Досье без названия

– Травма была связана с работой?

– Вовсе нет, он упал с лошади и сломал ногу в двадцати трех местах. Врачи даже думали ее ампутировать, но он рискнул и после десятка операций и двух лет восстановления всего лишь хромает.

– Мм, как бы это спросить… Травма изменила характер его работы?

– Не слишком.

– Как он относится к своей инвалидности?

– Как ко многому другому: «неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»

– Что-то знакомое. Книга Иова?

– Да, она.

– Он сам выбрал этот текст или это вы так иллюстрируете ситуацию?

– Он сам, но я тоже так иногда делаю.

– Он верующий или Библия – это рабочий инструмент?

– Скажем, Библия – это и рабочий инструмент тоже.

– А для вас?

– И для меня.

– Я уже пропустила какие-то цитаты?

– Да.

– Очень впечатляет. И Новый Завет тоже?

– Бывает.

– Он участвует в операциях, которые могут увеличить число его личных врагов?

– Очень маловероятно, потому что практически невозможно установить прямую связь.

– А его… работа до травмы?

– Точно так же.

– Почему вы так в этом уверены?

– Я уже говорил – характер его работы не изменился.

Камилль слушала и одновременно внимательно его изучала. Рафаэль только передавал ей нужные сведения; он как будто надел броню. Невозможно было догадаться, какие отношения связывают его с отцом. Гордится ли он им? Может быть, именно восхищение привело к тому, что он выбрал ту же профессию? Но по нему ничего нельзя было понять.

Ей вдруг захотелось изучить до малейших деталей жизнь этих людей иной породы. Знали ли братья, что работают на одну организацию? Были ли родители в курсе, чем занимаются дети? Имеют ли право знать правду их подружки, если они у них вообще есть? Тысячи вопросов крутились у нее в голове. Ей хотелось понять их мир до конца, удовлетворить свое обычное любопытство при виде незнакомых сюжетов, но приходилось задать себе прямой вопрос: действительно ли ей нужно знать столько подробностей, чтобы сделать то, о чем они просят?

– Такая редкость – иметь возможность взглянуть на совершенно незнакомый мир, – сказала Камилль. – Я не очень контролирую себя, когда кого-то исследую. Если вам кажется, что я увлеклась, сразу скажите.

– Хорошо. По-моему, я и так уже сказал больше, чем нужно.

– Нет-нет, подождите, не так быстро. Предположим, в профессиональном прошлом вашего отца и правда нет ничего, что связывало бы его с этой историей. Каков его… иерархический уровень сейчас?

– Очень высокий.

– У него могут быть враги внутри?.. Нет, это звучит как-то глупо, зачем тогда убивать Грэга? Забудьте или делайте, что считаете нужным, проверяйте эту версию, меня она не интересует. А чем занимается ваша мама? Она тоже сотрудник секретных служб?

– Моя мать – врач-педиатр.

– Невероятно…

Она подумала, что однажды, если вдруг представится случай, захочет расспросить его об отношениях Грэга с матерью. Углубляться в это сейчас не было совершенно никаких причин.

В таком состоянии она выглядела безумной и знала об этом. Женщина, которая всё время хватается за голову, трет руками лицо, держит себя за руки, чтобы не спрашивать еще и еще… Рафаэль смотрел на нее, как зоолог, изучающий поведение странной зверюшки. И сказал, не дожидаясь вопроса:

– Моя мать обожала Грэга. Врачи убедили ее, что у нее никогда не будет детей, поэтому пока не появился я, она обрушивала на него всю свою любовь.

– А потом?

– Потом у нее было два сына. Один – дар Божий, а другой – чудо Господне.

– А когда вы узнали, что Грэг ее приемный сын?

– Они никогда и не скрывали, просто мне это было совсем не интересно. Наверное, мне было лет десять, когда я всё понял. Предвосхищая ваш вопрос: нет, я никогда не ревновал и никогда не думал, что его она любит больше.

– Как она сейчас?

– Плохо.

– А ваш отец?

– Вы его видели.

– Нет, я видела Моисея, предположительно высокого представителя израильских секретных служб.

– У вас есть основания в этом сомневаться?

– У меня нет никакой возможности проверить, с кем именно я разговаривала. Но это точно не был отец, только что похоронивший сына. Поэтому я и спрашиваю, как он?

– Жаждет справедливости.

Камилль ненадолго задумалась. Два персонажа постепенно формировались в ее голове, и ей надо было дать им отлежаться.

– Мне нужно подумать, о чем еще вас спросить. Мы можем прерваться?