Оценить:
 Рейтинг: 0

Старуха

Год написания книги
2020
<< 1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 >>
На страницу:
29 из 32
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Мишу передёрнуло.

– Класс! – вырвалось у него вместе с порывистым жестом. – Обнадёживающая информация… Как говорится, из огня да в полымя.

Димон был холоден. Искоса взглянув на друга, он шевельнул бровью и бесстрастно вымолвил:

– А я ничего другого и не ожидал. И тебе не советую.

Миша ответил ему хмурым, безрадостным взглядом. И, тихо вздохнув, со значением проговорил:

– А я ничего хорошего уже и не жду. Всё хорошее для нас закончилось. Осталось где-то там… – он мотнул головой вверх. И после паузы глухо прибавил: – Куда мы, видимо, уже не вернёмся.

Димон мрачно кивнул. Трудно было не согласиться с последним утверждением. Они оба не помнили, как долго и куда именно они падали, провалившись в появившееся на их пути чёрное отверстие, спасшее их от зубов и когтей нежданно-негаданно повстречавшегося им в земной глубине диковинного и страшного зверя. Вот только не было ли это спасение очередной ловушкой, одна за другой возникавших перед ними и создававших лишь видимость избавления от бед, а на самом деле последовательно и упорно завлекавших их в главную западню, из которой им уже будет не вырваться никогда и ни за что? У Димона возникло именно такое чувство, когда он огляделся как следует и внимательно осмотрел место, где они очутились. Это был коридор, неизвестно где начинавшийся и неведомо куда ведший. Всё видимое пространство было затянуто рассеянной, слегка колебавшейся дымкой неопределённого серовато-бурого оттенка, то чуть-чуть светлевшей, будто тронутой непонятно откуда бравшимся освещением, то темневшей до совершенной черноты. Стены коридора были неровные, точно изломанные, с выпиравшими то тут, то там выступами и буграми, сменявшимися впадинами и широкими щелями. Потолок был низкий – друзья почти касались его макушками, он нависал над ними тяжёлой каменной глыбой, рождая у них крайне неприятные ощущения и опасения того, что в любой момент он может обрушиться и похоронить их под своими обломками. Пол тоже не отличался особой ровностью: он был усеян бесчисленными рытвинами, трещинами и ямками, а также каменными обломками различных размеров и форм – от маленьких камешков до увесистых булыжников с острыми, иззубренными краями, – так что передвигаться по нему нужно было с крайней осторожностью, внимательно глядя под ноги.

Но особенное недоумение вызывало у друзей то, что в этом подземелье, – а в том, что они находились под землёй, у них не было никаких сомнений, – не царила, что было бы совершенно естественно, кромешная тьма. Вокруг расстилалась мутная серая мгла, периодически то затмевавшаяся и густевшая, то рассеивавшаяся и почти светлевшая. Однако источник этого света уловить было невозможно. Сколько ни озирались приятели и ни всматривались в обозначавшиеся то тут, то там размытые светлые пятна, они так и не смогли определить, откуда исходят эти свечения.

У Димона в связи с этим возникла довольно мрачная догадка. Качнув головой и осклабившись, он с угрюмой усмешкой высказался:

– Уж не на том ли мы свете?

Миша был в таком состоянии, что уже не понимал шуток. Он почти с ужасом, широко раскрыв глаза и скривив лицо, уставился на товарища.

– Ч-чего? – едва выговорил он.

Димон небрежно дёрнул плечом.

– Ну а что? Всё может быть. Я б уже не удивился…

Но Миша и слышать об этом не хотел. Не дав напарнику закончить, он усиленно замахал на него руками.

– Типун тебе на язык! Скажешь же такое…

Димон, не желая ещё больше волновать впечатлительного друга, не стал развивать свои соображения и лишь тонко ухмыльнулся.

Пару минут друзья молчали, обдумывая создавшееся положение и мысленно выискивая пути выхода из него. Не очень, впрочем, успешно. Ничего подходящего в голову им не приходило. Там стояла такая же мглистая, колеблющаяся дымка, как и вокруг них. Они были истомлены и измотаны физически, но, что было гораздо важнее, надломлены, подавлены, разбиты морально, растеряны и обескуражены. То, что происходило с ними прежде, было дико, невероятно, выходило за все мыслимые и немыслимые рамки, походило на тяжкий, мучительный ночной кошмар, затянувшийся до невозможности и грозивший свести их с ума. Но, несмотря на всё творившееся с ними безумие и ужас, они всё-таки были у себя дома, в привычной обстановке, по крайней мере на поверхности земли. И, невзирая ни на что, в глубине души не теряли надежды. На то, что это рано или поздно закончится и всё как-нибудь устроится, что упорно преследовавшее и терзавшее их зло насытится их муками и страхом и наконец отступится и оставит их в покое. Они сами понимали, как наивны и, скорее всего, несбыточны эти их надежды и упования на счастливый исход. Но всё же надеялись, всё же верили…

Но как надеяться и верить, где найти силы на это теперь, когда они ввергнуты в беспросветную чёрную бездну, вероятно, в самую настоящую преисподнюю, когда они лишены возможности видеть солнечный свет и дышать свежим воздухом и вынуждены насторожённо и пугливо пялиться в разлитый вокруг зыбкий полумрак и вдыхать застоявшийся, насыщенный тяжёлыми испарениями воздух, от которого кружилась голова и темнело в глазах? И они не верили больше. Безумная радость и воодушевление, охватившие их, умиравших от удушья, когда они обнаружили ход, ведший из запертого погреба, были последней вспышкой их надежды. Которая жестоко обманула их. Открывшийся перед ними путь, как выяснилось, вёл не к спасению, а к гибели. Что по-своему было вполне объяснимо и прекрасно вписывалось в логику происходившего с ними. Они с самого начала, с того злосчастного визита в квартиру преставившейся старухи, о котором они уже десяток раз горько пожалели, – а может быть, с ещё более раннего времени, с момента появления Доброй во дворе и их знакомства с нею (что, скорее всего, как и всё остальное, было совсем не случайно), – шаг за шагом, медленно, но верно двигались по этому роковому для них пути, заведшему их в конечном итоге в такие странные, невиданные края, которые они не могли бы вообразить даже в самой буйной и сумрачной фантазии. И непонятно как, каким-то непостижимым образом оказавшись здесь, они, в совершенном отупении и дурмане, пришибленные и сокрушённые, стояли на месте и недоумённо озирались кругом, не представляя, что им теперь делать, куда двигаться, что предпринять. Они даже не говорили – словно твёрдый ком встал у них обоих в горле и мешал произнести хоть слово.

Димон проглотил этот ком первым. Бросив ещё один взгляд в неотчётливую, будто затянутую туманом даль каменистого коридора, он тряхнул головой и вполголоса произнёс:

– Ну что ж, пойдём прогуляемся.

Миша, будто очнувшись, в замешательстве посмотрел на него и с запинкой промолвил:

– З-зачем?

Димон пожал плечами.

– Ну а вдруг и выведет куда-нибудь эта дорожка. Куда-то ж она ведёт. Как любая дорога.

Миша ощерился в горькой усмешке.

– О-о, это да! Тут не поспоришь… Только зная, куда приводят нас в последнее время наши дороги, мне уже что-то никуда не хочется идти. Себе дороже…

Димон покосился на него.

– Что ж ты предлагаешь?

Миша ответил лишь тяжёлым вздохом и неопределённым жестом. Он ничего не предлагал. Предложить ему было нечего. Уже не один раз за истёкшие несколько часов побывав на грани смерти, ощутив на своём лице её ледяное дыхание, а в сердце – непередаваемый, безграничный ужас гибнущего живого существа, он в значительной мере утратил способность рассуждать трезво и рационально. Им руководил уже не разум, а тёмные животные инстинкты, нашёптывавшие ему случайные, часто нелепые ответы на мучившие его вопросы, ещё больше запутывая его, сбивая с толку и затемняя его и без того помрачённое сознание. Что, находясь в таком состоянии, он мог предложить? Вот почему, когда Димон, не дождавшись от него ответа, повернулся и, не сказав больше ни слова, двинулся в глубь рассекавшего подземные просторы коридора, Миша, ещё несколько мгновений помявшись и повздыхав, тронулся с места и потрусил следом за товарищем.

Шли они долго. Хотя не могли бы сказать точно, сколько именно. Здесь, в недрах земли, время как будто остановилось. Или, вернее, его просто не существовало. Земля – обитель мёртвых. А для мёртвых времени нет. Как и пространства. Они одновременно нигде и везде. Вырвавшись из тесных телесных оболочек, они растекаются по бесконечности, пронизывают окружающий мир, незримо и неуловимо присутствуя в каждой его частице. И только так, в состоянии небытия, достигают полного слияния со всем сущим, недостижимой и невозможной в краткой земной жизни гармонии с целым. А вместе с нею – совершенной, абсолютной, ничем и никем не ограниченной свободы, невыразимого, безмерного счастья, полноты и бесконечного многообразия чувств. То есть всего того, чего человек жаждет, к чему стремится, чего добивается в течение всей своей жизни, прилагая для этого невероятные усилия, преодолевая себя, идя ради этого на бесчисленные жертвы. Но чаще всего не достигая желаемого. Того, что может дать лишь благостная и неумолимая, милосердная и бестрепетная, всех смиряющая и всё умиряющая, о всех помнящая, ни к кому не безразличная смерть…

Миша так увлёкся своими глубокомысленными рассуждениями, что не заметил оказавшегося на его пути большого камня и, споткнувшись, рухнул наземь. После чего в течение некоторого времени, не торопясь подниматься, ворчал, брюзжал, матерился, в бессильной злобе сжимая кулаки и посылая неведомо кому столь же бессильные проклятия.

Димон, остановившись чуть поодаль и обернувшись, с лёгкой усталой усмешкой смотрел на неистовствовавшего спутника, терпеливо ожидая, когда тот угомонится и они продолжат свой путь по бескрайней подземной галерее, подсвеченной призрачным мерцающим полусветом. Миша и вправду, поныв и посквернословив ещё немного, как будто успокоился и пришёл в себя, но вставать по-прежнему не спешил. Вместо этого он уселся на земле, возле увесистого продолговатого булыжника, послужившего причиной его падения, и, согнув спину и подперев голову рукой, устремил в пространство опустошённый, бездумный взгляд, всем своим видом демонстрируя полнейшее равнодушие и нежелание что-то делать и куда-либо двигаться.

Димон, поняв настроение друга, насмешливо вскинул бровь.

– Ну и что это за сидячая забастовка?

Миша не ответил. Лишь дёрнул плечом и скупо ухмыльнулся, невольно оценив чувство юмора, не покидавшее приятеля даже в такой отчаянной ситуации, менее всего располагавшей к остротам.

Димон между тем, не дождавшись реакции напарника, заговорил серьёзно и даже строго, без тени улыбки.

– Миш, хватит дурить. Сейчас не до этого. Надо идти.

Миша поднял на товарища сумрачный взгляд.

– Куда и зачем? – негромко, но твёрдо спросил он.

Димон порывисто развёл руки в стороны.

– Если б я знал! – воскликнул он звенящим, срывающимся голосом. – Если б я хоть что-то знал и понимал во всём этом… Тогда б, наверно, всё сложилось совсем по-другому, – прибавил он гораздо тише и словно в раздумье поник головой. Но почти сразу же вздёрнул её и заговорил отчётливо и веско, чуть разжимая губы: – Но это не основание для того, чтобы сложить лапки, усесться или улечься здесь и уныло ожидать смерти. Мы пойдём до конца! Каким бы он ни был. Что бы ни ждало нас впереди.

Димонов пафос, сочетавший в себе остатки мужества и решимости с нотками отчаяния, не произвёл на Мишу впечатления, не показался ему убедительным. Он с угрюмым видом передёрнул плечами и, бегло зыркнув на приятеля, с ударением произнёс:

– Не мы, а ты. Я… я никуда не пойду… С меня хватит!

Димон внимательно всмотрелся в лицо друга, достаточно ясно видимое в окутывавшей их дымчатой сероватой мгле. И понял, что он не шутит. Что он принял для себя окончательное решение и не изменит его. Что он действительно никуда не пойдёт, не двинется с места и останется здесь дожидаться неизбежного.

Лицо Димона омрачилось. Нахмурившийся лоб избороздили морщины. Протяжно выдохнув, он сделал не совсем уверенное движение и тихо промолвил:

– Ну что ж… Тогда…

И вдруг оборвал себя. Черты его напряглись. Брови изогнулись и сдвинулись к переносице. Он резко повернул голову в ту сторону, откуда они пришли, и прислушался. А ещё через мгновение, видимо убедившись, что ему не почудилось, весь обратился в слух. И чем дольше слушал, тем большая бледность заливала его щёки, а на лице отражались смятение и тревога, понемногу обращавшиеся в страх.

Из глубины коридора, оттуда, где только что по извилистым подземным тропам брели приятели, поначалу чуть слышно, едва уловимо, а затем всё более явно и отчётливо доносились многообразные глуховатые звуки – шуршание, потрескивание, похрустывание. И как будто бесчисленные шёпоты, повизгивания, писки, сливавшиеся в общий многоголосый хор. Негромкий, приглушённый, невразумительный, но при этом не прекращавшийся, не смолкавший, а, напротив, нараставший, растекавшийся окрест, делавшийся всё более чётким и всеохватным. Но при всём при том не становившийся более внятным и разборчивым – по-прежнему это был бессвязный, смешанный гул, из которого невозможно было вычленить ни одного отдельного, сколько-нибудь самостоятельного звука или тем более голоса. Один сплошной шелестящий и шепчущий гомон, неудержимо, мягкими, широкими волнами приближавшийся и через минуту-другую заполнивший, казалось, всё подземелье.

К этому моменту загадочные звуки, которые уже сложно было не уловить, достигли и Мишиного слуха. Заслышав их, он обернулся и несколько секунд оторопело смотрел вспять, в тьму коридора, откуда они неслись, и озадаченно покачивал головой. После чего с побелевшим как мел лицом обернулся к товарищу и, заикаясь, промямлил:
<< 1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 >>
На страницу:
29 из 32