Вариант номер и другие рассказы

–Да мы с пацанами пообщаться. Ну ты чего, малой – разговор взрослый, тебе там с нами только скучно будет! Вон погоняй, я тебе даже велик могу оставить свой – сам подрегулируй седло только. А скейт дома бросишь. Баб-Маша спит по-любому, а уж часам к пяти мы вернемся.

–Хорошо, давай велик, – согласился Петька, убирая в кармашек шортов внезапно свалившееся на него богатство.

–Ты только смотри, проболтаешься баб-Маше что я тебя одно гулять послал – люлей жирных дам и не посмотрю!

–А я тогда скажу, что вы с Коляном курили и от вас пахло табачиной в те выходные, когда ты вернулся!

–Ишь! На велик, и сдристнул отсюда! – видно, что Димона уже напрягал этот разговор, точнее то, что в стороне стояли Колян-черва и Толик – местные друзья Димона. И ему неловко было «мамкаться» при них с младшим братом.

Петька взял слишком ещё тяжелый для него велосипед за руль, и выставил подножку, чтобы опустить седло. А Димон направился к компании, которая ждала его.

–И понял, чтоб ни слова баб-Маше, а то пожалеешь! – крикнул, уходя брат.

И так – Петька остался один на жаркой улице небольшого райцентра. За пару минут он подрегулировал и затянул винт под седлом велосипеда. Скейт закрепил сзади на багажнике, ему не хотелось рисковать, заезжая домой. Можно было бы, конечно, бросить большой и не очень удобный велосипед брата вместе со скейтом, и взять свой, поменьше. Но велик шанс что бабушка не спит и думает, что он гуляет со старшим братом. А в кармане приятно позвякивали денежки. Жизнь казалась Петьке открытым морем, полным прекрасных и неведомых приключений. Он лихо вскочил на велосипед и помчался, огибая ямы на дороге, в сторону небольшого магазина.

Через 10 минут он уже сидел в тени козырька подъезда одной из немногих многоэтажек их городка. Сладкий огромный ванильный рожок потёк и несколько сладких капель упали на асфальт. Около них уже крутилась пара ос. Петька аккуратно передвинулся на метр от места, где пролилось мороженое, и продолжил наслаждаться своим рожком. После покупки в кармане всё ещё насчитывалась приличная сумма – хватит на два таких же мороженых, или на два поменьше и бутылку лимонада. Он ещё не решил.

Времени было всего половина третьего. Димон наверняка пошел с пацанами в их место. Где они тусуются – Петька пока не знал, брат никогда не пускал его с собой. Наверняка будут болтать о девчонках, машинах и прочих взрослых вещах. Видимо он и вернется примерно к пяти. Так что время есть.

Доев рожок, Петька огляделся и кинул бумажку прямо под ноги. Родители всегда учили его не мусорить. Но сейчас хотелось делать всё именно не так, как говорили родители.

Петька встал, снял с подножки Димонов велосипед, оседлал его и помчался обратно в старый город в сторону бабушкиного дома. Дом их располагался на небольшой улочке, идущей с запада на восток. Она носила совершенно непонятное, но заманчивое восточное название – Ферганская улица. От неё отходили к северу несколько живописных маленьких переулков, многие из них даже не были заасфальтированы.

Покрутившись пару раз вперед и назад по своей улице, Петька понял, что тут скучно, ловить нечего, солнце печёт, да еще велик шанс встретить соседку Тетю-Галю, которая всегда лезла не в свое дело. Эта сразу бы стала выспрашивать, куда девался Димон, почему Петька один катается на его велике, а там, не ровен час, и разболтала бы вечером все бабе-Маше.

Так что, проехав ещё раз улицу в направлении с востока на запад, Петька свернул в один из живописных переулков. Он носил название совершенно непонятное Петьке. На домах висели таблички «Пер. Зимний». Еще параллельно этому переулку были Ключевой, Весенний, Летний. Но Зимний казался самым загадочным. Проезжая его часть была настолько узкой, что деревья с противоположных участков соприкасались ветвями сверху, создавая коридор из тени. И в тени этой было нечто загадочное и манящее, во всяком случае, для мальчишки одиннадцати лет.

Петька, как взрослый, катил на большом велосипеде брата с по неасфальтированной спокойной улочке, а в кармане приятно звенели монеты. Проехав недлинный Зимний до конца, Петька попал на большой пустырь. Через который шла протоптанная тропинка. Но места дальше были ему незнакомы, а мама всегда говорила, чтобы они с братом не заходили туда, откуда могут не найти дорогу назад.

Так что Петька прокатился через пустырь, и вернулся на свою улицу по Ключевому переулку. Назад ехать было намного труднее, потому что переулки все шли под откос от улицы, на которой был дом бабушки. Вспотев, Петька всё-таки докрутил педали да знакомой улицы, проехался немного, развернулся и опять углубился в Зимний переулок. Педали практически не нужно было трогать, знай только объезжай колдобины на неасфальтированной дороге. И вот он опять оказался на пустыре. Солнце сильно припекало, и стоять здесь смысла не было совершенно никакого. С другой стороны, опять пыхтеть в горку, чтобы вернуться назад – смысла не было тоже.

Петька слез с велосипеда, поставил опять его на подножку, и попытался подрегулировать и руль, вслед за седлом. Однако винт был затянут так туго, что сил открутить его не хватало. Он присел на корточки около велосипеда и уставился на пустырь и тропинку ведущую через него. За пустырем видно было крыши таких же маленьких одноэтажных домов, как и в Зимнем переулке, где-то там, с той стороны пустыря, проорал свою однообразную песню петух. Петька поднялся, оглянулся, и увидел, что из переулка к нему нетвердой походкой шагает какой-то пьяный мужик. Не то чтобы Петька испугался, но мужик что-то нечленораздельно промычал, и желания чтобы он к нему подходил, у Петьки не было никакого. Он мастерски одной ногой задвинул вверх лапку, на которую опирался велосипед, вскочил в седло и припустил по тропинке через пустырь. «Да мама говорила, не ездить туда, где не были. Но дорогу то назад я помню – что тут сложного: обратно через пустырь и в любой из переулков. Тут все настолько рядом, не то, что у нас там в Москве. К тому же тут каждый домик и переулок особенный – перепутать нельзя!» – так размышлял Петька, катясь и подскакивая на кочках. Мужик естественно, остался далеко позади, в самом начале тропинки. Да и никаких попыток догонять Петьку он не предпринимал.

Доехав до конца пустыря, Петька обнаружил непредвиденное препятствие. Пересекая тропинку, по краю пустыря тёк довольно широкий ручеек. Кто-то из местных предусмотрительно положил несколько больших камней, пару кирпичей, по которым запросто можно было перейти ручеек не замочив ноги. Но это если без велосипеда. А как быть с довольно громоздким великом Димона? Петька сразу понял, что проехать через ручеек он не сможет, наверняка свалится и тогда промокнет весь, да ещё и велик шанс расшибиться. Оставалось два варианта: либо возвращаться назад, либо переходить вброд. Назад не хотелось, к тому же не понятно куда делся тот пьяный мужик. Да и сразу за ручейком проходила небольшая, но заасфальтированная улица. Петьке было интересно и хотелось прокатиться там, где он никогда не бывал раньше. Так что он взял за руль велик и шагнул в ручей. Вода была очень холодной, но благо, идти по ней было всего несколько шагов, да и течение было слабое. Замочив ноги чуть выше, чем по щиколотку, Петька наконец выбрался на тот берег и втащил велосипед. В пыли остались мокрые следы от колес. Потопав ногами в лёгких сандалиях, Петька оседлал своего железного коня, и неспешно поехал по улице. Сзади посигналила машина. Петька съехал вправо и его обогнал допотопного вида фургончик «Москвич». А Петька поехал за ним, стараясь как можно дольше не отставать. Но через какое-то время всё равно отстал. Он видел, как вдалеке машина свернула налево. Доехав до перекрестка, Петька увидел, что улица, по которой он ехал, сворачивает налево, а прямо продолжается только в виде совсем узкого переулка. Он не раздумывая поехал прямо. Переулок оказался ещё более тенистым и тихим, чем Зимний, что около его дома. И не в пример более длинным. Петька медленно катил, озираясь. Справа шли домики и ворота, некоторые из домов были настолько низкими, что окна были буквально на уровне улицы, может на каких-то двадцать сантиметров выше. Ворота многие были покосившиеся, у кого-то на участке слышно было, как стучат топором. А слева домишки быстро закончились, и начался длинный кирпичный забор. Кладка была отсыревшей, около фундамента во многих местах штукатурка осыпалась, открывая взгляду темно-коричневые кирпичи. Хотя забор и был невысоким, но по верху он был защищён остроконечными металлическими шипами, между которыми вились лозы дикого декоративного винограда. Что-то необычное, загадочное было в этом заборе. И было очень интересно, что же находится с той стороны. Но заглянуть не представлялось никакой возможности. Петька проехал вдоль забора, в конце, как оказалось, переулок заканчивался тупиком. Петька развернулся и вновь поехал назад. Любопытство не давало ему покоя. Теперь он уже не смотрел налево, в невысоких домиках и покосившихся заборчиках не было ничего необычного и интересного. Его занимала стена из кирпича, увитая диким виноградом. Он обнаружил, что тянется эта стена примерно на двести метров. Доехав до конца её, Петька увидел небольшую тропинку, которая сворачивала с переулка и дальше шла вдоль стены. Он спешился, и взяв велосипед за руль, пошел по этой тропинке. Было немного жутковато, но, с другой стороны, очень интересно, хотя бы краешком глаза заглянуть за этот забор. И вскоре его любопытство было вознаграждено. В заборе была проделана калитка из толстых металлических прутьев, покрашенных зелёной краской. Краска была настолько старой, что хлопьями вздулась на металле, явно было видно, что калиткой не пользовались по крайней мере несколько лет. Тропинка, которая некогда вела к этой калитке, уже полностью заросла. Петька осторожно прислонил велосипед к забору, и выглянул из-за стены. Ничего особенного за калиткой он не увидел. Дорожка от калитки вела вглубь территории, ограждённой этим забором. Такая же заброшенная и заросшая. Вся территория была засажена деревьями, и видно было, что за этим садом давно никто не ухаживал: ветки многих деревьев обломились, и лежали наполовину на земле, между деревьями вырос бурьян почти в две третьих Петькиного роста, а многие из самих деревьев засохли. В основном это были яблони.

После, спустя неделю, Петька не смог бы себе объяснить, какая сила тянула его, но он отпрянул от калитки, почему-то в висках застучало, ему было жутковато, но очень интересно. В обычных обстоятельствах он ни за что не решился бы проникнуть в этот сад. Но в тот момент он был будто одержим. Аккуратно взяв велосипед Димона, он положил его около забора, и, как мог, замаскировал его травой. После этого снова выглянул из-за края забора. В саду всё было так же тихо и безжизненно. Только большая птица, названия которой Петька не знал, вспорхнула и полетела, оставив после себя слегка покачивающуюся ветку. Щели между прутьями были достаточно узкими, и взрослый не смог бы протиснуться между ними. Но для одиннадцатилетнего Петьки, к тому же довольно щуплого для своих лет, это не составило большого труда. Проникнув в сад, он инстинктивно присел, чтобы полностью скрыться в траве. Не похоже, чтобы тут кто-то за ним следил. В висках теперь стучало отчётливо и намного сильнее. «Собаки!» – подумал Петька и застыл на месте, будто уже увидел или услышал их лай. Он живо представил себе, как по этому огромному участку носятся, не привязанные, огромные овчарки, готовые загрызть любого, кто сунет свой нос куда не следует. А Петька понимал, что именно он сейчас тот, кто действительно сует свой нос туда, куда не следует.

Просидев в оцепенении несколько минут, Петька всё же стал аккуратно, по возможности – бесшумно пробираться по тропинке. Ничего необычного вокруг не происходило. В кронах яблонь возились и иногда кричали птицы, над травой жужжали мухи, носилась в свете солнечного луча мошкара. Пробираясь аккуратно, готовый в любой момент кинуться наутек, Петька наконец увидел перед собой небольшую поляну, на которой не было деревьев. На ней стоял двухэтажный старый дом, очень зловещего вида. Весь неухоженный, такой же, как и калитка, через которую Петька пробрался на участок. Окна второго этажа были наглухо заколочены досками, козырек крыши от ветров и непогоды отошел, кое-где на крыше не хватало кусков черепицы. Дом стоял на высоком добротном фундаменте, а от высокого крыльца, хотя и такого же неухоженного, как весь дом, вела дорожка и ей явно иногда пользовались. Травы на ней, во всяком случае, не росло. Окна первого этажа, хотя и не были заколочены, но стёкла в них были покрыты толстым слоем пыли, а деревянные их рамы рассохлись и полностью лишились краски.

Петька разглядывал странный и жутковатый дом довольно долго, пока вдруг не сообразил, что кто угодно, находясь в доме, мог так же отлично разглядывать его. Он в ужасе пригнулся, буквально лег в траву. Потом аккуратно отполз назад, и приказал себе успокоиться. Если бы его заметили, наверняка, кто-то бы уже вышел из дома и попытался его поймать или хотя бы прогнать. По всей видимости, хозяев (или тех, кто тут бывал) не было на месте.

Через несколько минут, осмелев, Петька аккуратно пробрался к другой стороне дома. В этом месте трава и деревья практически вплотную подходили к стене странного дома. Петька рывком пересёк двухметровый участок, где его не скрывала трава, и присел у стены. Несмотря на жаркий день, стена была прохладной. Петька вытер со лба пот, который того и гляди, норовил попасть в глаза. Мимолетно и будто из далека мелькнула мысль «вдруг велик свистнут? Что я тогда скажу Димону, бабушке? Чёрт – придется наврать что отняли!»

Около того места, где притаился Петька, было оконце в полуподвальное помещение. Заглядывать в него Петька не решился. И потому тихонько стал красться вдоль стены к углу дома, и вдруг замер. За то время, пока он пробирался к фасадной части здания, с другой стороны, кто-то вышел из дома. По разговору их было двое. Один голос был обычным мужским. Говорил он громко, напористо, и в нём звучали нотки иронии. А вот второй голос – такого голоса Петька никогда в жизни не слышал. И был уверен, забыть его уже не получится никогда. Голос был будто старушечий, скрипучий, но при том громкий. Он не мог бы сказать кто это – мужчина или женщина, но определенно, голос принадлежал не просто старому, а совершенно древнему человеку. Да и выражался он как-то старомодно, такими словами, что некоторые Петька не мог понять, хотя слышал разговор четко.

–Так ведь мне же вы, окаянные, кости тленные тащите чуть не каждые двое дней, и всё требуете мол «Скажи, старче, что ты видишь!» – я уж и вижу туманно всё. Не уйметесь вы никак, нет на вас креста будто. Тьфу! Всё злато свое жаждите отыскать!

–Креста и правда, нет, – перебил его второй собеседник. -А вам, между прочим, условия мы создали близкие к тем, о каких вы нас и просили. Даже электричество не стали проводить сюда. Уж что человек наш в доме постоянно дежурит – будьте любезны понять. Как говорится, доверяй, но проверяй.

–Да и хай бы человече ваш служивый тут сидел, мне он не помеха совершенно. Благо сидит да книги читает наверху, где светло ему. А вот чем вы кормите, тьфу на вас! Только и вижу что кровь со скотобойни тащите, свиную, от ней у меня силы совершенно нет даже и ночами. И живот болит еженощно.

–Ну а что вы прикажете? Вам может, начать девственниц сюда поставлять или может, кровь человеческую? И так мы по вашему случаю особыми секретным приказом часть донорской крови изымаем. Даже из Москвы везти приходится. Но большего от нас не ждите. Не нравится – так покушайте, вон, яблочек в конце концов!

–А кости ваши, что вы мне опять полон мешок притащили – никуда они не годные. Трогал я их, беседовал ночь всю темную с ними. Да, а что толку. Страдания много в душах тех, я вам скажу!

–А подробнее отсюда давайте! Что за страдания то?

–Да вам оно что? Без интересу всё это будет. Вы же сами недалече ушли от тех мучителей. Не будет многотерпевшей земле этой миру, и счастью не будет народу, покамест такие как вы изуверы правят.

–Ну это вы зря так, – голос на момент умолк и Петька услышал, как чиркнули спичкой, – мы с вами довольно лояльны. Сами вспомните, как вас немцы заставляли на них работать. Чесночного экстракта вам распылят в камеру. Свет яркий на пару-тройку часов включат. И потом уже препараты дают. “Нате мол, говорите, что это, чьи останки, и что знал человек!”

–Так я им, иродам, ни слова правды и не говорил, тьфу на них, басурман неправославных!

–Верю. Говорили бы – при товарище Сталине и не посмотрели бы на ваши особенные способности, как и прочих врагов народа и предателей, в расход отправили бы.

–Экий он смелый! В расход, говоришь? Меня дюже хотели в расход еще при Царе-батюшке отправлять. Да не сумели черти. Не было у них на Григория управы, и силы такой чтоб веру во мне святую загубить – не было. Верою я и спасался, и сейчас токмо ею и жив, хотя годов мне без счёту!

–Вы значит, пустой разговор про свою веру прекращайте. По образцам, что я вам вчера привёз от вас жду записи. Нам известно доподлинно что останки принадлежат поручику Березуцкому и штабс-капитану Павлову. Двое этих граждан расстреляны по приговору полевого трибунала в двадцатом году, и есть большие основания полагать, что знали они много о судьбе интересующих нас вещей. Особенно Павлов. Он служил в охране Колчака, мог он многое знать. А насчет страданий, это вы, Григорий Ефимович, оставьте при себе – нам факты нужны, а не эмоции.

–Тьфу на вас! Условия говорит они мне сделали. "Мол, живи свят-старче в доме, никто не побеспокоит тебя тут!" А что с тобой наш разговор сейчас уши чужие слышут, хоть догадываешься? – проскрипел старик.

До Петьки не сразу дошёл смысл этих слов, а когда дошёл, было уже поздно. Из-за угла дома шагнула высокая фигура в длинном одеянии из грубой серой ткани. Из-под длинных рукавов видны были костлявые и невероятно ссохшиеся руки. А лицо этого чудовища было больше похоже на обтянутый желтоватой бледной кожей череп. И только глаза на нём были живыми. Смотрели они на Петьку умным, блестящим взглядом, и будто смеялись над ним, было в них что-то даже задорное. А Петька сжался и оцепенел. Надо было вскочить и бежать наутёк, неважно куда, но подальше от этого жуткого деда. Но его будто сковало оцепенением. Он не мог пошевелиться. «Вампир!» – последнее что успел подумать Петька, когда костлявые руки схватили его и подняли за плечи.

Очнулся Петька в большой белой палате. Пахло противно – больницей и лекарствами. Казалось, он всё это видел во сне. Над ним склонилось мамино лицо. Петька слабо пошевелил головой, а мама погладила его по лбу.

–Испугал же ты нас! Как ты туда попал? Потом всё расскажешь! Господи, как же страшно было, – мама смахнула с глаз слезинку платком.

«Нет ни за что не расскажу. То, что я там видел – они все-равно мне не поверят, так ещё и накажут сильнее!» – решил Петька. А потом как молния в ночном небе, в голове сверкнула страшная мысль, всего в одно слово: «велосипед!»

–Ма, – слабо позвал Петька.

–Что сыночек?

–Ма, а велик то нашли, Димкин?

–Спи сынок, нашли, всё хорошо. Главное ты нашелся.

Ничего рассказывать Петьке не пришлось. Да он ничего бы и не вспомнил после того, как его схватил за плечи тот ужасный дед.

Ниже приводится выдержка из журнала патрульно-постовой службы милиции города N-ск за девятнадцатое июля одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года:

«…В восемнадцать часов сорок минут патруль в составе с.-та Кашина и мл. л.-та Калиниченко при патрулировании городской территории в районе пересечения улицы им. 40-летия Октября с ул. героев-Панфиловцев обнаружили ребенка без сознания. Признаки кровотечения из носа. Возраст примерно 10 лет. Светлые волосы. Одет в синие шорты, кожаные сандалии, футболка белая в полоску. Наряд вызвал бригаду скорой помощи. До прибытия врачей пострадавшего осмотрел мл. л.-т Калиниченко и пришел к выводу что имеет место тепловой удар. Ребёнку была оказана первичная медпомощь, после чего он был перенесён в тень, где и оставался до прибытия бригады скорой помощи. Видимых травм на теле не обнаружено…»

Эпилог

Высокий худощавый мужчина в охотничьих штанах и ветровке железным прутом помешивал угли в мангале. В стороне около большой палатки слышались разговоры, смех и детские голоса. Мужчина вытащил из нагрудного кармана пачку «Парламента», и прикурил от раскаленного до красна прута. Сзади к нему подошёл второй мужчина, ниже ростом, но более упитанный и бритый налысо. По виду – почти одного с ним возраста.

–Дашь сигарету? – произнес он.