Слуги этого мира

– Еще как, и намного быстрее.

– То есть?

– Ее передние зубы ядовиты, – сказал он бесцветным тоном. Ти-Цэ был явно не в настроении делать очередной просветительский урок для Помоны из их с Ми-Кель ссоры, но просто не мог ничего с собой поделать. И сам от этого страшно устал. – Может, обращали внимание, что у самок лица немного вытянутые… У них есть зубы, которые складываются на нёбе, как у змей. Их яд очень силен. Она… не пропадет.

Помона припомнила, как Ти-Цэ вежливо поинтересовался, не укусил ли ее имэн, образ которого как две капли походил на образ самки. Ее заколотила дрожь.

– Да нет, – отмахнулся Ти-Цэ, когда Помона напомнила ему об этом, – у имэн зубы не ядовиты. Я спросил, потому что укусом они могут не оставить повреждений на коже, но мясо под ней перемолоть в фарш. Это потребовало бы куда более серьезного лечения.

– Успокоил.

– Как вы себя чувствуете?

– Да вроде ничего, – пробубнила Помона.

– Хорошо. Тогда мы с вами можем съездить в город по неотложным делам. Если у вас есть силы, чтобы совершить этот поход сегодня, конечно.

– Что угодно, лишь бы не стоять на месте и уж тем более – оставаться одной. Ты хочешь доложить о том, что произошло?

– Разумеется.

– А…

– Что?

– А как же Ми-Кель?

По мелькнувшему в его глазах отчаянью Помона мгновенно поняла, что порезала по живому. Она уже хотела попросить прощения, но Ти-Цэ на силу овладел собой и заслонился маской безразличия.

Он невпопад пожал плечами и предложил сначала вернуться в палатку, чтобы перевязать ее раны как следует.

11

– А вы, надо думать, не слишком соскучились по верховой езде?

Помона показала ему язык. Ти-Цэ вымучил улыбку и похлопал иритта по кожистому боку. С него еще капала вода, но он уже натянул набедренную повязку и закутался в плащ.

В палатке Ти-Цэ сделал ей заживляющий компресс, перетянул плечи чистой тканью и предложил отдохнуть, но Помона покачала головой. Тогда они вернулись к берегам источника, где Ти-Цэ и добыл иритта. В обычный день он предложил бы пройтись пешком, но не хотел зря напрягать и без того натерпевшуюся сегодня женщину.

– Ох… А я могла случайно наткнуться на иритта, когда мылась?

– Маловероятно. Обычно они пасутся на глубине, подальше от тех, кто может их оседлать, – сказал Ти-Цэ.

Без особого восторга Помона вскарабкалась на иритта вслед за ним, но оказалась приятно удивлена поездкой. Ти-Цэ не стал гнать зверя во весь дух, как делал прежде, и они ехали в полвдоха. Они маневрировали меж древ не на много быстрее, чем если бы решили проделать путь бегом на своих двоих.

Помона крепко держалась за талию Ти-Цэ и смотрела по сторонам, пользуясь тем, что в этот раз ветер не смыкал ее веки, как вдруг ее взгляд споткнулся о кого-то, кто распластался у корней одного из древ.

– Стой! Стой, Ти-Цэ!

Самец недоуменно остановил иритта. Помона тут же спрыгнула на землю.

– Куда вы?

– Тут кто-то ранен! Вдруг и здесь был имэн? Мы должны помочь, мы…

Она осеклась на полуслове и встала как вкопанная. Помона сразу поняла, что имэн был здесь ни при чем.

Перед ней лежало длинное, истощенное тело самки. Сначала Помона подумала, что она мертва, и не смогла заставить себя подойти ближе. Однако подернутые белизной глаза женщины приоткрылись. Жизнь, которая кое-как еще теплилась в этом создании, совсем не обнадежила Помону, а заставила ее сделать еще два шага назад.

Расправленные крылья самки, когда-то такие же эластичные, тонкие и прозрачные, как у Ми-Кель, высохли, потрескались и частично рассыпались, как жухлая листва. Ее шерстка потеряла блеск, стала серой, пахла пылью. Очень редко и жалко вздымалась грудь, торчащие ребра были похожи на огромного, обнявшего ее паука. Рядом с ней тут и там лежали опавшие персики, словно древо пыталось прийти ей на помощь, но самка подачками не соблазнялась. Она неподвижно лежала на сырой земле и тихо рычала еще не до конца атрофировавшимися голосовыми связками, чтобы гостья, кем бы она ни была, оставила ее в покое. Над ее заплывающими глазами виднелась вмятина, небольшая, но явно деформировавшая череп.

– Пойдемте, – тихо позвал Ти-Цэ. Помона не шелохнулась. Он мягко, но настойчиво взял ее за руку. – Вы ничем не можете ей помочь.

– Почему? – Она не была уверена, что вопрос ей удалось произнести достаточно громко и четко. Ти-Цэ потянул, и она поковыляла за ним на ватных ногах. Помона не признавалась себе, что идет не благодаря цепкой хватке йакита, а из-за собственного желания как можно быстрее убраться отсюда. – Почему ей никто не поможет?

– Пытались, но в этом нет смысла. Она потеряла супруга в прошлом году. Его задрали имэн, когда он уводил от гнезда целую стаю прочь. Все, что у нее осталось – дочь, но она умерла чуть меньше двух недель назад из-за отравленного горем матери молока. Теперь она уже который день лежит там, где упала, когда пыталась разбиться. И желает скорее присоединиться к тем, кого похоронила.

Более унылой картины Помона не видела никогда в жизни. Обескураженная и опустошенная, она как в тумане вскарабкалась на иритта и уселась позади Ти-Цэ. На древах тут и там мелькали йакиты, которые весело переговаривались между собой и делали вид, что не замечают на земле у соседнего древа умирающую самку.

Еще было только утро, но этот день уже вытряхнул из Помоны всю душу. Впервые с того момента, как она пересекла порог Плодородной долины, Помоне страсть как захотелось вернуться домой.

***

Наконец они остановились. Ти-Цэ подал Помоне руку, и она соскользнула на землю до того привычным образом, что сама восхитилась своими навыками.

Минуло около часа с тех пор, как они наткнулись на умирающую самку, когда Ти-Цэ и Помона оказались за пределами Плодородной долины. Издали был виден город, за исключением площади похожий на производственную деревню.

Тут и там в несколько ровных по линеечке рядов тянулись длинные низкие амбары – мастерские. Между ними на расстоянии вытянутой руки были высажены аккуратно подстриженные кустарники. Дороги в городе были похожи на выложенный плоскими булыжниками позвоночник и ребра – центральная улица и много более мелких троп, которые вели в то или иное здание. Тут и там можно было увидеть высокие булыжники – ушедшие в историю насесты для служащих при мужьях самок. Городская площадь была окружена амфитеатром, а с каждой стороны света стояло по небольшой башне с острыми крышами-пиками. Так выглядел мир, воздвигнутый мужчинами: удобный, четкий и ровный.

Образы при виде городской площади, вид на которую так удачно открывался с холма, ожили в голове Помоны. Она почувствовала себя героиней сказки, главным героем которой был Ти-Цэ.

– Ух ты, это здесь тебя распределили к Наставнику!

– Точно, – сказал он, – и до сих пор ежегодно через это проходят все новые и новые поколения йакитов. Сходить бы как-нибудь, поглядеть на их испуганные лица.

– А куда идем мы?

Ти-Цэ указал на одну из башен:

– Там я смогу связаться со Старшими.

– Думаешь, получится организовать охоту немедленно?

Ти-Цэ хмуро кивнул.

– С минимальными задержками на создание оружия. После одного… несчастного случая, – запнулся он, – мы всегда в боевой готовности, нужен только сигнал. Мы очень внимательно следим за тем, чтобы популяция имэн не достигла неуправляемых масштабов. То, что произошло этим утром, как раз может быть тревожным знаком, что пора действовать, тем более, что с голодухи они могут попытаться убить кого-то из взрослых. Роды у самок будут еще не скоро, но обезопасить их следует уже сейчас. Иначе случится большая беда.

– Беда? – переспросила Помона.