Вариант номер и другие рассказы

–Ты же бросил, Димон! – ответил первый из мужчин, однако протянув ему открытую пачку.

Второй мужчина молча вытащил сигарету, взял из рук первого железный прут и так же прикурил от раскаленного конца. Затем положил прут на мангал, затянулся дымом и произнёс:

–Для Маринки бросил, а знаешь, как на природе так душевно выпили – тянет чёрт его бери. Я так, только иногда.

–Знаю я твое иногда.

Они молча курили, а сумерки постепенно становились плотнее, далеко на западе догорал золотой закат.

–Петь, ты помнишь какое число?

–Помню. И чего?

–Да нет. Ничего, произнёс Димон, стряхнув пепел, – а вот сейчас, мы взрослые с тобой мужики давно. Тридцать лет прошло. Ты так же уверен, что тебе оно всё не почудилось? Ну понимаешь, может ты на солнце уснул, кошмар там приснился, и все дела. Или тебя украсть пытались и это твоя защитная реакция, что ли?

–Нет Дим. Пускай мне почудилось и приснилось даже. но как же я тогда попал в соседний город, что в сорока километрах, в совершенно незнакомый район? Как, если я и дороги туда не знал в одиннадцать-то лет? Да и не доехал бы я туда сам. Знаю, дико моя история звучит. Поэтому кроме тебя никому и не рассказывал её.

–М-да, ты знаешь, бабушка наша когда умерла, и мы с матерью поехали туда. У тебя сессия была, и ты не смог поехать. Так вот, я взял и сходил туда. То место нашёл, о котором ты говорил. Нашёл я тот забор. Сад за забором действительно там был. Совершенно как ты описывал. И знаешь, обошёл я участок, калитка о которой ты говорил, заперта была и дорожка не протоптанная. А потом я нашёл и подъездные ворота. Там сторож сидел. С ним поговорил, выяснил что здание это, и вся территория принадлежат институту земледелия. Там у них экспериментальный сад, выводят и колируют разные сорта яблок.

–Ну так Дим, ты в каком году был там? Бабушки не стало, когда мне двадцать было, это девять лет прошло! Я, конечно, сам не верю, что я Распутина видел. Но и не сон это был. Знаю я это. Чувствую.

–Так оно всё верно, Петь. Только вот сторож сказал, что сад этот еще с сороковых годов там высажен, и селекционеры там работали всегда, и в восемьдесят седьмом тоже, и он сам там всю жизнь проработал до пенсии, а потом сторожем устроился.

–Не веришь получается мне?

–Верю, – задумчиво произнёс Димон, – странноватый мне тот сторож показался, нехотя так говорил со мной, будто следит кто-то за нами. Да и сад сам – не похоже, чтобы в таком запустении содержали его селекционеры. Жутко мне как-то там было, прямо хотелось уйти поскорее. Странное какое-то было чувство. Неприятное чувство…

– А велик мой ты зря всё-таки бросил, я ж тебе говорил, прибью если профукаешь его! А ты один фиг профукал. И сам понимаешь, что мне потом отец сделал, как узнал, что я тебя одного отправил гулять, – добавил Димон после долгой паузы, затем улыбнулся и обнял брата за плечо.

Мужчины побросали окурки в тлеющие угли, и молча неспешным шагом направились к палатке.

31.08.2018

С небес на землю

Капитан Джеймс Юн вышел из здания первого методистского госпиталя в Далласе, штат Техас. Хотя на часах не было ещё и 10 утра, солнце уже начинало припекать. Подойдя к припаркованной на стоянке белой Тойоте модели “Приус”, он с облегчением скинул на заднее сиденье пиджак и толстую папку, снял галстук, и сев в машину, сразу же выкрутил ручку кондиционера в крайнее положение.

Приятные струйки холодного воздуха обдували его лицо. Он на несколько секунд прикрыл глаза. Затем он пристегнулся, и аккуратно выехал с парковки. На заднем пассажирском сиденье лежала увесистая папка – подшивка результатов медицинских исследований за последние 10 лет его жизни. И последней записью, сделанной полчаса назад было заключение комиссии о его непригодности к полетам в качестве члена экипажа коммерческого самолета.

Сейчас предстояло ещё многое обдумать, позвонить друзьям, организовать небольшой прощальный вечер с барбекю. Но что могло бы показаться удивительным постороннему наблюдателю, капитан Юн испытывал небывалое облегчение, почти радость.

Хотя современная медицина достигла огромных успехов, она всё ещё не в состоянии заглянуть в душу человека, прочитать его мысли. И если тщательно подойти к вопросу – практически невозможно выявить какие-либо отклонения у человека, даже если эти отклонения очень пугающие. Капитан Юн знал это не понаслышке.

А началось всё с одного сна. Ему снилось что они летят из Нью-Йорка в Лондон, он почему-то точно это помнил, помнил даже расчетное время прибытия в столицу Британии, номер рейса и остальные данные. Его коллегой в кресле справа летел Килиан Бессон, опытный пилот, который готовился стать таким же командиром на Боинг-777, как и сам Юн. Он помнил во сне отчётливо, как Бессон сказал, что выйдет в салон «проведать девушек» на несколько минут. На самом деле Юн отлично понимал, что Бессону просто нужно в туалет. И как только Бессон вышел и закрыл за собой дверь, Юн переводит ручку в положение «всегда закрыто» – таким образом снаружи попасть в кабину становится невозможно.

Дальше он уже знал, что делать – с его опытом для отключения автопилота не нужно больше 10 секунд. После этого он переводит ручки управления тягой обоих двигателей в положение взлётного режима. Затем резко отдает штурвал вперед-вправо, и машина весом больше трёхсот тонн устремляется вниз, одновременно заваливаясь на правое крыло с отрицательным углом тангажа. А внизу простирается бесконечная синяя гладь океана. Вскоре после начала снижения Бессон пытается открыть дверь, введя код. Но дверь не открывается. Он стучится, сначала в голосе его озабоченность, которая быстро переходит в откровенный ужас. Бессон профессионал, он быстро понимает, что происходит. Или догадывается. А в кабине тем временем включается система предупреждений. Резкий и неприятный электронный голос предупреждает о достижении предельной воздушной скорости. Затем включается ещё одно предупреждение о слишком быстрой потере высоты. А водная гладь всё ближе и ближе. В самом конце Юн чувствует нарастающую вибрацию – судно достигает скорости 1 маха и начинает разрушаться. Юн смотрит на наручные часы – они показывают половину первого по Нью-Йоркскому времени. Последнее, что он успевает подумать – фраза которая почему-то бесконечно-успокаивающе действует на него «Ну вот. Для тебя это всё закончилось».

Он вскакивает в холодном поту в постели. У его ног просыпается ирландский сеттер Майло и смотрит на хозяина умными глазами, будто прочитал мысли хозяина.

А Юн выходит на кухню, набирает из-под крана стакан воды и жадно его выпивает. Затем садится за стол и долго смотрит на часы, просто наблюдая как проделывает свои прерывистые движения по кругу секундная стрелка. Капитан Юн понимает – сегодня ему больше не уснуть.

Хотя если разобраться, началось всё намного раньше. Жизнь стала становиться хуже и гаже три года назад. Капитан Юн всегда вёл умеренный образ жизни, и за многие годы им с женой удалось накопить приличную сумму – они хотели путешествовать на пенсии, как и большинство американского среднего класса. Но к своему несчастью, Юн имел в своей натуре как ему тогда казалось «коммерческую жилку настоящего американца» и буквально чувствовал, что должен провести некую операцию, вложить свои сбережения в «большое дело» – иначе не будь он настоящим американцем, если не может заставить деньги начать работать. Так он считал, когда вложился в новый, но перспективный проект по разработке сланцевого газа. Естественно, Кэтрин, своей жене, он ничего не сказал. Поначалу дела шли неплохо, за первые полгода акции уже подросли в цене на пятнадцать процентных пунктов.

А после грянул гром – правительство приостановило финансирование разработок, сочтя это малорентабельным. Экологи и «зеленые» не преминули сразу же высказать своё мнение. Акции стали таять в цене с каждым днем. В итоге к концу первого года состояние Юна уменьшилось вдвое. Когда ещё через год ему удалось скинуть наконец акции компании, из скопленных за долгие годы и вложенных двух миллионов осталось немногим больше трёхсот тысяч. Это было фиаско. Крах американской мечты Джеймса Юна. А самое неприятное то, что Кэтрин ни о чём не подозревала.

Около двух месяцев Джеймс молчал. Но когда жена вскользь упоминала о том что скоро они, наконец, смогут себе позволить первый за много лет совместный отдых где-нибудь в райском уголке планеты, например Мальдивы или Таити – его так и подмывало взять и признаться во всем.

В один из таких вечеров он так и сделал. И всё кончилось быстро и ошеломляюще для Джеймса Юна – Кэтрин ушла от него. Джеймс понимал её негодование и расстройство, понимал и её разочарование. Но всё таки он не ждал, что она после этого уйдет. Он заблуждался.

С тех пор жизнь потеряла яркость и смысл. Он был не из того рода людей, кто давал волю чувствам, так что даже близкие друзья не догадывались насколько подкосила его утрата почти всего состояния и распад семьи. А теперь начали сниться такие вот сны.

Здоровье в свои 53 года он имел ещё вполне хорошее и мог бы минимум пять лет занимать левое кресло большого самолета, летающего между континентами. Да что говорить, если прикинуть его расходы и получаемую зарплату, он мог бы ещё успеть скопить не на одну поездку на Таити к своим шестидесяти годам. Но что ему было там делать одному?

Он продолжал летать. И после того сна всё шло хорошо, больше кошмары его не мучили. Но всё изменилось три недели назад, когда он получил расписание на ближайшие рейсы. Предстоял перелет в Лондон и затем на следующий день обратно. Второй пилот – Килиан Бессон. Юн просмотрел расписание, и отбросил бредовую мысль о совпадении со сном. Но какой-то тревожный звоночек впервые зазвонил в его голове.

Наступил день вылета. Стандартные процедуры в аэропорту, медосмотр, подготовка к вылету, загрузка самолета. Уже после буксировки от терминала началась гроза. В итоге почти час пришлось ждать в растянувшейся очереди на взлёт. Наконец дали разрешение на руление. Когда они взлетели и «взобрались» на эшелон, Бессон включил автопилот. А Юн сам против своей воли проиграл в голове схему его быстрого отключения.

Бессон о чём-то разговаривал, но Юну было трудно сконцентрироваться – отвечал он кратко, так что вскоре коллега понял что капитан либо не в духе, либо занят какими-то своими соображениями.

После получаса в тишине Бессон отстегнулся со словами:

–Пойду я проведаю девушек!

После того как он вышел из салона, Юн уставился на панель отключения автопилота. То, что он ощущал было сродни временному помешательству, он знал, что будет дальше. Его преследовало стойкое ощущение дежавю. И ещё он время от времени смотрел на стрелку часов – они показывали двенадцать-двадцать пять. Секундная стрелка медленно, но неумолимо ползла. Еще тридцать секунд, много– минута, и Бессон вернется за штурвал. Капитан Юн внезапно быстро развернулся, встал с кресла и повернул ручку кабины пилотов в положение «всегда закрыто».

Затем вернулся за штурвал и уверенно нажал необходимые кнопки на панели. Электронный голос дежурно произнёс: «Внимание. Переход в ручное управление» – загорелось табло «автопилот отключен».

Юн сидел, сжав руку на ручках управления двигателями. Ладонь моментально вспотела, стала скользкой. Оставалось сделать всего два движения: перевести двигатели во взлетный режим, и затем сильно надавить изо всех сил на штурвал вниз и вправо, направив самолет вниз. В висках стучало.

Капитан Юн внезапно и очень ярко вспомнил один момент из своего детства. Тогда он был ещё мальчишкой двенадцати лет. Со сверстниками они носились по улицам на окраине Монтгомери, что в штате Алабама, его родном городе.

Стоял жаркий летний день, такой, в который взрослые прячутся в тени домов, включают вентиляторы, торговцы закрывают магазинчики и лавки, улицы пустеют. И только неугомонные мальчишки остаются на улице в поисках приключений.

В тот день они на велосипедах выехали к заброшенному складу на окраине, там у них была своя «секретная база», а неподалёку проходила железная дорога.

Они часто развлекались, подкладывая на пути мелкие монеты, гайки и прочие мелкие предметы – у Джеймса было полно таких расплющенных артефактов.

Вот и в этот раз они побросали на «базе» свои велосипеды, набрали гаек и шурупов, и быстро положили их на рельсы. Их было четверо. Заводилой в компании был Мейсон. Ему уже было четырнадцать. Он обладал неоспоримым авторитетом, который всегда был готов отстоять кулаками. К тому же все знали, что Мейсон крутой, он дружит с Мэри-Луизой, шестнадцатилетней глуповатой блондиночкой из очень бедной семьи. Так же все знали, что они ходили пару раз в кино, и как утверждал Мейсон, она разрешала ему немного потрогать её «именно там». В том возрасте им это казалось пределом крутости. В общем, когда вдали показался дымок поезда-товарняка, который неспешно тащил груженые вагоны, Мейсон вдруг сказал:

–А кому не слабо лечь между рельс? Поезд проходит, и тот, кто пролежит, получает от меня ровно это! – с этими словами он подбросил в воздух и поймал блестящую монетку в один доллар.

Мальчишки молчали.

–Что насчёт тебя, узкоглазик? – обратился Мейсон к Джеймсу.

Джеймса бесило, когда к нему так обращались. Не потому, что это указывало на его азиатское происхождение, а скорее потому, что в ту пору шла война во Вьетнаме. И ни один американский мальчишка не хотел бы хоть как-то ассоциироваться в глазах сверстников с партизанами дядюшки Хо Ши Мина. Что сказать, двенадцатилетнему мальчишке азиатом тогда было быть не круто.

–Давай! – произнес Джеймс – я лягу! – он уже дёрнулся чтобы встать и направиться вверх по насыпи, но Мейсон грубо схватил его за рукав.