Из-за предвкушения того, что давняя мечта осуществится, Томас отвратительно спал ночью, отчего не попал в фазу, так необходимую для поддержания рыцарской мутации. И хотя одна пропущенная ночь урона не наносила, он все равно очень переживал. В итоге с первыми лучами солнца он уже стоял у аскетично оформленного серого строения, увенчанного двумя Башнями заточения. Сдержанность его фасада разбавляли лишь редкие узкие окна да три стальных щита с чеканкой в виде колец Парфагона в человеческий рост. Здание стояло на северной окраине города и примыкало к защитной Стене. Внутри никого не было – ведь счастливые жители Парфагона вставали значительно позднее рассвета, умело защищаясь от света плотными шторами или специальными повязками для глаз. Накрутив пару кругов вокруг почитаемой с детства Академии, ее флигелей и разящих характерным запахом конюшен, Томас уселся под дверью с высоким проемом и толстой чугунной ручкой. Замечтавшись, он неожиданно провалился в калейдоскоп красочных сновидений.
Проснувшись, он обнаружил себя в гудящей толпе знакомых лиц: вчерашние выпускники нервно ожидали прибытия судьбоносной приемной комиссии. То и дело в здание входили и выходили молодые мужчины – курсанты Академии, – которым уже разрешали носить синий камзол с широкими плечами, а также кинжал на поясе. По их габаритам можно было легко угадать, на каком из пяти курсов они обучались. Причем те, которые только заканчивали первый год обучения, были самыми заметными, несмотря на наиболее скромную мутацию. Их нарочито снисходительные ухмылки раздражали всех без исключения, особенно старшекурсников, которые внешне не отличались от действующих рыцарей и ожидали скорого распределения по гарнизонам.
Вдруг толпа оживилась, и внезапно послышался вопль вездесущего Алена:
– Идут, а ты чуть не проспал! Вот было бы смеху!
– И не мечтай, – буркнул Томас, поднимаясь на ноги и торопливо отряхивая помятую одежду. – Выспимся в Арогдоре.
– А я у мамы лучше посплю!
Достопочтенная комиссия быстро продвигалась к заветной двери в Академию мимо умолкших выпускников, освободивших узкий коридор. Она состояла из того же тщедушного ректора и пары проплывавших над толпой громадных центурионов, судя по бронзовым жетонам на груди.
Проходя мимо заспанного Томаса, едва отдававшего себе отчет в происходящем, Ньюртон вдруг сделал раздраженное лицо, фыркнул и встал напротив него. Офицеры тоже остановились, как и вся толпа, замерев в томительном ожидании. Бывший селянин почувствовал неладное. В его глазах внезапно потемнело, а перед взором замельтешили белые огоньки. Ректор с явным презрением и весельем смотрел на него откуда-то снизу, моргая малюсенькими глазками из-под непропорционально огромного лба. Казалось, если молчание продлится еще хоть одно мгновение, то сердце Томаса полностью остановится от страшного предчувствия.
– Что здесь делаешь? – пропищал голос.
– Не понимаю…
– Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?
– Я пришел поступать. Рыцари… Академия…
– Это невозможно, – холодно отрезал Ньюртон, отчего толпа ахнула, а Томас отшатнулся назад. – Ты пришлый. Тебе запрещено уставом Академии и по требованиям безопасности Парфагона.
Всегда спокойный селянин даже не заметил, как волнение молниеносно сменилось гневом:
– Что вы говорите!
– Ты не знал?
– У меня же есть необходимая оценка!
– Это пра-ви-ла и за-ко-ны, мой друг. Иди домой и прекрати мутировать. Это разрешено только настоящим ры…
Ньюртон не успел договорить, с хрустом поцеловав каменный кулак деревенщины, отчего, аки воробьиное перышко, отлетел на руки вчерашних школьников. Там он по-девичьи смешно ахнул и потерял сознание, а может, просто сделал вид. Разозленные офицеры тут же бросились на озверевшего Томаса, не дав ему забить ректора до смерти. Несмотря на ожесточенное сопротивление, они легко повалили его на прогретую солнцем брусчатку, плотно прижав к шее меч. Ален хотел было броситься на помощь другу, но был остановлен другим лезвием, внезапно замершим у его растерянного лица.
* * *
Промучившись пару недель в сырой Башне заточения, находящейся как раз в здании Рыцарской академии, поникший Томас все же вышел на свободу одним из теплых деньков незаметно наступившего лета. Скандальная история с избиением министра наделала много шума в столице, но почти все жители отнеслись к наказанию с пониманием. Сочувствующим осталось лишь испытывать жалость к несостоявшемуся рыцарю, и потому они старались не смотреть ему в глаза, пока изрядно исхудавший бунтарь с потухшим взглядом брел к дому.
Всю жизнь в городе он ждал момента поступления в Академию, а теперь его планы были безвозвратно разрушены до самого основания, сойдясь в неравном бою с бюрократией. Томас не мог поверить, что Нильс или хотя бы кто-то из его многочисленных друзей с самого начала не знал о запрете рыцарской стези для пришлых. Но почему они молчали? Как дошло до такого нестерпимого позора? За что это унижение?
Когда Томас добрался до порога родного жилища Доров, его радостно встретила и горячо обняла Маргарита, которая все это время не находила себе места из-за переживаний о несчастном племяннике. Она тут же заставила Томаса немедленно помыться, хотя он, источая отвратное зловоние, упрямо сопротивлялся. Затем она до отвала накормила его горячим рыбным пирогом и отправила отсыпаться на свежей постели в его комнате на втором этаже. Не пробуждаясь и не меняя положения, Томас мирно продрых до позднего вечера. Проснувшись во тьме, он с помощью огнива зажег свечу и начал пихать в походный мешок самые необходимые вещи. Его выбор пал на любимые книги, юношеский рыцарский инвентарь и кое-какой прочий скарб. Не забыл он и о мешочке с монетами, которые копил как мог все детство, чтобы приобрести дорогой меч.
В это время из-за Стены вернулся изможденный Нильс Дор и, не снимая грязных доспехов, сразу же поднялся проведать приемного сына. Войдя в комнату, ничего не подозревающий рыцарь попытался обнять Томаса, но тот дерзко оттолкнул его, чуть не свалив с ног.
– Поня-я-ятно, – протянул Нильс. – Думаешь, я знал. Так?
Однако угрюмый парень молча продолжил собирать походный мешок.
– И куда ты пойдешь?
– Никуда.
– Думаешь, что я понимал и молчал, зная о твоей мечте? Да?
– Ты не последний человек, Нильс.
– Я боевой офицер! – громко рявкнул рыцарь. – Мне насрать на этих штабных крыс! Я с ними редко сталкиваюсь в своей работе. Их задницы протирают штаны в Академии, а мои люди каждый день дохнут за Стеной! Понимаешь меня?
– И ты не смог ничего с этим сделать?
– Томас, пойми: я все время не находил себе места. Я обошел все инстанции. Я изучил все наши законы. Я был на приеме у канцлера и писал королю. Но я не нашел ни одного выхода. Мало того, если ты продолжишь рыцарскую мутацию, они предпримут жесткие меры. Возможно, и в отношении меня самого. Но мы что-нибудь придумаем, найдем тебе полезное дело. Только не горячись так.
– Найдем мне полезное дело? – усмехнулся Томас.
– Обязательно! Ты и не такое прошел.
– Не волнуйся: никаких санкций к тебе не будет.
– Конечно, я только о себе и забочусь все эти годы…
– Извини!
– Так что ты задумал?
– Ухожу. Туда, где смогу резать мутантов и наращивать силу.
– Все это чушь! Ты не понимаешь, о чем говоришь. Не забывай: твои обязанности гражданина Парфагона действуют и за Стеной.
– Это не проблема.
Взволнованный Нильс попытался остановить рванувшего из комнаты Томаса, но тот вновь оттолкнул его и непреклонно продолжил свой путь. Трибуну осталось лишь выругаться и пнуть книжный шкаф, отчего тот с грохотом рухнул, и старые книги рассыпались по деревянному полу.
Быстро и громко спускаясь на первый этаж, несостоявшийся рыцарь наткнулся на испуганную Маргариту, выбежавшую с кухни на шум:
– Что случилось? Ты куда, Томас?
– Спасибо тебе, Маргарита, за все, что ты сделала, – обняв и горячо поцеловав в лоб рыжую женщину, хладнокровно ответил он.
– Как это понимать? – прикрывая рот, проскулила она, глядя на спускающегося следом брата, к которому обращался его приемный сын:
– Спасибо за спасенную жизнь, Нильс Дор! Я всегда буду обязан тебе. Проси что хочешь, но сейчас я должен уйти.
– Да ничего мне не надо, дуралей! Не уходи!
– Это невозможно. Прощайте! – выходя за дверь, бросил Томас, которого все еще пыталась остановить Маргарита: