Дневник посла

В течение десяти месяцев моего знакомства с русским обществом одно из явлений, более всего поразившее меня, заключалось в той свободе, скорее даже – в излишней вольности, с которой обсуждались император, императрица и императорская семья. В этой стране, где так сильны традиции самодержавия, где полиция, жандармы, «Охранка», Петропавловская крепость и Сибирь – постоянно существующие грозные реалии, такое преступление, как «оскорбление его величества», является привычным проступком в светских беседах. С очередным доказательством этого я столкнулся сегодня, когда пил чай у госпожи Б.

Она рассказала мне о нескольких новых моментах в кампании Витте, направленной на достижение мира, и затем, вспылив, с гневом обрушилась на императора, который терпит скандальное поведение Витте:

– Он смертельно боится Витте; он никогда не наберется смелости поставить его на место… С самого начала своего царствования он всегда оставался тем же самым; у него нет ни смелости, ни воли.

– Разве справедливо говорить, что у него нет воли? Мне показалось, что он, напротив, во многих случаях проявлял решительность.

Но госпожа Б. не сдавалась. Нахмурив брови и устремив на меня раздраженный взгляд своих умных глаз, она продолжала обвинительную речь:

– Нет, у него нет ни капли воли. Да и как бы он мог ее иметь, раз у него абсолютно отсутствует индивидуальность? Он – упрямый человек, но это совершенно другое дело. Когда ему подсказывают ту или иную идею – собственных идей у него никогда нет, – он принимает ее, но цепляется за нее лишь потому, что у него нет силы разума, чтоб захотеть ознакомиться с другой идеей… Но что более всего меня возмущает в нем, так это то, что у него полностью отсутствует мужество. Он всегда действует неискренне. Он никогда не вступит в честную и открытую полемику по проблеме, которая ему небезразлична. Чтобы не столкнуться с противоположной точкой зрения, он неизменно соглашается со всем, что говорится ему, и никогда не отказывает в просьбах. Но стоит ему повернуться спиной, как он дает совершенно противоположные указания… Вы только посмотрите, как он увольняет министров! Именно тогда, когда он готов отделаться от них, он оказывает им самый дружеский прием и демонстрирует им свое особое доверие и доброту. В один прекрасный день они раскрывают газету и узнают из монаршего рескрипта, что для поправки их здоровья им требуется длительный отдых. Вы когда-либо слышали о более постыдном поступке, чем увольнение Коковцова в начале этого года? Я бы не выгнала ни одного своего слугу безо всякого объяснения и в такой оскорбительной манере!..

Четверг, 12 ноября

Сегодня в клубе я беседовал со старым князем Т. и с Б., обер-егермейстером императорского двора, которые были личными друзьями Александра III. Они, прибегая к намекам, доверительно поведали мне о том, насколько прискорбным представляется им то позорное положение, в котором оказалась императорская семья, и как опасны для России и для династии те интриги, которые плетутся вокруг императрицы. Я не стал скрывать от них, что я также весьма озабочен этими интригами:

– Как император может терпеть настоящий рассадник измены в стенах собственного дворца? Как он может допускать, чтобы с таким пренебрежением относились к его авторитету? Почему он не принимает решительных мер? Он мог бы поставить всё на свои места одним словом, одним росчерком пера… В конце концов, ведь он же хозяин! Конечно, я знаю, что Россия более не находится в феодальной эпохе, что времена Ивана Грозного и Петра Великого прошли. Но царь остается по-прежнему царем, самодержцем, и его власть огромна…

В разговор вмешался князь Т.:

– Его власть намного меньше, чем вы думаете. С практической точки зрения он зависим от своих официальных лиц, представляющих ему информацию и дающих ему советы для принятий им решений. И поскольку он достаточно безвольный человек и ему не свойственно проявление инициативы, да к тому же он в душе фаталист, то он пускает все дела на самотек. Империей на самом деле правит бюрократия.

Слово вновь взял Б.:

– С самыми небольшими исключениями история всегда повторялась. Цари всегда более или менее были в зависимости от чиновников. Вы же помните замечание госпожи Свечиной: «Удивительно то, что те, кто может сделать многое, не могут это сделать!» И она говорила не о ком ином, а о самом Николае I!

Суббота, 14 ноября

Сегодня утром Бьюкенен в моем присутствии заявил Сазонову, что британские министры посвятили немалое время обсуждению новых проблем, возникших на востоке из-за поступков и проступков турецкого правительства; он добавил, что сэр Эдвард Грей не упустил случая информировать их о точке зрения русского правительства и о чаяниях русского народа. В конце заявления Бьюкенен торжественным тоном произнес:

– Правительство его британского величества, таким образом, пришло к признанию того, что вопрос проливов и Константинополя должен быть решен в соответствии с пожеланием России. Я счастлив заявить вам об этом.

После минутного удивления лицо Сазонова приняло радостное выражение, но тут же, преодолев свои эмоции, он с достоинством и спокойно ответил:

– Господин посол, я принимаю вашу информацию с величайшей благодарностью. Россия никогда не забудет доказательства дружбы, которое сегодня продемонстрировала Англия. Никогда!

Затем они пожали руки, тепло поздравив друг друга.

Воскресенье, 15 ноября

В Польше военные операции русской армии успешно развиваются 1) между реками Висла и Варта, а также в районе Лесицы; 2) в Юго-Западной Польше между Ченстоховом и Краковом.

В Галиции русские продолжают продвигаться через Карпаты.

В Восточной Пруссии они приближаются к фронту Гумбиннен – Англебург, где немцы сильно укрепились.

Понедельник, 16 ноября

Генерал де Лагиш, который только что совершил поездку по фронтам русской армии в Польше, рассказывал мне о тех громадных трудностях, с которыми пришлось столкнуться русским в районах, откуда недавно отступил враг. Все дороги и железнодорожные пути систематически разрушались немцами. Не уцелела ни одна станция, ни один мост. Часто дороги оказывались перерытыми траншеями на протяжении нескольких километров. Русские войска проявляют поразительную энергию, восстанавливая дороги, – так велико их нетерпение продвигаться вперед… Солдаты выглядят прекрасно. Больных очень мало; но тысячи лошадей необходимо заменить. Наиболее пострадали те подразделения, которые участвовали в военных операциях в Галиции, их необходимо было передислоцировать на север. Пять армейских корпусов, образовав единую колонну, потратили четыре дня для прохода через леса, настолько заболоченные, что приходилось рубить деревья по обе стороны единственной дороги, чтобы поделать сносный проход в лесу.

Дав описание отступления немцев в западном направлении, генерал де Лагиш, со свойственной ему мудростью, сделал следующие выводы:

«Свое отступление враг осуществляет по собственной инициативе, не позволяя, чтобы его удерживали и чтобы он понес жизненно важные потери. Поэтому враг может возникнуть вновь. Какой мотив скрывается за этим отступлением? Этот вопрос мы должны задавать самим себе, если хотим быть готовыми к любому сюрпризу и не растеряться при выполнении наших собственных планов. Мы являемся свидетелями успехов, достаточных, чтобы принести нам всяческое удовлетворение; но задача, стоящая перед нами, остается нерешенной, ибо мы не можем праздновать победу до тех пор, пока не перестанут существовать вражеские армии».

Среда, 18 ноября

Сегодня утром Бьюкенен заявил Сазонову, что британское правительство считает себя обязанным аннексировать Египет; оно надеется, что русское правительство в связи с этим не будет иметь возражений.

Сазонов поспешил выразить свое согласие.

Четыре дня тому назад Англия уступила России Константинополь. Сегодня Россия уступила Англии Египет. Таким образом, через шестьдесят один год выполнена программа, которую царь Николай I представил сэру Гамильтону Сеймуру, британскому послу, в январе 1853 года, – программа, ставшая причиной Крымской войны.

Четверг, 19 ноября

Между Вислой и Вартой – примерно в ста километрах от Варшавы – немцы предприняли мощное наступление, чтобы сдержать продвижение русских в Силезию. Около Кутно русские, судя по всему, потерпели поражение, которое, как говорят, стоило им 30 000 жизней.

Вот-вот начнется большое сражение далее к югу, в районе Лодзи.

Глава протокольного отдела императорского двора сообщил мне, что император выразил желание видеть меня и что он готов принять меня послезавтра, в субботу, в Царском Селе.

Пятница, 20 ноября

Сегодня днем новый болгарский посланник, Мадьяров, представил его величеству свои верительные грамоты.

Выразив дружеские чувства к болгарскому народу, император затем суровым тоном заявил посланнику:

«Я не должен скрывать от вас, что отношение вашего правительства к Сербии вызывает у меня тягостное чувство и что весь мой народ разделяет эти чувства… Если ваше правительство воспользуется сложившейся ситуацией, чтобы напасть на Сербию, то я, монарх самого большого славянского государства, торжественно провозглашаю, что Болгария исключается из славянской семьи!»

Суббота, 21 ноября

Сегодня утром Сазонов сказал мне: «Государь примет вас в четыре часа. Официально он ничего не имеет вам заявить, но желает побеседовать „с полною свободой и откровенностью“. Предупреждаю вас, что аудиенция будет долгая».

В 3 часа 10 минут я отправляюсь экстренным поездом в Царское Село. Снег падает крупными хлопьями. Под бледным светом, ниспадающим с неба, расстилается широкая равнина, окружающая Петроград, белесоватая, туманная и печальная. Сердце сжимается при мысли о том, что на равнинах Польши в эти самые минуты тысячи людей погибают, тысячи раненых медленно умирают.

Аудиенция носит совершенно частный характер, но тем не менее я должен быть в полной парадной форме, как это подобает, когда являешься к царю, самодержцу всея России. Меня сопровождает церемониймейстер Евреинов, также весь расшитый золотом.

Расстояние от станции до Александровского дворца в Царском Селе невелико – меньше версты. На пустой площади перед парком маленькая церковь в древнерусском стиле вздымает над снегом свои прелестные купола; это одна из любимых молелен императрицы.

Александровский дворец предстает предо мной в самом будничном виде: церемониал сведен к минимуму. Мою свиту составляют только Евреинов, камер-фурьер в обыкновенной форме и скороход в живописном костюме времен императрицы Елизаветы, в шапочке, украшенной красными, черными и желтыми перьями. Меня ведут через парадные гостиные, через личную гостиную императрицы, дальше – по длинному коридору, на который выходят личные покои государей; в нем я встречаюсь с лакеем в очень простой ливрее, несущим чайный поднос. Далее открывается маленькая внутренняя лестница, ведущая в комнаты августейших детей; по ней убегает на верхний этаж камеристка. В конце коридора находится последняя гостиная, комната дежурного флигель-адъютанта князя Петра Мещерского. Я ожидаю здесь около минуты. Арап в пестрой одежде, несущий дежурство у дверей кабинета его величества, почти тотчас открывает дверь.

Император встречает меня со свойственной ему приветливостью, радушно и немного застенчиво.

Комната, где происходит прием, очень небольших размеров, в одно окно. Меблировка спокойная и скромная: кресла темной кожи, диван, покрытый персидским ковром, письменный стол с ровно задвинутыми ящиками, другой стол, заваленный картами, книжный шкаф, на котором портреты, бюсты, семейные сувениры.

Император, по своему обыкновению, запинается на первых фразах – при словах вежливости и личного внимания, но скоро он говорит уже тверже:

– Прежде всего сядемте и устроимся поудобнее, потому что я вас задержу надолго. Возьмите это кресло, пожалуйста. У этого столика нам будет еще лучше. Вот папиросы – они турецкие; я бы не должен их курить, тем более что они мне подарены моим новым врагом – султаном, но они превосходны, да у меня и нет других… Позвольте мне еще взять карту… И теперь поговорим.

Он зажег папиросу и, предложив мне огня, сразу приступил к делу: