Конец эпохи Эдо

– Да, брось, я их далеко не в первый раз тут застаю, мы им не помешаем. На самом деле, для них мы просто фон, такой же, как те два камня слева. Ты послушай, послушай, он говорит такие смешные вещи, про вечную любовь, про красоту, и так нелепо, сбивчиво, как будто оправдывается. А знаешь, самое смешное в том , что она ему кажется верит. Так легко поверить в вещи которые сладко звучат. Но представь, как бы это звучало, если убрать всю эту сиюминутную страсть. Ты очень красивая и характер твой мне близок, меня влечет к тебе, потом мы станем жить вместе, погрузившись в быт и рутину, станем замечать все ужасное друг в друге, потому что будем сыты любовью по горло, ох и сколько мы найдем поводов для скандала, еще не известно, что уйдет из жизни раньше, наша красота или влечение. Найдем утешение в детях и перенесем нашу любовь на них, состаримся, и придет наше время, а потом наш сын или дочка, вот так же на овраге будут говорить глупые слова своим любимым и так до бесконечности. Да, именно вот это жгучее чувство и делает слова такими нелепыми, но красивыми, скажи он ей более прозаично, ей бы не понравилось, выдал бы в себе идиота, хотя и с этой нежной искренностью он звучит не менее глупо. Сейчас он готов пожертвовать ради нее жизнью, с моста сбросится, может и правда готов, если совсем дурак, а потом, потом не будет готов встать и свечу перед сном погасить.

Какое то время после его речи наступила, осмысленная тишина, которую он вскоре прервал.

– Обувь у Аки стащил?

Я? … – Переспросив, с удивлением обратил взгляд на Иори

– Значит все-таки стащил … – С очередной коварной ухмылкой произнес овражный философ пустослов.

– Он мне сам отдал, мои порвались, а как ты … Не успев закончить фразу о том как он это приметил, обратил внимание, Аки практически ко всем своим вещам привязывает ленточки красной ткани.

– Понятно, что ты не стащил, ты не умеешь … – Да уж, как будто это то, что нужно уметь непременно.

– Он тебя ко мне отправил? … Заранее зная ответ, спросил Иори

– Да, говорил, что ты меня искал

– Ну как видишь обманул , не очень то и искал, раз уж не нашел, а у нас тут в округе попробуй потеряйся …– С притворной грубостью произнес он.

– Выходит, что я нашел, хотя, в общем-то, тоже не искал, сразу понятно было куда ты направился… – Если честно, иногда мне была приятна его притворная грубость, я догадывался, что за ней он прячет свою сентиментальность, которая никогда его не покидала, но вызывала мысленную тошноту и стыдливость. А еще иногда я представлял как душу его старой засаленной веревкой, на которой вислели таблички эма*.

– Чем там Аки занимается? Надо заскочить к нему, представляешь, вчера ни одной партии не выиграл, наваждение какое то. Признавайся, демон, может ты меня проклял?

– Аки сказал, что спать ложится , да и знаешь, тут так вышло, что ты не скоро сможешь взять реванш…. Только сейчас почувствовал, как тяжело все это произносить , когда прокручивал этот разговор по пути сюда, было по крайней мере складно.

Иори немного возмутился и заметив обрывистость моей речи, серьезно спросил.

– Это почему, я его обидел чем то, играть со мной не хочет, если да, то я извинюсь, мне не сложно, но вряд ли, вчера вроде все нормально было… – Ему никогда не составляло труда обидеть человека, наговорить грубостей, издеваться до тех пор , пока у его жертвы окончательно не сдавали нервы, однако стоило кому то на него обидеться и он как будто в эту же секунду осознавал все свои проступки и казалось даже искренне извинялся, правда через какое то время из за своего характера, снова начинал злить людей.

– Нет, он не обиделся, это связано с чиновником, был я сегодня у Ясуо, тут дело вот какое, мы с Аки уходим, скорее всего надолго, Есинобу решил провести перепись населения

Услышав это Иори пару секунд смотрел на меня с недоумевающим взглядом, а затем очень громко, во весь голос рассмеялся, спугнув все таки парочку влюбленных, которые резко закончили крутиться под деревом и, звонко смеясь, куда то убежали. Мне казалось, что в какой-то момент он начнет задыхаться, но постепенно его смех становился все тише и тише, а он все так же продолжал смотреть на меня с огромной неестественной улыбкой. Молчание продолжалось, как будто целую вечность, он всё сидел и улыбался, немного ворочаясь на большом камне, я по какой то причине тоже не мог найти никаких слов, тишина приобрела образ какого то соревнования, будто каждый из нас ждал, кто первый ее нарушит. Когда молчание нарастило невыносимый характер, я все-таки решил что то сказать.

– Ты чего? Я же ничего смешного не сказал? … – После такой долгой паузы, мой вопрос звучал как будто с упреком. Однако в нем скрывалась только моя взволнованность его странной реакцией.

– По-моему очень смешно, у меня не жизнь, а шутка какая то, это ли не повод посмеяться, вот частенько задумываюсь, а дальше то что будет, ничего хорошего, знаешь, наверно сам виноват, ничего не получается, ну вот таким уродился, что теперь, а черт с ним, хватит нытья, иди лучше сюда.

Я подошел к нему он встал с камня и крепко обнял меня, совсем ему не свойственно, но я понимаю всю важность этого момента, не было никакой информации о том когда я вернусь и вернусь ли вообще. Мы долго стояли вот так в объятиях уже привыкшие к тишине, которую разбавлял только звук небольшого журчащего ручья, осколка зловещей реки. Во время нашего разговора, ночь уже окончательно заявила о своих правах, мы еще немного молча посидели и собрались возвращаться. Но почему то пошли в разные стороны. Иори окликнул меня, указывая пальцем в противоположную от моего спуска сторону.

– Пойдем там, знаю путь покороче

Я молча кивнул и уверенно потопал за ним. Наш обратный путь сопровождался то молчанием, то его вопросами и репликами. Какой у вас маршрут, как отреагировал Аки, поздравляю, хоть края другие посмотришь, а то сам знаешь как бывает, живут люди в стране толком ничего про нее не зная. Ты смотри там, береги себя, к самураям не лезь и на дорогах осторожнее. Вот так ведя беседу, состоявшую в основном из его вопросов и напутствий, мы и дошли до храма, еще раз бросив друг на друга пару взглядов, крепко обнялись и разошлись по своим жилищам. Спать мне совершенно не хотелось, поэтому я еще один раз, неторопливо обошел все вокруг, в компании одних лишь сверчков, дающих сегодня концерт для единственного зрителя.

Развилка

Настоящая темень. Небо обильно затянутое густыми, клубящимися тучами, наотрез отказывается пропускать даже лунный свет. По утрам же напротив, необычайно светло, хоть солнца совершенно не видно. Бесконечные бело – серые, реже черные облака, кажется, без труда бы поверил в их безграничность, если бы не знал другой погоды. Потихоньку начинаю скучать по солнцу, по голубому небу, по видам воды переливающейся в теплых лучах. Не думал, что путь, хоть я только пару дней как покинул родные просторы, окажется таковым. Ну хотя бы сейчас мне спокойно, и ноги слегка подпекает трескучий костер, а со всех сторон плывут негромкие убаюкивающие разговоры местных трудяг.

Ночевать под открытым небом, звучит красиво, да я так и представлял себе это, красиво наверно будет, когда смогу крепко спать, не дергаясь от каждого шороха и треска, исходящего из глубины леса. И непременно мысли наполняются тревогой, кто там, зверь или разбойники. Ну лучше уж разбойники, я монах, у меня все равно брать нечего, зачем я им нужен. А звери, что звери, так ли они голодны, чтобы жадно съесть меня спящего. Так происходило первые два дня, и я уверен в ближайшее время это ощущение меня не покинет. Хотя со временем прогоняя эти утешительные речи у себя в голове, мне и становится легче, однако по итогу, пока они подействуют, остается два или три часа, прекрасного, здорового сна. Но если подумать, то есть еще и третье, тянущееся как нить в моей голове опасение, не заболеть бы, лечить меня посреди бесконечных полей и непроглядных лесов будет некому, и от меня мало что будет зависеть, первые два страха, там хотя бы есть шанс на что-нибудь повлиять, а тут стоит полагаться только на богов, надеяться, что даже если от холода и сырости придет болезнь, то они не оставят меня.

Начав этот путь, мне все представлялось совсем иным, казалось, что поиск верного маршрута не будет такой необычайной головной болью. Карты у меня разумеется нет, да и где ее достать, вот доберусь до ближайшего города, непременно куплю, хоть последние деньги отдам. За указателями совершенно никто не следит, доходит до смешного, вчера около полудня, (или позже, с этой погодой не разберешь, приходится доверять ощущениям) на перекрестке четырёх дорог, было всего два указателя, без какой либо информации. Указатель есть, а на что указывает, ни на что не указывает, просто он есть. В официальной бумаге были указаны названия городков и сел: Одай, Тайки, Кихоку и Ватарай, и кто ж знает, как мне туда попасть.

Сегодня вечером, когда серость неба немного разбавилась пробивающейся насквозь красноватой дугой, встретил крестьянина, какая радость подумал я, сейчас и узнаю, как покинуть «страну полей». Каково же было его удивление, в ответ на мои расспросы о путях и направлениях, он как будто первый раз слышал все эти неведомые названия. Смотрел на меня, как на чудака, кивал, почесывал голову, создавая впечатление, что пытается вспомнить то или иное место, из перечисляемых мной. Наконец он все-таки отреагировал.

– Ох, погоди, Одай, знаю такое, небольшой городок, но это тебе дальше, на север кажется … – С большим трудом пытался вспомнить местный.

– А сам где живешь, есть тут деревня какая то? … – В надежде на утвердительный ответ, спросил я.

– Есть конечно … – Опять с каким то странным запозданием ответил крестьянин, на секунду показалось, что и на этот вопрос он мне ничего не скажет.

– В двух часах пути от сюда, иди той же дорогой, что и сейчас, потом будет развилка, у нее налево сверни, можно дойти короче, через лес , но я бы не советовал , мы сами там редко ходим, там очень легко заблудится , если не знать нужные тропы … – С какой то явной опаской протянул он.

– Скажи, а переночевать тут где-то можно? … Идти до деревни у меня не было никаких сил, очень хотелось отдохнуть, от шагания в никуда, или как я уже себя убедил от шагания на север.

– Можно конечно, у нас лагерь тут неподалеку, вон видишь тропинку, иди по ней, лагерь скоро сам увидишь, он справа на опушке будет.

– Чуть позже костер разведем, да и съестное что-нибудь найдется, ты наверно голодный…– Крайне радушно произнес крестьянин.

– Благодарю вас, думаю, воспользуюсь вашим гостеприимством.

Вяло потащившись по указанной тропе, я и оказался тут, окруженный людьми и запахом бурлящей рыбной похлебки. Лагерь буквально дышит ночной жизнью, и каждый труженик, вкушает свои заслуженные часы отдыха, перед тем как упасть навзничь и погрузится в туманный мир снов. Когда я только пришел сюда, тут было два человека, радушно встретивших меня, сейчас их уже около дюжины. Удалось запомнить только троих, одного зовут Ючи, второго кажется Сэберо, они и встретили меня, а первого, повстречавшегося мне крестьянина звали Тэдэо, еще один их товарищ в это время бродил по лесу, собирая сухие ветки для растопки. Ючи, невысокого роста, по животному прыткий и суетливый парень, источающий необычайную активность, прыгал туда сюда, то посмотрит за готовкой, то убежит поправить наскоро постеленную циновку и перетащить ее поближе к огню. Вдруг снова резво заскочит куда-то, попросит у довольно сурового выглядевшего трудяги табака, по дороге успевая задать с десяток сбивчивых вопросов. Вообще он в какой то мере напоминал мне обезьяну, гибкий, черноволосый с неиссякаемой веселостью и энергией, как будто он и вовсе не работал сегодня, не понаслышке знаю, какой это тяжелый труд. Ко всему прочему, его вечно меняющееся выражение лица, как будто передразнивающее, вызывало улыбку. И выпирающая пухлая родинка на правой щеке. В конечном итоге, он остановился около бородатого, исполинского человека, с морщинистым усталым, возможно чем то недовольным лицом, с небрежно лежащими на нем уже седеющими волосами. Вертелся, вертелся вокруг него, как будто издеваясь над ним, мешая ему курить свою трубку и задумчиво смотреть в беззвёздное черное небо. Наконец великан повернулся и громко сказал.

– Ну хочется тебе, иди и спроси у него, что ты меня достаешь, откуда ж я знаю … Было видно что его старший товарищ, долго терпел, перед тем как сорваться. Ючи же в свою очередь, состроил грустную гримасу, как это делают дети, перед тем как заплакать навзрыд, развернулся и медленно пошел в мою сторону, сел на камень и уткнулся взглядом в танцующие языки пламени.

Группа крестьян постепенно разделилась на несколько обособленных общающихся островков, обсуждающих все подряд, от погоды до сравнения урожаев в разные годы, кто то упоительно вздыхая, вслух представлял как окажется в объятьях жены или детей . Как вдруг повернувшийся Ючи, снова нацепивший улыбку, очень быстро, протараторил вопрос, звучащий так, как будто он его заранее заучил.

– Вас же Хидэки зовут, неловко спрашивать, но вижу вы странствующий монах, многое должно быть видели и историй у вас наверно навалом, расскажите что-нибудь, интересно очень.

После его вопроса сидящая ближе всего к нам кучка людей, замолчала и повернулась в мою сторону, как будто молодым Ючи был дан негласный сигнал, слушать истории молодого монаха. Но его вопрос слегка выбил меня из равновесия и какое-то время я даже не мог найти слова, выдумывать какие либо небылицы мне хотелось едва ли, решил сказать как есть.

– Не успел я накопить историй, первый раз в пути, а вы моя первая компания. Увидеть я особо ничего не успел, и все мои девятнадцать лет прошли в храме посреди лесов, на пути в Исе.

Мой хоть и честный ответ, явно расстроил новообретенных слушателей, однако видно было, что в недрах сознания Ючи постепенно рождается новый вопрос.

– А про богов знаете? К нам в деревню уже захаживали монахи, рассказывали как мир наш зародился, про демонов, про духов живущих повсюду, так хорошо рассказывали, я маленький еще был, не спал , и все слушал. Помню историю про девушку, которую в Хиконе муж убил, тело ее порубил на части, сложил в мешок и утопил в ближайшем озере. А все потому, что другая ему понравилась. Так жена его на тот свет не попала, стала блуждать по городу в сумерках, вся изуродованная, части тела как будто наскоро пришил кто то, язык длиннющий, и зубов, зубов столько, сколько у людей не бывает. Приходила к дому, где раньше жила, стучала в двери, нерадивый муж ее до смерти перепугался. А однажды по среди ночи, она в дом пробралась и подойдя к нему спросила, а теперь я достаточно красива? Он от страху даже сознание потерял. Утром проснулся, а новая избранница его, мертвая лежит, лицо у нее все съедено было, в панике он и ее расчленил, чтоб на него не подумали, и в этот раз унес в поле и закопал. Последние дни свои сидел в своем доме, бледный, и трясся от страха, все ждал, когда же снова жена заявится, а ее все нет и нет. Ее подгнившее лицо, выползало из под циновки, отражалось в зеркале, сверкало жёлтыми глазами из темноты. Вскоре окончательно утративший рассудок муж решился покончить с собой, не в силах выносить эти мучения, тут то она и заявилась, подошла к нему и хриплым голосом сказала.

– Теперь я заберу у тебя то, что тебе в жизни так и не пригодилось.

И она стала медленно выедать его сердце прямо из груди.

После его рассказа ненадолго воцарилось мистическое молчание, что даже придавало некий вес его истории.

– Хорошая история, я подобные неоднократно слышал, таких мстительных духов называют юрэй, в каждом городе есть своя такая притча…– Хорошей я окрестил эту историю, только чтобы проявить уважение к его рассказу, от подобных городских легенд меня уже порядком воротит, каждый, буквально каждый житель нашей страны имеет в запасе подобную страшилку.

От дальней группы сидящих работников, вдруг стал доходить легкий , слегка скрываемый от всех смех , пока наконец один, задорный круглолицый мужичок с забавным пухлым носом, казавшийся не совсем трезвым не выбросил реплику.

– Да какие духи, какие еще юрэй, Сэберо, я думал про твою жену рассказывают, ух и демон во плоти.

Лицо Сэберо, одного из встретивших меня в лагере , стало молниеносно наливаться пылким багрянцем. Распалившись, он, не долго думая, сквозь зубы злобно процедил.