка наглотался воды и уже смирился с неизбежным. Он пытался кричать, но взахлеб, и крика не получилось. Что-то тянуло его вниз, оно двигалось вместе с Мишкой, но отцепиться от него не хотело.
При очередном выныривании мальчик с криком выдохнул остаток воздуха, жалобный крик пронесся над водой.
– Мама-а-а-а!!! – и вновь ушел под воду, глотая ее в немереных количествах.
Мать, обеспокоенная длительным отсутствием сына, подошла к воде, чтобы посмотреть, где он находится. В это время она не то чтобы услышала, скорее, уловила, почувствовала сердцем вялый крик, похожий на стон.
Она бросилась в воду мгновенно. Наткнувшись подошвой на острый камень, распорола ногу. Не обращая внимания на боль, пронзившую все ее тело, с криком, в несколько гребков, Анна оказалась рядом с сыном, терявшим последние силы. Вода стала заполнять его легкие, и он медленно и безвольно погружался на дно.
Мать нырнула, не столько разглядела, сколько нащупала Мишкино тело, крепко схватив его за волосы, потащила наверх. Однако сил вытащить на поверхность у нее не хватило. Обхватив одной рукой за плечи, она изо всех сил рванулась наверх вместе с ним, тут же почувствовала, что какая-то сила удерживает сына и не дает им подняться наверх. Еще раз нырнув, Анна с ужасом увидела корявую озлившуюся ветку дерева, зацепившуюся как крючком за шнурок трусов сына. Топляк – промелькнула в голове матери. Собрав последние силы, почувствовав внутри себя великую яростную силу, она, поднырнув под сына так, что он оказался у нее на плечах, делая неимоверные усилия руками и ногами, потащила его вместе с тяжелым прицепом на себе. Ноги ее путались в ветках топляка, исцарапавших их до крови. На ее счастье, омут был небольшой, и через минуту она оперлась ногами о твердое дно.
Отцепив сына от зловещего дерева, с трудом дотащив мальчика до берега, Анна стала делать то, что когда-то видела делают с утопленниками. Видеть – одно, сделать самой труднее. Она согнула тело сына, околотив его по спине, потом, повернув его себе, стала нажимать на грудную клетку. Скоро с радостью увидела, как изо рта у того пошла вода. Мокрым подолом платья оттерла лицо сына от тины. Мишка зашевелился, у него появилось дыхание, приоткрылись веки.
Но Анну силы покидали, ноги не держали, она упала на колени, но нашла в себе волю подняться, когда заметила, что у сына появились рвотные спазмы и кашель. Бледная, изможденная, с окровавленными ногами, в мокром дешевом ситцевом платье, мать, когда сын посмотрел осмысленным взглядом вокруг себя, упала на траву и завыла.
Завыла громко, прикусив треснувшие губы. Завыла то ли от боли, то ли от горькой мысли, что еще минуту назад могла потерять своего единственного сыночка.
Этот вой был похож на звериный, он, прорезая солнечно-воздушный сгусток августовского дня, пронесся над ивняком и осокой и слился с водами реки.
Мишка не понимал, что случилось, у него текли слезы и сопли, он еще плохо видел и слабо соображал. Встав на колени перед матерью, всем телом он прижался к ней, вдыхал ее родной запах и шептал.
– Мама, мама, мама, мамочка… Прости меня, я не хотел.
И снова плакал.
С крутого берега бесстрастные сосны и березы с высоты своего положения безучастно наблюдали человеческую трагедию. И только юные березки, под ветром склоняясь друг к другу, перешептывались, дивясь увиденному.
А свидетели – облака поспешно покидали это место, улетали, подгоняемые небесными потоками. Да и чем они могли бы помочь? Только человек сильнее смерти. Только материнская любовь может поспорить и с мощью непререкаемой реки, и с бесовской силой коряги-топляка, и с неотвратимостью судьбы.
Где живет солнце?
Дни последней декады августа, приходящиеся на Успенский пост, особенно нежные, теплые, как парное молоко. Высь – безоблачна, воздух – насыщен благоуханием цветов. О такой благодати можно только мечтать. Деревня пустынна, все на жатве, и взрослые, и дети. У каждого своя работа. Торопится деревенский люд до Хлебного Спаса убрать урожай пшеницы и ржи.
Анна Карнаухова с двумя дочерьми-подростками и пятилетним сыном Мишкой работали возле поворота на кулигу. Здесь комбайн не может пройти. Мешают деревья и корни, протянувшиеся на десятки метров. Такие места обрабатывают вручную. Где-то косой проходят, а чаще серпом.
Анна работала серпом, внаклонку, позади нее двенадцатилетняя Капа вязала снопы, за ней Мила, которой только на днях исполнилось десять, ставила их в «суслоны».
Маленький Мишка вертелся под ногами, мешал работать. В широких шароварах, в синей рубашке, в кожаных чирках[27 - Чирки – обувь, сшитая из одного куска кожи.], он походил на колобок, что катается по полю, подгоняемый порывом ветра. Наконец, устал, притих. Лег на спину и стал смотреть в бесконечное небо.
Подошла мать.
– Миша, не лежи на земле, расстели половичок.
– Я не на земле, на траве лежу.
– Трава мокрая и холодная! Сейчас же встань!
Мишка нехотя приподнялся, мать расстелила половичок, положила сыну под голову свою куртку. Он лег.
Мать глотнула воды, туже завязала платок на голове и, улыбнувшись Мишке, сказала:
– Потерпи, родной, скоро закончим.
Мишка, не отрывая взгляда от неба, спросил:
– Мама, а почему небо голубое?
– Небо? – удивленно переспросила Анна. – Не знаю, сынок. Я ведь не шибко грамотная, читать да писать с трудом выучилась – вот и вся моя учеба. Вырастешь – все сам узнаешь…
– А когда я вырасту?