Тайна Элизабет

– Но у меня есть одна важная просьба, и мне хотелось бы донести ее до тебя. Слушаешь внимательно?

– Слушаю очень и очень внимательно!

– Мне вообще от тебя ничего не нужно, если честно. Но…

– Что, дядя Нильс?

– Я заплатил своим именем за твою жизнь в Парфагоне. А сколько проблем решил? Не подведи, а?

***

Уже на следующий день сияющая Маргарита отвела Томаса в наполненную детскими криками школу, которая больше напоминала целый город. Там были свои собственные парки, аллеи и площадки для упражнений. Главное здание венчала угловатая башня с черным флюгером в виде петуха.

Образование было таково, что к шестнадцати годам человек получал, за редким исключением, все возможные знания, какие только накопились в пыльных библиотеках Парфагона. После школы не существовало другой учебы. Лишь защитники отечества еще пять лет постигали военное дело в Рыцарской академии.

Однако для Томаса школа стала сложным испытанием. Его привели к детям, которые были на пару лет младше. Педагогический совет во главе с ректором Исааком Ньюртоном постановил, что зачислить селянина в такой класс будет наиболее верным решением, ведь его ровесники уже ушли далеко вперед в своих познаниях.

Вскорости все глумились над пришлым деревенщиной. Его дразнили при каждом удобном случае, коих селянин предоставлял великое множество. Особо насмехались над глупостью «громилы», который не знал даже о фазе. В итоге Томас оказался совершенно одинок, никто не хотел с ним играть. Однако он всегда помнил свое обещание рыцарю. Поэтому каждый день, проглотив все обиды, молча брел в школу. Там селянин со стиснутыми зубами жадно поглощал каждую порцию знаний, тем более что уже знал все буквы.

Трехлетних детей уже учили познанию мира, основам математики и языка, о чем Томас имел хоть какие-то представления. Мало того, он оказался большим знатоком в естествознании, поскольку рос у дикой природы. Однако это были далеко не самые важные уроки. Самым непонятным для Томаса оказался предмет «фазоведение». Многие одноклассники в той или иной форме уже владели фазой, но наиболее важные этапы обучения как раз только начинались.

Если столичные жители с молоком матери впитывали идею фазы, то Томасу было невозможно ее понять. Больше всего его удивляло, как эта огромная область знаний совершенно отсутствовала в его жизни ранее. В его селении никто сроду не упоминал о фазе, а здесь, в Парфагоне, она являлась основой всего. Даже путь в рыцарство был закрыт без нее.

Получается, главной ценностью был сон – ведь именно на его грани фаза захватывала человека. Конечно, Томасу было сложно во все это даже просто поверить.

Однажды утром, когда за приоткрытым окном птицы уже подустали горланить в саду, Томас проснулся и сразу же вспомнил о фазе. Стараясь не двигаться, он приступил к заученным техникам: воображал кручение вокруг телесной оси, трущиеся друг о друга руки, а также бег вокруг беломраморной скульптуры Альберта Третьего, украшающей постамент у главного здания школы. Не получив результат, он попробовал снова закрутиться, снова увидеть руки и снова оказаться у скульптуры. Селянин повторял этот выученный цикл раз за разом – и вдруг увидел свои исцарапанные ладошки, хотя глаза были закрыты!

Как учили, Томас тут же попробовал взлететь. К своему изумлению, он со свистом в ушах по-настоящему воспарил к потолку. Ощущения стали столь кристально ясными, что даже запашок ветхих балок ударил по носу. Дикий ужас овладел разумом селянина. Ему захотелось немедля упасть обратно в кровать, но случайно брошенный взгляд в сторону окна заставил тело уверенно поплыть в его сторону. Учащенно дыша и сжав зубы, Томас пытался за что-нибудь ухватиться, но получалось только царапать потолок. Ни кувырки, ни взмахи рук – ничего не помогало остановить это плавное движение. Потеряв надежду справиться с этим колдовством, он наконец решился позвать Маргариту. Но, едва он набрал воздух, как оказался в проеме окна, и яркое солнце ослепило его.

Вместе с теплом, сочной зеленью и городским шумом куда-то испарился весь страх. Полет стал чем-то простым и будничным, словно Томас каждый день этим занимался. Мало того, все эти ощущения казались родными и жутко знакомыми, хотя он ни за что в жизни не забыл бы такое приключение. И вот, всего за пару мгновений, ужас сменился восторгом, ведь теперь он научился летать. А затем уже восторг тут же уступил место озарению: он ведь может прямо сейчас долететь до вулкана, к сестре!

Однако, как селянин ни пытался вырваться из рук неведомой силы, тянущей его ввысь и куда-то к югу, все его попытки были тщетны. Устав сопротивляться и привыкнув к высоте, он стал разглядывать черепицы крыш и людей внизу. Никто не догадывался посмотреть наверх, а потому его замечали разве что любопытные вороны. Вскоре внизу показались макушки каштанов вдоль длинной аллеи, где оказалось необычно людно для такого времени. Томас даже смог разглядеть ребят из школы, которые играли в догонялки.

Наконец, одна девушка в малиновом шапероне захотела чихнуть. И когда она задрала голову, ее глаза округлились и она завизжала на всю округу. Тут же все замерли и заохали, вскидывая руки кверху. Один рыцарь даже обнажил клинок, а школьники, сверкая пятками, попрятались в кустах. Странное чувство охватило селянина, будто кровь закипела и хлынула ему в голову. Смесь восторга и гордости заставили его сделать непринужденный и серьезный вид. Как раз он понял, куда летел – к замку, к одной из его башен. Внизу уже была главная площадь, и он притворился, что сам летит в нужном направлении. И действительно, ему и самому стало интересно: что же такого было в этой башне? Забыв о зеваках, он устремился к цели.

Подлетев к темному стеклу, Томас увидел в нем лишь свое отражение. Облетев башню по кругу, он не нашел ни одного открытого окошка. Увлеченный загадкой, он обратил внимание на легкий фиалковый аромат, а затем к его плечу кто-то прикоснулся:

– Ха-ха! – раздался звонкий голосок.

Вздрогнув, селянин мигом оказался у себя в кровати, с которой с огромным трудом смог встать. Босиком, в одной пижаме и с выпученными глазами, он выскочил из комнаты и бросился вниз по холодным ступенькам. В светлой столовой, всегда пропитанной ароматом выпечки, уже накрывала стол хозяйка дома. Она была в чепчике и белом фартуке поверх сиреневого платьица.

– Маргарита! Маргарита! – задыхался Томас.

– Что случилось? Доброе утро!

– Я научился летать! Но…

– Вот время пошло: дети раньше учатся летать, чем здороваться.

– Доброе утро!

– Вот, другое дело, – Маргарита поставила последнюю тарелку на белую скатерть, а затем вышла в смежную кухню, утонув в клубах пара: – Так что у тебя там?

– Я только что летал и…

– Вот как! И давно ты так умеешь?

– Первый раз.

Послышались тяжелые шаги, и в столовую в одних панталонах забрел заспанный Нильс. Его массивное волосатое тело со шрамами и играющими мускулами поразило Томаса:

– Ничесе…

– Че за крики? – пробурчал рыцарь, почесывая свой зад. – Мутанты?

– Доброе утро! Наш герой научился летать, – рассмеялась Маргарита, гремя посудой на кухне.

– Хм, вот оно как. Доброе, доброе…

– Это все правда, дядя Нильс!

– Да ну тебя! Не может быть.

– Прямо до потолка взлетел, а потом и до замка.

– Ха, а я-то думаю: кто там по крыше все утро бродит, – подмигнул рыцарь. – Случайно не пробовал попасть в фазу?

– Не получилось.

– Интересно…

– Но зато я научился летать!

Нильс присел на белый стул, отчего застонала мягкая спинка, и посадил рядом Томаса. Потрепав волосы селянина, он с грустью оглядел пустые тарелки вокруг чаши с маслом и кувшина с молоком. Однако уже через миг расплылся в улыбке, когда сестра вынесла кастрюлю вареных яиц и корзинку со свежими булками.

– М-м-м… – закатил глаза воин. – Томас, мне кажется, мы должны тебя поздравить с первой фазой.

– Как раз готова праздничная перловка, – улыбнулась Маргарита и снова ушла греметь посудой.

– Но у меня же не получилось.

– Ты взлетел?

– Да.

– Понимаешь, фаза такой и должна быть. Она не отличается от реальности. Все как обычно, только ты можешь сделать гораздо больше. Например, взлететь, пройти сквозь стену или наращивать силищу, как у меня, – русоволосый рыцарь ехидно прищурился, поднял руку и напряг мускулы.

– Я никак ее не почувствовал.