Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

– Ах, инфаркт? Хм… – несколько поубавила свой пыл гостья и еще раз глубоко вздохнула. – Довел все же себя.

– Довел?

– Конечно довел. Уж сколько я его предупреждала, сколько просила следить за собой… Приступы бывали у него?

– Он не жаловался…

– Значит научился не жаловаться. Опять напивался по вечерам?

– Нет! Мы ходили отмечать разные события, но это бывало раз в месяц, скажем. Пили пиво, как и все, но так, чтобы напивался – я не видел.

– Хм… И много у него так называемых проектов было?

– О каких проектах идет речь? – недоумевал Аарон.

– Ну как же, он не настраивал всех на что-то очень стоящее, а потом вдруг соскакивал, говоря, что нашел что-то еще более интересное?

– Мы создали театр. Мы уже успели поставить несколько спектаклей. О нашем театре знает город. Вот наши проекты!

– И на телевидении, и в рекламах, и…

– Этим занимается компания, с которой мы договор заключили, а не…

– Договор заключили? И Филипп тоже?

– Да, мы все…

– То есть, кто-то с ним о чем-то смог договориться? Хотя наверное только так и можно было с ним вести дела. Иначе кинул бы и не подумал извиниться.

– Да что вы такое несете?! Простите, я забыл ваше имя.

– Сабира.

– Уважаемая Сабира, может быть вы приняли его за другого?

– Нет другого Филиппа Сэндмена, который смог бы поставить «Коллекционера», если только он не пересказал историю своей жизни какому-нибудь тезке-режиссеру. В таком случае я принесу вам свои извинения и удалюсь. Но вероятность такого события равна нулю. Ведь он же никакой не режиссер, не так ли?

– Ну, у него не было профессионального режиссерского образования, насколько мне известно.

– Никогда не было. Он всю жизнь был авантюристом, транжирой, безответственным расточителем. Из-за своих дурацких книг бросил работу, потерял друзей. Но голова у него всегда работала – спорить не стану. Мне ли не знать, ведь я три года прожила с ним под одной крышей.

– Вы?!

– Да, я. Что, он действительно ничего обо мне не рассказывал?

– Ни слова! Только упоминал вот эти крестики…

– А когда вы репетировали этот спектакль…

– Так этот спектакль мы ни разу не репетировали!

– Как не репетировали?

– Когда он вытащил нашу дипломную работу из безнадежной ситуации и сделал из спектакля конфетку, мы решили, что создадим свой собственный театр. И да, это была моя идея, в которую он вцепился. Мы столкнулись с трудностями, и в один момент он остался совсем один. Но после я, Саад и Я'эль присоединились к нему. Он повез нас в один горный ресорт…

– «Sanctuary»?

– Да, он самый.

– По местам былой славы повозил вас, значит.

– Может быть – я не знаю. Да, там его знают, но никто в течение всего уикенда не обмолвился о нем ни одним плохим словом.

– На целый уикенд? Вы провели в «Sanctuary» весь уикенд?

– Да, были! И еще не раз будем, как и планировали.

– И кто за все платил?

– Он все расходы взял на себя… Так вот, там – он заранее дал нам домашнее задание – мы читали свои рассказы, которые мы сами сочинили. И именно их мы играем в «Четырех временах года». А его рассказ… Там немного по-другому получилось. Мы беседовали на теологические темы, в результате чего смогли поставить нашу «Притчу о бледном сыне». Вы, кстати, знакомы с ней?

– Нет, не приходилось еще.

– Очень рекомендую! У нас через две недели как раз есть одна дата. Надеюсь, Филипп уже выйдет к тому времени.

– А «Коллекционер»?

– Что «Коллекционер»? – недоумевал Аарон, но потом вспомнил, к чему он все это говорил. – Ах да! А «Коллекционера» он нам не показывал до самой последней минуты, представляете себе?! Назначить премьеру, готовиться к ней в полной изоляции, доверить три четверти своим молодым друзьям-актерам и с блеском отыграть четыре моноспектакля – это не шутка!

– И что, он всем этим заправлял? Прости… и он всем этим руководил?

– По сути дела – да. Но мы все чувствовали, что он что-то очень сильно переживает все это время. Я-то его знал еще с детства. С моего детства. Он – друг моего отца. Ничего плохого я о нем не слышал, но и не видел много лет. Простите пожалуйста, Сабри…?

– Сабира, хотя можно и Сабри. Это осовремененная форма Сабиры. Но Филипп всегда любил называть меня полным именем. Са-би-ра.

– Сабира, простите меня, если я чего-то не знаю и говорю невпопад. Если вы считаете нужным или просто хотите выговориться, то может вы расскажете то, что считаете нужным. Я тоже могу вам рассказать о нем много чего, о том, какой он интересный, развитой, начитанный… Что еще сказать… Как он ценит дружбу и не терпит лицемерия и лжи.

– Неужели жизнь его так сильно изменила? Нет, я лучше с ним сама поговорю сначала, и если он решит, что стоит о чем-то рассказать из нашей совместной жизни, то пусть сам рассказывает.

В эту самую минуту к ним подошел Ласло. Он посмотрел ей в глаза, после чего обратился к Аарону.

– Аарон, я – все. Отключил, собрал. После подумаем. Я – все. Там если че есть? – показал он жестом на гримерку.

– Нет, там тоже все собрано. Спасибо, Ласло. Ты иди домой, мы завтра со всеми вопросами разберемся, рассчитаемся. Давай, я провожу, – предложил Аарон и, вынимая из кармана ключи от входной двери, зашагал в сторону выхода. Краем уха до него дошли обрывочные слова Ласло, с которыми он обратился к Сабире: «Парню не надо. Да и все уже не так», а когда он, дойдя до двери, обернулся, Ласло уже находился в полутора метрах от него и поправлял свою кепку. Проводив его, Аарон вернулся к своей собеседнице, которая пребывала в некоторой задумчивости.

– Вот что я тебе скажу, Аарон. Может быть действительно с ним за прошедшие пятнадцать лет и произошли серьезные изменения, но в тот день, когда он сообщил, что либо вернется домой со своей проклятой книгой, либо убьет его, я поняла, что нашим отношениям пришел конец. Может быть я и смогла бы выдержать все, что могло с нами произойти потом, если бы не эта фраза. Но я поняла, что не смогу жить с человеком, сознательно ставшим на путь убийцы.

Я стояла перед ним на коленях, что было сил держала обеими руками его руку, просила забыть об этой идее, об этой книге, говорила, что стерплю все его капризы, и что не буду более просить его оставить свою страсть к маниакальному и безумному накопительству. Я просила его подумать о матери, о том, что она может не перенести еще одного удара. Как я только не унижалась в тот день перед ним! Я целовала его руки и просила их забыть об оружии и вспомнить вместо этого о гитаре. Как он умеет играть! Вам он играл хоть раз?