Вариант номер и другие рассказы

Алексей нажал отбой. Осталось четыре процента. Он смотрел на трубку и в этот момент цифра четыре сменилась на три, а телефон ожил барабанной дробью. На экране загорелось «Папа».

–Алло! Алло, Бать, я приеду! Переночевать надо. Всё потом расскажу, ты же не на дежурстве сегодня?

–Нет, сегодня дома, приезжай! А что случилось? Поругались что ли?

–Бать, нет времени, я потом расскажу, телефон садится, – произнес Алексей и скинул вызов.

Не хотелось ничего говорить, даже отцу, кроме того, он чувствовал себя виноватым и перед ним. Из-за мамы, из-за того, что ему и так сейчас хреново на душе. Придется опять врать, говорить что у него просто скандал из-за любовницы. А отец конечно не выгонит его, выслушает. Но не одобрит, это он знает. За все долгие годы, что они прожили с мамой она была единственной женщиной в жизни отца. И никаких нюансов быть не могло – Алексей был совершенно уверен в этом. Он хорошо знал отца.

С такими неприятными мыслями он зашагал в сторону метро, держа бутылку в руке. Мимо проехала полицейская «гранта», сбавив ход. Алексей видел, как пристально посмотрел на него молодой парень-полицейский, сидящий на правом сидении. Но машина не остановилась, и прибавив ходу, скрылась вдали.

–А у меня даже и паспорта ведь с собой нет – безразлично подумал он про себя, остановился, и еще раз приложился к горлышку. Приятное тепло разлилось по телу, мысли о Марине – не то чтобы пропали, а стали будто немножко дальше, не такими «остроконечными». Сейчас он стал больше думать про Олю. Зачем она так поступила? Ну хорошо, что врать себе, он с ней поступил как скотина, этого не отнять. И она, конечно, имела все основания его возненавидеть. Но при чем семья? Ведь отослав фотографии и переписку Марине, она сделала больно в первую очередь ей! А ведь Оля знала, что Алексей отец, что в семье растет сын!

–Сука она больная, сука, сука!!! – злобно произнес Алексей, и, уже подойдя к метро, еще раз приложился к бутылке.

На входе в подземку на его счастье не было полицейских, и он беспрепятственно прошел в метро.

В вагоне безразличная публика не обратила никакого внимания на мужчину с бутылкой водки в руках. Только пожилая женщина строгого вида, сидевшая напротив Алексея, осуждающе посмотрела на него из-под очков, и уткнулась обратно в томик Донцовой. Алексей стыдливо убрал початую бутылку под куртку и облокотился на боковой поручень.

Ехать было далеко, но хотя бы без пересадок. Он продолжал думать про поступок Оли и чем дальше, тем сильнее злился на нее. Какая-то часть его разума говорила ему, что сейчас за него «думают» около двухсот грамм водки, которые он наспех успел влить в себя. Но поделать он с собой ничего не мог.

Постепенно он начал успокаиваться, потянуло в сон. Он будто отстранился от Оли, и от Марины, и от той каши, которую он, как оказалось, заварил. Хотя если разобраться, заварил её другой человек. Из оцепенения его выдернул женский голос, который произнес название следующей станции. Ему надо было на ней выходить. Он поднялся и не совсем уверенной походкой вышел из вагона. Ноги несли его сами, а в голове крутились мысли. «Что делать? Что сказать отцу? Как быть дальше? Есть ли вообще выход? Привыкнет ли он когда-нибудь жить жизнью другого, по сути, человека, хоть и весьма похожего во всем на него самого?»

По пути Алексею надо было пересечь небольшой сквер. Он остановился около лавочки, вытащил из-за пазухи бутылку. Посмотрел на нее, размышляя выпить ещё, или выбросить так. В результате сделал большой глоток, и сразу швырнул бутылку в урну.

Через несколько минут Алексей вышел из сквера, пересек небольшую улицу и углубился во двор. Вот уже и знакомая с детства девятиэтажка. Он набрал номер квартиры и стал ждать. Отец, видимо, уже заждался его. Домофон почти сразу запищал. Он вошёл в подъезд, поднялся пешком на третий этаж и увидел, что дверь родительской квартиры уже приоткрыта. Он зашел и закрыл её за собой, скинул куртку и попытался развязать шнурки. Это удалось не сразу: неуклюжие замёрзшие пальцы плохо слушались. Отец в это время появился из кухни. Выглядел он плохо, казалось, будто не спал несколько дней. Он молча, и, как показалось Алексею, немного презрительно наблюдал за его потугами разуться. Затем сказал:

–Пошли на кухню. Чаю тебе налью. Разит от тебя Лёш. Ты зачем напился?

Алексей понуро проследовал за отцом и опустился на стул, облокотившись спиной на стену. Отец налил большую чашку крепкого чая, и поставил перед ним на стол.

–Ну, что у тебя случилось?

–С Мариной поругались, она ушла от меня. Точнее, я ушел из дома, – вяло произнёс Алексей.

–Из-за чего поругались? – отец смотрел на него.

–Из-за того, что у меня, оказывается была любовница, – Алексей произнёс это спокойно, будто дело касалось не его лично, а какого-то постороннего человека.

Отец ничего не ответил. Только задумчиво почесал подбородок.

–Сын я не знаю, что с тобой. Но я тебя не узнаю. После мамы и так совсем тяжело. А тут… – отец замолчал. А Алексею стало противно за себя. Он будто слон в посудной лавке, вышел из комы и сразу разрушил жизнь всем, кто окружал Каляева. Жена узнала, что он ей давно изменял. Мать отправил на обследование, с которого она уже не вернулась. Отца сделал несчастным, и сейчас продолжает вываливать на его плечи неприятности.

–Пап, я правда не знаю, что это. Я будто живу в чужом теле. Я не понимаю, как и зачем это получается, – ему захотелось расплакаться, но представив, как мерзко и жалко он выглядит со стороны, он сдержал себя.

–Сын, тебе надо серьёзно лечиться, – отец произнес это, будто подводя некую черту в жизни сына.

–Наверное, я не знаю. Я не верю, что это можно вылечить. И назад уже ничего не вернёшь.

–Но делать то что-то надо. И вообще, ты меня очень неприятно удивил. Я никогда не думал, что ты так поступишь с Мариной. Мне казалось, я тебя правильно воспитал и был хорошим примером.

–Я бы так не поступил, а ОН, он вот поступил, – Алексей внезапно почувствовал порыв злости на «того Каляева», – он, сука, заварил эту всю кашу. Он обманывал жену, а я нет! Да я знаю, со стороны я выгляжу совершенно тронувшимся. Но у меня была другая семья, и другой ребенок. И Марине я никогда не изменял!

–Знаешь, сейчас не надо волноваться. Допей чай и ложись. Завтра же мы обратимся куда нужно. Я не знаю пока, помогут ли тебе, но я за тебя боюсь, – произнес отец и поднялся из-за стола. А Алексей продолжал сидеть, испытывая смесь горечи от того, что даже отец не понимает того, что он испытывает, и стыда за свой срыв.

Отец ушел. А Алексей, медленно потягивая чай, сидел в полутемной кухне. Он на самом деле не видел никакого будущего. Что дальше? Принудительное лечение, которое не даст никакого результата, в этом он был уверен. Друзья и знакомые, которые будут иногда между собой вспоминать его и, понизив голос, будто обсуждают нечто позорное, говорить: «Да, жалко, отличный был парень. Представляешь, попал под машину и тронулся. Раздвоение личности началось или что-то наподобие».

III

Прошло полгода с тех пор, как Алексей стал жить у отца. Других вариантов у него просто не было. Продавать и делить общую квартиру с Мариной он не собирался. Они развелись в начале сентября. Естественно, сын остался с матерью, да Алексей, даже если бы и хотел, не имел бы никаких шансов на воспитание ребенка. Психиатрическая комиссия признала его ограниченно-дееспособным.

С тех пор он наблюдался регулярно у врачей, которые делали свои пометки в карточке и отпускали его «с богом». По сути, никто не понимал его состояния и причин. Физиологически он был в полном порядке, и не существовало никакого научного объяснения его феномена. Летом они с отцом ездили на дачу. Там Алексей старался за работой отвлечься от всего. Но по возвращении в город тяжёлые мысли возвращались к нему снова. Не стоило и говорить, что он уже давно уволился по состоянию здоровья из больницы. Не могло идти и речи о том, чтобы он мог дальше практиковать с «нарушениями психики». По сути, случилось то, чего он боялся. Он стал никому не нужным. Всю свою жизнь идеологией Алексея было то, что во всём должен быть смысл. Теперь же он сам утратил смысл своего существования. Марине и сыну нет никакого прока от бывшего супруга-«шизика», отцу он тоже мало чем мог помочь. От этих мыслей его иногда охватывало отчаяние. И постепенно он убеждался в том, что у него остался всего один выход.

В то утро он, как обычно, проснувшись вышел на кухню. Отец давно ушел на дежурство. Алексей опустился на стул, и, взяв в руки пульт, включил телевизор. Кухню заполнил поток пустой информации. Он стал переключать каналы, пока не наткнулся на документальный фильм про джунгли Амазонии. Крупным кадром показывали какую-то красивую маленькую змейку с яркой окраской. Невероятно редкую и невероятно ядовитую. Вот сейчас она готовилась сцапать ничего не подозревающую лягушку. Алексей отстраненно смотрел на экран и думал. Чем дальше шли его мысли, тем больше он убеждался в том, что этот выход – единственно возможный для него. Ему было совершенно не страшно, наоборот вернулось спокойствие и рассудительность, которые так давно не посещали его. Он только немного удивлялся себе. Год назад расскажи ему кто, что он вот так вот будет сидеть на кухне перед телевизором, раздумывая о том, как наложить на себя руки – он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Алексей всегда считал себя человеком с устойчивой психикой, не склонным к депрессии. Хотя он и сейчас не ощущал себя в депрессии, он просто нашёл выход из положения.

Часы показывали уже двенадцать часов, когда он встал и отправился в комнату отца. Там, порывшись в тумбочке, он нашел ручку. Затем взял с полки большую тетрадь, и отправился со всем этим на кухню. Там он сел за стол. Сначала хотел выключить телевизор, но затем просто сделал громкость минимальной. Фон не отвлекал его. Вырвав из тетради двойной лист, он начал писать, стараясь не торопиться. Почерк его всё-равно получался довольно «врачебным», но во всяком случае, слова было легко разобрать.

Одного листа должно было хватить. Алексей не собирался пересказывать все события, которые подвели его к этой черте. Писал он неторопливо, иногда останавливался, обдумывая каждое следующее предложение. Работа эта заняла у него около 40 минут.

Затем он сложил аккуратно листок, сверху положил ручку, и отправился в ванную. Там он тщательно побрился, принял душ. Затем отправился в свою комнату, и выбрал из своей одежды наиболее приличную пару брюк и рубашку.

Оставалось последнее. Алексей зашел в ванную. Там на стене висел небольшой ящичек, запертый на маленький навесной замок.

Алексей вытащил из кармана ключи, выбрал из связки самый маленький, и отпер аптечку. Внутри аккуратно были сложены лекарства. Дежурный набор: средства от гриппа и простуды, антибиотики, несколько видов таблеток от изжоги и боли в желудке, пару баночек йода и зелёнки, пузырёк с перекисью водорода, бинты и пару упаковок медицинской ваты. За всем этим, ближе к задней стенке ящичка стояло две небольших баночки. На этикетке было название сильнодействующего снотворного. Алексей вытащил обе, сунул в карман пальто, затем аккуратно убрал назад все остальное, что вытащил из аптечки, повесил назад маленький замочек, и защёлкнул его.

Затем он вышел из квартиры, прихватив пакет с мусором. Может это было «детством», но почему -то он не хотел оставлять после себя полным мусорное ведро, раз уж собирается на улицу. Он запер дверь квартиры, а по пути из подъезда затолкал мусорный пакет в мусоропровод.

Он вышел на улицу и направился в сторону магазина продуктов. Около него он остановился, достал из кармана пачку. В ней оставалась последняя сигарета. «Символично даже» – подумал Алексей, щёлкнул зажигалкой и закурил. Дальше он всё уже знал. Сейчас он зайдет в магазин, купит маленькую бутылочку газировки. Пойдет в ближайший двор и сядет на лавочку. Он, как врач, хорошо знает дозировки препарата. А потом он просто уснёт и больше не проснется. Мимо него из магазина выходили и заходили внутрь люди. Небо было чистое, а декабрьский воздух морозным. Алексей сделал последнюю глубокую затяжку, аккуратно затушил окурок и бросил в урну. Затем он зашёл в магазин. Через несколько минут он уже сидел в тихом дворе на лавочке. Земля покрылась небольшим снегом, он и сейчас опускался на землю легкими редкими пушинками, пар шёл изо рта. Алексей Каляев вытащил из кармана первую пластмассовую баночку, высыпал таблетки в руку и пересчитал их. Баночку убрал в карман. Затем открыл вторую, и повторил с ней те же манипуляции. «Этого хватит. Гарантированно хватит, даже на двоих человек этого хватило бы» – подумал Алексей. Держа таблетки в одной руке, он зажал между колен бутылочку колы и отвернул крышку. Затем спокойно отправил содержимое ладони в рот, и большими глотками запил таблетки ледяной газировкой.

Через двадцать минут он уже спал, повалившись боком на лавочку. Несколько человек прошли мимо, наверняка решив, что приличного вида «товарищ» перебрал, даже не дождавшись вечера. Снег тем временем усилился, и снежинки опускались на лицо Алексея. Они сразу таяли, прикасаясь к пока ещё тёплой коже.

Часть III

Сколько он пролежал тут? Если бы ему сказали, что час, он бы поверил. А если бы сказали, что год – то поверил бы тоже. Сознание постепенно выныривало из небытия. Он ощутил сначала какой-то шум. Прислушивался. Постепенно далёкий и непонятный шум стал более и более узнаваемым. Это дождь. Сильный дождь так обычно стучит по окнам и подоконникам. Затем и его обоняние стало улавливать запах озона в воздухе. А ещё запах больницы и лекарств, который он бы никогда ни с чем не перепутал.

Он помнил всё что с ним происходило до этого. Помнил, как уже лежал в этой самой палате только придя в сознание после того, как его сбила машина. Дальше отчётливо помнил всю череду непонятных и необъяснимых фактов, которые открылись перед ним. Факты, которые в конечном итоге привели его на лавочку перед подъездом с пригоршней таблеток в одной руке и бутылочкой колы в другой.

Он лежал и ждал, что будет дальше. Рано или поздно в палату зайдёт медсестра и увидит, что он пришел в сознание. Тогда она убежит и позовет врача. Врач придет и будет спрашивать его, слышит ли он и видит ли он её. Огромное дежавю?

Но в этот раз пролежать пришлось довольно долго. Он уже почти заснул снова, когда услышал, как дверь открылась. Он специально попытался повернуть голову. Медсестра заметила это. В этот раз перед тем, как убежать за врачом, она подошла и посмотрела на Каляева. Увидев его открытые глаза, она быстро вышла и вскоре её шаги затихли в коридоре.

Как и в тот раз, врач появилась очень быстро. Действительно, она слово в слово повторила свои вопросы о том, видит ли он её, слышит ли. Затем ущипнула сильно за ногу, но в этот раз скорее для себя произнесла «и чувствительность конечностей не нарушена!»

Затем она встала, и, обратившись к нему, сказала: «Алексей, вы очень везучий человек – можно сказать чудо, что вы так быстро вышли из комы, и у вас похоже, не останется никаких последствий после травмы!»

Затем она распорядилась, чтобы медсестра ввела снотворное. Алексей уснул, размышляя о том, что же будет дальше.

Проснулся он снова от того, что кто-то слегка тормошит его за плечо. Открыв глаза, он увидел отца. На этот раз положение его тела было намного удобнее. Он как и в тот раз, полу-сидел на койке. И к своей огромной радости обнаружил что во рту нет трубки, и повязка больше не мешает ему открывать рот.