– Нет, не кусок, – вдруг ответил ему по большей части молчаливый Артур. – Такие, как они, не будут довольствоваться куском. Обычно они хотят получить все. Все вы примерно знаете, как они работают, но мне уже довелось общаться с им подобными.
Помню, как я высказался в тот самый первый раз на телевидении, где я сказал, что пойду в рекламную сферу… Я смог сразу попасть в одну такую контору, но продержался там всего неделю. Меня успели ввести в курс дела, потом приставили в качестве стажера, хотя у них нет такого термина… «Смотри, как надо все делать», говорил мне шеф. Он разговаривал с одним талантливым уличным музыкантом, которого они как раз заприметили. Видите ли, люди стали собираться вокруг него! А для них каждый человек – потенциальный покупатель. А люди – кто-то опускал деньги в шляпу, которую тот просто клал на скамью рядом с собой – бывало и такое, – но он не для этого играл им. Это были поистине красивые маленькие концерты, с сердцем и душой, и люди видели это. Они расцветали, слушая его, они начинали улыбаться! Они возвращались к нему на следующий день, а он каждый день играл на новом месте – не очень далеко от вчерашнего места.
В общем, узнали о нем, позвали, обрисовали то, как они хотят его использовать и посулили что-то. Ему это было неинтересно, и он собрался уйти, поблагодарив их за интерес. И вот тут шеф заявил: «Хочу напомнить, что ты занимаешься незаконной коммерческой деятельностью». Музыкант начал было говорить, что денег он не берет, а этот… показывает ему видео, на котором кто-то специально крупным планом заснял шляпу с несколькими монетами и купюрами. «Я положил шляпу рядом с собой, а не перед собой. Люди просто привыкли к тому, что если кто-то играет на публике, то он обязательно нищенствует и выпрашивает у них деньги. Но разве не может человек просто играть и дарить этот момент другим?». И тогда шеф сказал ему: «Смотри, ты можешь лишиться и этого момента, и этих денег».
Я не знаю, как закончилась эта история. Музыкант пообещал дать ответ в ближайшие дни и покинул наш офис. Через пять минут после это я тоже вышел оттуда и назад больше не вернулся. И его я больше не видел.
Артур наконец поднял взгляд на сидевших вокруг друзей. Некоторые из них также понурили головы и смотрели на пол перед собой, словно вместе с Артуром просматривая один и тот же фильм, а теперь, досмотрев его до конца, сопереживали ему.
– Немного среди них тех, кто до конца сохраняет человечность и не ставит золото превыше человеческой души, – закончил он свой рассказ.
– Да, ты прав, – вздохнул Филипп, вспоминая тот день, когда он выбежал из телестудии в гневе на своего подопечного. Теперь же он понимал, что тот опыт был для Артура необходим, чтобы сегодня понять и объяснить друзьям суть происходящего. – История с музыкантом во многом схожа с нашей. Может это и хорошо, что мы не знаем как она закончилась…
– А какие еще варианты предложили тебе? – спросила Я'эль.
– Еще?
– Ты сказал, что этот вариант – главный. Есть и другие?
– Да, было еще что-то там, но он дал понять, что именно на этот вариант они делают свои ставки. Их на самом деле может быть много, но это уже не так важно.
– Короче говоря, мы – товар, – махнул рукой Симон.
– Так они считают, – развел руками Филипп. – И то, что мы создаем, и мы сами. У них все продается и покупается. Вообще, мне кажется, что все люди делятся на три категории: те, кто что-то создает, те, кто этим пользуется, и те, кто все это оплачивает. Уважая своих коллег, первые часто становятся третьими, а вот те, кто посередине, всегда будут пользоваться и теми, и другими.
– Нет, не совсем так, – возразил Саад. – Ведь есть же продюсеры, которые создают великие фильмы, дают миру прекрасные постановки, открывают новые имена. Потом к какой категории ты отнесешь, скажем, врачей, шахтеров, учителей, руководителей фабрик и заводов?
– Везде есть кто-то, кто работает, и кто-то, кто пользуется чьим-то трудом.
– Давай не будем сейчас философствовать на отвлеченную тему, а лучше вернемся к вашему разговору, – попытался успокоить обоих Аарон. – Это все, что он сказал?
– Нет, было и продолжение. Думаю, я успел вас подготовить к нему, – ответил Филипп, вдруг добавляя новую порцию напряжения в аудиторию. – Продолжение заключается в том, – сейчас вы будете смеяться, – что они уже думают о продолжении.
– Продолжении чего? – немного напрягшись, спросили друзья.
– О продолжении истории Омида. Нет, простите, не так: продолжении сериала, который расскажет продолжение истории Омида.
– Какое еще продолжение?! Какой сериал?! – возмутились они.
– А их уже несколько, и в зависимости от того, как пойдут дела и как будет реагировать зритель, они выберут тот или иной вариант, – отвечая на общее негодование, выпалил Филипп. – Хотя кто их знает, если им в карманы посыпятся деньги, они могут использовать все варианты, создавая новые сериалы с возможными ответвлениями. А, как вам? Такая вот многослойная притча о сыне, блуждающем по параллельным вселенным!
Все, недоумевая, смотрели друг на друга, а Филипп продолжал выливать на них информацию вперемешку со своей оценкой пережитого.
– Вариант А: Джуди выросла и нашла своих настоящих родителей, которые в свое время ее бросили. Вариант Б: няня Энни, которая все же вышла замуж за Омида, на самом деле была ее матерью, но из-за отсутствия средств к существованию она вынуждена была отдать девочку в приют, а потому и заплакала, когда объявился кто-то, кто решил забрать ее оттуда; она, оказывается, оттого и требовала, чтобы девочке были гарантированы все условия.
– Чего?!
– Дальше слушайте! Вариант В: лет через двадцать пять дети Дариуша находят Джуди. А вот еще один хороший вариант – мне очень понравился: выясняется, что наша Джуди слышала «Hey Jude»[17 - Одна из самых известных песен группы The Beatles, вышедшая в 1968 году отдельным синглом.], который ей напевала няня.
Филипп захохотал в голос, хотя никому из присутствующих было совершенно не до смеха.
– Филипп, а что будет, если мы просто пошлем эту компанию куда подальше и забудем об этом, – прервала этот дурацкий смех Я'эль. – Они же ничего не поняли из того, что мы делали.
Филипп замолчал, глубоко вздохнул и посмотрел на друзей так, словно в первый раз видел их.
– А я не знаю. Не знаю, что будет и чего не будет, что мы получим и чего лишимся. Знаю только то, что не имею права лишать вас выбора, и если вы примете это предложение я вынужден буду согласиться. Я не хочу торопить вас с ответом, о чем сразу сказал ему. Подумайте и вы. Хорошо подумайте. Честно. Посадите самих себя рядом с собой и поделитесь тем, что у вас на душе, что вы хотите получить от этой жизни. Действительно, может быть это я сгущаю краски и все не так уж и плохо. Ведь вы… – Филипп заходил взад и вперед перед первым рядом, – ведь вы достаточно сильны духом и – я уверен в этом! – у вас есть достаточно опыта, чтобы не выдавать массам одноуровневые эмоции и плакать, чтобы показать им, когда надо плакать, или же смеяться, указывая, когда им можно засмеяться. Вы же сможете творить, создавать что-то новое. Вы же сможете создавать театр в том пустом пространстве, в которое вас хотят поместить. Может быть вам попадется способный, талантливый режиссер, который станет прислушиваться к вашему мнению, или вдруг продюсеры разглядят в вас талант творцов, не знаю… И если еще за все это будут платить…
Филипп сел. Помолчав еще с полминуты, он завершил речь признанием.
– Не могу… Не могу не признаться перед вами в том, что меня одновременно терзают два чувства. Первое все сильнее подталкивает меня к пропасти отчаяния. Мы все знаем, что ни одна из происходящих с нами перемен не проходит бесследно, каждая из них – стресс, и ко всему нужно подходить философски. Но почему-то мне сейчас очень хочется попросить вас не оставлять меня. Нет-нет, поймите меня правильно: я не имею в виду «отвергнуть предложение». Вы вольны принять любое решение, но только будьте рядом. В мыслях, в душе…
Друзья один за другим подошли к краю сцены и сели рядом с Филиппом: кто слева от него, кто справа, кто-то уселся сзади, кто-то встал рядом и положил руку на плечо.
– Но есть еще и второе чувство, – с вдруг нарисовавшейся улыбкой сказал он: – ощущение радости от приближения чего-то нового, чего-то такого, об которое мы еще может обломать свои когти и клыки, что поможет нам обрести новые умения, навыки и качества. Еще столько чего есть в наших жизнях неизведанного! Сейчас нас просто хочет одолеть печаль, которая нашептывает нам о том, что здесь наше место, что тут нам жить. Да, для нас это место всегда останется своего рода святыней, но ведь в мире есть еще столько прекрасного, столько интересного. Нужно учиться оставлять, чтобы научиться принимать и ценить то, что нам будет даваться… По-моему, я слишком затянул со своей речью.
Он еще раз оглядел стоявших вокруг себя, на этот раз – как на самых близких на всем свете людей. И хотя улыбка его безмолвно повторяла им: «Впереди нас ждет что-то новое и интересное!», глаза пуще прежнего просили: «Не оставляйте меня!»
– Почему все должно так быстро закончиться? Ведь все было так хорошо, мы были счастливы от того, что мы делали, у нас были планы на будущее…
«Что я слышу? – вдруг колоколом забило в голове у Филиппа, словно пробуждая его от какого-то сна. – Неужели это она говорит?!»
– Ты ли это говоришь, Я'эль Садот? В твоих словах отчетливо слышно согласие на то, что уготовила тебе судьба. Где присущая тебе воля к борьбе? Почему твой густой голос не поет бравую песню, с которой твоя харизматичная натура могла бы повести за собой всех? В твоих словах слишком много прошлого – слишком много глагола «было». Не правильней ли будет взглянуть в будущее?
Подбородок Я'эль слегка задрожал, она смущенно улыбнулась, Филипп же тем временем продолжил.
– Счастье мимолетно. Его нужно уметь ценить, даже если тебя никто и никогда этому не учил. Доверьтесь свои чувствам, потому что ваши сердца сами подскажут, как поступать в такие моменты. Я не раз со слезами на глазах смотрел в сети разные видео, показывающие первые реакции маленьких детей, когда им в уши вставляли слуховые аппараты… Детей с частичной, а может быть и полной потерей слуха – я забыл отметить. Все они замирают на какую-то пару секунд, а после улыбаются. И светятся! Они светятся счастьем, хотя даже слово это им не известно. Мы же, видящие это, плачем. Плачем, потому что представляем их тяжелое прошлое, плачем, потому что осознаем, каким тяжелым будет их будущее. «Да, они обрели слух, но какими силами было это достигнуто и сколько нужно будет еще сделать, чтобы поддерживать его в форме», – думаем мы и снова печалимся. А дети – они единственные, кто в этот самый момент бывает счастлив безгранично.
Счастье мимолетно. Нельзя, чтобы вся жизнь была забита им до отказа – люди тогда не знали бы цену счастью. А теперь мы знаем ее и всегда сможем узнать тот момент, когда бываем счастливыми. Помните, я говорил, что именно на темной стороне нашей жизни мы можем обнаружить светлое? Так вот, счастье – это островок, на котором мы оказываемся, когда плывем по темной и холодной реке жизни. Один момент, одно мгновение, которое наступает после долгого времени печали, ненастья и пустоты. Когда мы ступаем на твердую землю, мы чувствуем себя защищенными, мы начинаем прыгать, танцевать, радоваться этому. Но вот нас снова сносит новой волной, и мы снова плывем в ожидании нового островка. Мы уже знаем это чувство, и даже в полной темноте сможем с уверенностью сказать, что сейчас мы стоим на твердой почве, когда в очередной раз достигнем нового островка.
Помните об этих днях, цените их, и вы обязательно обретете радость на вашем новом отрезке этого пути под названием Жизнь. Форма этой радости будет новой, но содержание останется тем же. Вы всегда узнаете ее по ощущению счастья и света, который всегда сопровождает его. Никто вокруг обычно не видит всего того, что открывается именно вам, но бывают случаи, когда вам всем одновременно дается шанс почувствовать это. В этот момент вас всех прибивает к берегу одного и того же острова, вы беретесь за руки, делитесь этим светом и начинаете танцевать. Это – великое счастье, и счастливы будете вы, когда почувствуете это. В этот момент времени и в этом самом месте вам откроется Вечное. А после такого момента ожидайте его скорое исчезновение, потому что очередная жизненная волна по очереди смоет вас с этого островка и понесет к следующему.
– Не будем оставаться в прошлом, – тихо сказал Саад.
– Всей своей сущностью примем настоящее и станем жить здесь и сейчас, – добавил Филипп.
– И будем смотреть в будущее, – завершила мысль Агнесса.
– Точно, – кивнул Филипп. – А сейчас я предлагаю сесть и поразмыслить над тем, как нам видится первый пилотный эпизод. В конце концов, кому лучше судить о материале, как не нам? И еще, я полагаю, мы взглянем на календарь и наметим «Притчу…» на пару вечеров. Я уверен, что на этот раз мы ее сыграем с особой силой.
Глава 15. Прекрасная модель бесконечности
– Мне скучно, Марк…
И это означало, что Филиппу действительно было скучно.
Никто из труппы не был отягощен чрезмерными объемами работы: все аккуратно укладывалось в заранее расписываемые графики работы и все сроки были выдержаны. Не было излишней спешки, если, конечно, не брать в расчет постоянные визиты – как вместе, так и по отдельности – на теле- и радиостудии, разные фотосессии то для журнала, то для какого-то рекламного плаката, интервью и пресс-конференции, встречи с общественностью и мастер-классы. Не было и простоя в работе из-за нехватки чего-либо: Филиппу с его командой не отказывалось ни в чем, что могло бы понадобиться как для работы труппы, так и для осуществления проектов вне «Кинопуса», которые полностью контролировались менеджерами и продюсерами. Как говорится, скучать им не приходилось, и все же…
– Мне скучно, Марк…