– И чего?! – окрысился Михаил, обводя взглядом разулыбавшихся охотников. – Скажите ещё – там никаких ловушек нет!
Рыжий снова рассмеялся. Следом за ним захихикали Роман со Стиксом.
– Ну, конечно же нет!
– То есть? – совсем уж растерялся Волохов. – Подождите, подождите…. А как же «чёрные дыры», «бегущие огни», «вечный снег»? Это что, всё – выдумки?!
Алексей сделался серьёзным.
– Нет, это не выдумки. Но и не ловушки.
– А что?!
– Изнанка! – проводник поднял палец. – Которая уродует не только людей.
Михаил тряхнул головой.
– Не понимаю!
– Ничего, – «успокоил» его рыжий. – Если человеком после Локуса останешься – поймёшь.
Волохов посмотрел отсутствующим взглядом на компанию «клоунов», сейчас устраивающихся за столиком в центре зала, поморщился.
«Может действительно, охотник прав, и мне пока не следует лезть в Изнанку?».
Он повернулся к Алексею.
– И что с этим вашим упакованным челом случилось?
Тот тяжело вздохнул.
– Мы его отговаривали. Честно. Но он всё-таки пересёк Локус.
Волохов дёрнул щекой.
– В монстра превратился?
– Нет. В монстра он не превратился. Но влетел в первую же Яму. Только мы его и видели.
– В Яму?
– Это то, что в интернете называют «чёрной дырой», – со скучающим видом произнёс Стикс. – Обыкновенный канализационный люк.
– Угу, – рыжий хмыкнул. – Этот же чудик зачем-то решил бросить в него гайку. На верёвочке.
– Какую гайку?!
– Обыкновенную. Железную.
– Зачем?!
– «Обозначить границы», – Роман скривился. – Игроман недоделанный.
– И что?
– Да ничего, – Алексей пожал плечами. – Эта гаечка с верёвочкой его вниз и утянули.
– А…. – Михаил обвёл глазами собеседников, пытаясь понять – не разыгрывают ли его, – а почему он не отпустил верёвку?
– Потому что за Локусом не всегда получается управлять собственным телом. Точнее – собственным сознанием. Хочешь разжать руку, а вместо этого ещё крепче её сжимаешь, хочешь – сделать шаг вперёд, а пятишься назад…. Это – Изнанка, парень!
– Ладно, – Стикс хлопнул себя по коленям. – Нам всем надо немного отдохнуть. Пошли!
– Куда? – Волохов удивлённо на него посмотрел.
– В местную ночлежку, – Роман ткнул пальцем в потолок. – Здесь, на втором этаже хостел имеется. Поспим немного.
– У меня денег не осталось, – помрачнел Михаил.
– Не парься! – рыжий вдруг подмигнул. – Новичкам, особенно тем, кто приходит с проводником – бесплатно.
Они вышли из ресторана, поднялись по лестнице на второй этаж.
– Вон там душевые, – показал Стикс, – там спальное помещение. Сейчас нам постельное бельё принесут.
Глава 2
29 апреля 2014 года
1.
– Знаете, – Михаил Олегович Петелин окинул здание Тверского Речного вокзала холодным, внимательным взглядом. – Каждый раз, когда я сюда приезжаю, то словно оказываюсь в фильме тридцатых годов прошлого века.
– Ага, – его спутник, в мятом, не очень чистом плаще, в широкополой, но опять, же – мятой шляпе и в очках с толстыми стёклами, кивнул. – «Волга-Волга». Или «Весёлые ребята».
– Пройдёмся? – Петелин показал глазами на улицу, открыл дверцу огромного, сверкающего чёрным лаком джипа и выбрался наружу. – Вылезайте, Игорь Семёнович.
Очкарик совершая множество суетливых, ненужных движений, полез наружу. При этом он зацепился плащом за дверцу, чуть не порвал штаны; из кармана у него вывалились ключи, пачка сигарет и коробок спичек, шляпа съехала сначала на лоб, потом на затылок. Водитель, с внешностью вышедшего в отставку наёмного убийцы, бросил на него презрительный взгляд, отвернулся.
– Не спешите, – спокойно произнёс Петелин. На фоне своего спутника он выглядел, как Рокфеллер рядом с вокзальным бомжем.
Золотой «Ролекс» на запястье, бриллиантовая заколка в галстуке, аккуратная стрижка с благородной сединой на висках, очень хороший и очень дорогой костюм, элегантный кожаный плащ. Правда, вот лицо….
Бывают такие люди, встретив которых, тут же понимаешь: лучше держаться от них подальше. Километров эдак за сто. А ещё лучше – за тысячу. Целее будешь.
Тонкие, бледные губы, тяжёлый подбородок, но главное – глаза: будто два куска льда вставили в глазницы, вот только они не растаяли, а совсем наоборот – заморозили всё остальное тело. Навсегда. Хотя, если говорить о возрасте – не старый, и уж точно – не дряхлый. Сорок – сорок пять лет, в самом крайнем случае – сорок восемь.
Когда тот, кого назвали Игорем Семёновичем, всё-таки вылез из машины, Петелин поправил на нём шляпу, улыбнулся.