Слуги этого мира

Помона задержала дыхание и нырнула под толщу воды и лепестков. Вместе с жжением она ощутила приятное покалывание – так мать пощипывала тесто за оба раскатанных края, чтобы спрятать начинку пирога за аккуратным швом. Сделала шаг назад и головная боль, постепенно успокаивался желудок. Если бы хватило дыхания, она просидела бы под водой куда дольше, но вскоре вынырнула на поверхность.

На открытом воздухе раны вновь стало саднить, но она чувствовала себя намного лучше. Помона еще несколько раз умыла лицо и сквозь пальцы посмотрела на Ти-Цэ, который рассеянно выскребал кровь из подшерстка. Мысли его блуждали далеко.

– Я думала, что это Ми-Кель, – повторила Помона. Ти-Цэ очнулся от своих раздумий и вновь поскреб шею, хотя та уже выглядела вполне чистой. – Что, звезда на тебя упади, произошло?

– Это был имэн, – сказал Ти-Цэ очевидное, – один из них.

– Я поняла. Те, на кого вы ведете охоту…

– По большей части они – на нас, – угрюмо поправил Ти-Цэ. – Они размножаются в огромных количествах и прячутся… да где только не прячутся. – Он отмахнулся. – Я рассказывал об этом, вы и так знаете. Обычно они прилетают на крики рожениц, как на аппетитный запах, и разоряют гнезда, но…

– О, звезды милосердные, – шепотом перебила Помона. – Этот имэн принял палатку за гнездо?

– Нет. Думаю, ему просто было любопытно, что вы такое. Любопытство его и сгубило: мог бы иначе застать врасплох другую семью йакитов, если бы вы – неизвестное имэн существо – не попались ему на глаза.

Помона шумно сглотнула и покосилась на Ти-Цэ. То, что он сделал с имэн, ей удастся забыть не скоро. Одно дело послушать рассказ, и совсем другое – увидеть наяву.

– Ти-Цэ… Почему один из них прилетел в Плодородную долину сейчас?

– Вот это-то меня и тревожит, – сказал Ти-Цэ. – Такое случается, только когда популяция имэн выходит из-под контроля. Иногда ежегодной охоты созревших мужчин оказывается недостаточно, и популяцию помогают урезать поколения постарше. Нужно сообщить об этом в город.

– Только на одно эти твари и годятся, – пробурчал он после недолгого молчания, – что в пищу пригодны. Обычно самки мясо не едят, но в период вынашивания и кормления для хорошего, жирного молока одних персиков и корешков им в рационе мало. Лучшее, что могут достать йакиты благоверным – самую волокнистую, не слишком тяжелую мышцу. Их сердце.

– Спасибо, что спас, – сказала Помона. – Если бы не ты, я…

– Если бы не я, вы были бы в безопасности с самого начала.

Помона повернулась к нему. Вид у него был такой, словно он едва сдерживался, чтобы не дать себе пощечину.

– Что ты несешь?

Ти-Цэ резко мотнул головой и с остервенением принялся вновь мыть свою грудину, но с тем же успехом он мог бы оставить на себе еще больше шрамов. Помона поежилась: таким мрачным она его не видела со времен выезда из Пэчра. Он снова показался ей холодным, колючим, окутанным душевными терзаниями.

– Не благодарите меня. Я виноват в том, что случилось. Я не могу простить себя за то, что так легкомысленно позволил себе расслабиться. Не знаю, что за Старший выбрал меня в качестве вашего провожатого, но ему явно пора в отставку.

– Ти-Цэ…

– Нет. Ничего не изменилось, из года в год я совершаю одни и те же ошибки. Я позволил себе воспользоваться вашей добротой, пошел на сделку с совестью, когда решил, что ничего не случится, если я буду спать поодаль от вас, внизу, с Ми-Кель. Поддался на ее очарование.

– Но…

– Этого больше не повторится, – отрезал он. – Из-за нас с Ми-Кель вы могли погибнуть. Могло бы не стать человеческого Посредника. Целый виток истории мог взять и пойти под откос из-за того, что оказался в моих бестолковых руках. Это большая ошибка. Я сам, как йакит – ошибка.

Ти-Цэ отвернулся, будто не хотел иметь с самим собой ничего общего. Помона опустила глаза; на душе было паршиво. Просто не верится, что всего несколько часов назад все было хорошо, и все были счастливы.

Помона хотела высказать то, что созрело внезапно в ее голове, но на берег источника приземлилась Ми-Кель. Персики в руках самки – последняя надежда на исцеление – завладели ее безраздельным вниманием.

Ми-Кель тараторила отчет: о том, как вручила сердце обескураженной знакомой, о том, как рассказала обо всем ее супругу, и о том, как спешила обратно. Она не решалась взглянуть Ти-Цэ прямо в глаза, как будто догадывалась, какой разговор он для нее готовил.

Ти-Цэ слушал ее молча, изредка поглядывая на увлеченную персиком Помону: бледность сошла с ее щек, но выглядела она все еще неважно. Внушительные шрамы на плечах – совсем не те сувениры, которые Ти-Цэ хотелось бы, чтобы увезла с собой из Плодородной долины женщина.

Слушал он Ми-Кель через силу – так неестественно звучал ее голос, когда она пыталась подражать ему и его «занудному» тону служащего. Сейчас идея Помоны приобщить самок к служебным делам казалась ему невероятно глупой, и он был рад, что никому не успел рассказать о ней. Разумеется, его бы подняли на смех, а ему лишь требовалось время, чтобы понять, что никакие изменения в их укладе жизни не происходили не просто так. Старая, отработанная годами система работала, а нововведения меркли в ее тени, резали слух, оскорбляли глаз.

Он не мог больше откладывать разговор с Ми-Кель: не тот это был случай, чтобы обдумывать стратегии, которые не заденут ничьи чувства.

– Ми-Кель, – прервал ее на полуслове Ти-Цэ, – я больше не собираюсь оставлять Помону одну на ночь. Похоже, скоро внеплановые охоты на имэн возобновятся. Если один из них подобрался так близко и так рано – это очень тревожный знак.

– Хочешь сказать, – проговорила Ми-Кель, – ее ты на ночь без присмотра не оставишь, а меня – сможешь?

– Не начинай.

– Нет, подожди. Что ты все-таки хочешь этим сказать?

– Ты прекрасно знаешь, что тебе удастся одолеть имэн в случае чего даже лучше, чем мне.

– Вот как заговорил! Ты сам сказал в ту ночь, когда у нас был шанс, что не позволишь мне противостоять им одной…

– Да, обессиленной после родов и с младенцем на руках, – перебил Ти-Цэ как можно более терпеливо. Грудь Ми-Кель высоко вздымалась и опускалась, ноздри так и трепетали. – Это совсем другое дело, и не выставляй меня невнимательным к тебе.

В одну секунду злоба превратилась в обиду: в горящих глазах Ми-Кель заблестели слезы.

– Я думала… ты меня… Я думала, что обо мне ты тоже хоть немного беспокоился, когда все это говорил… – Еще секунда – и она высокомерно задрала подбородок. – И знаешь, не тебе упрекать меня в том, что мне некого охранять в гнезде.

– Ми-Кель! – воскликнул Ти-Цэ. Он всегда думал, что эту черту она не посмеет переступить даже при всей неуправляемости своего характера. Кровь гейзером прилила к голове. – Все, что я делаю в жизни, я делаю ради твоего блага, а что до потомства…

– Каким образом мне на благо идет разлука с тобой?!

– Не только на благо тебе, но и всей нашей семье! – крикнул Ти-Цэ, сжав кулаки. – Ми-Кель, а ну-ка послушай сюда. Если один имэн здесь, другие могут быть повсюду. Пустые гнезда – первое, что привлечет их внимание в голодную пору. Да, я о нашем гнезде, – повысил голос он, закатив глаза к небу, когда Ми-Кель встрепенулась, чтобы возразить. – Ты построила его за один день, оно хилое и тесное, но оно есть. А значит, ты должна его охранять.

– Но…

– Потому что, – еще на тон громче сказал он и предупреждающе осадил ее взглядом, – в твое отсутствие там может затаиться враг. И все, кто обитает ветвями выше, окажутся в опасности. Ты не должна этого допустить, а я не должен отходить от палатки Помоны в чьих бы то ни было интересах. Ми-Кель, нам было хорошо вместе все эти дни, но нам обоим пора вспомнить о наших истинных обязанностях.

– Ясно.

Ее лицо окаменело, в голосе зазвенел лед. Две сырые дорожки прочертили путь от глаз до подбородка. Она отложила на землю недоеденную половину своего персика и ядовито посмотрела прямо ему в глаза.

– Не смею задерживаться, моя помощь тебе явно не принесла никакой пользы. Полечу заниматься по-настоящему важными делами, на которые я, как самка, пригодна: охранять пустую кучу лепестков и веток от опасности.

И взмыла в воздух раньше, чем Ти-Цэ мог вставить еще хоть слово.

Он проводил удаляющуюся Ми-Кель взглядом. Его желваки ходили ходуном. Лишь через какое-то время он вспомнил о том, что Помона по-прежнему здесь, и обернулся, чтобы обнаружить рядом ее обескураженное лицо.

Ти-Цэ и сам почувствовал, что стал будто меньше в росте, как если бы из него выпустили часть воздуха, который держал его мощную форму. Он глубоко вздохнул и покачал головой, вкратце пересказав суть их разговора.

– Но Ти-Цэ, разве Ми-Кель может справиться с имэн лучше, чем ты? – спросила Помона и с содроганием вспомнила, как он все равно что вывернул недругу грудную клетку наизнанку.

Он кивнул: