Досье без названия

Моисей тяжело вздохнул:

– По заключению полиции, это было двойное самоубийство гомосексуальной пары.

Камилль почувствовала себя как лошадь, которую внезапно остановили посреди скачек.

– Грэг был геем? Что-то не верится…

– Нет, не был.

– Откуда же такое заключение?

– Потому что полицейские обнаружили двух мужчин, сидящих за столом, яд в бокалах для вина и никаких следов насилия или присутствия посторонних.

– Ну да, это самое простое объяснение и поэтому может быть правдой.

– Грэг не мог там оказаться. Что касается Ари, то он даже не знал, что Грэг во Франции. Они не были близкими друзьями и вращались совсем в разных кругах. А учитывая, что Грэг был занят поисками предателя, любая неожиданность должна была его насторожить. Например, внезапное приглашение поужинать у Ари.

– А если он пришел за информацией, но не хотел поставить сотрудника посольства в неловкое положение? Или, предположим, не хотел открыто обвинять хорошо знакомого человека и друга своего брата?

– Тогда он бы обязательно как-то дал знать, где его искать в случае чего. А он никому ничего не сказал.

– Уверены ли вы на двести процентов, что он не брал в расчет свои личные отношения с предателем? Каждый из вас в этом уверен?

Она внимательно наблюдала, как они восприняли ее слова, потом поднялась, обошла стол слева и села рядом с Моисеем.

– Вы уверены, что он сообщил бы, куда идет, если бы обнаружил доказательства вины своего отца или брата? – спросила она шепотом.

Он подумал некоторое время и так же тихо ответил:

– Да, я совершенно в этом уверен. Он не стал бы нас покрывать.

– Он мог покончить с собой?

– В таких обстоятельствах – никогда, – ответил Моисей с болью в глазах.

Встав, Камилль направилась к своему креслу, но не стала садиться, а подошла к Рафаэлю и села рядом с ним. Ему она задала тот же вопрос и долго ждала, пока он не ответил «уверен». Посмотрев на него, она прошептала:

– Если бы вы были узнали, что он предатель, как бы вы поступили – вывели его на чистую воду или убили бы, ничего никому не говоря? Если вы не хотите отвечать, я пойму, но тогда просто скажите, что для себя вы знаете ответ на этот вопрос.

– Я, конечно, знаю ответ, – сказал он, помолчав. – Это зависит от обстоятельств.

– От каких?

– Я мог бы его убить, если бы его действия представляли неминуемую опасность для других. Во всех остальных случаях я бы сначала вынул из него все возможные сведения.

– Он мог покончить с собой?

– По чисто личным причинам? Никогда.

– А Ари, он мог?

– Не думаю.

Она поднялась и перешла к Гедеону, поставив стул так, чтобы он был вынужден повернуться к ней и никто не видел его лица. Потом, внезапно сообразив, что их могут все-таки услышать, достала из кармана блокнот, написала в нем: «Ари был геем?» – и аккуратно показала Гедеону.

Прочтя, он резко откинулся назад, явно потрясенный до глубины души. Камилль дала ему несколько секунд, чтобы прийти в себя, а потом сделала знак наклониться так, чтобы их головы почти соприкасались.

– Я права, да? – настойчиво прошептала она ему на ухо.

– Да, – ответил Гедеон. – Вы можете продолжать говорить, мы ничего не записываем.

– Кто об этом знает?

– Его мать и я, больше никто.

– Вы боитесь, что это не двойное самоубийство, а убийство по страсти и самоубийство после этого?

Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза. Если бы можно было проигнорировать эту самую очевидную гипотезу, она бы сделала это только ради того, чтобы не видеть его лица, лица человека, измученного сомнениями и подозрениями. Ее версия была значительно более реальна, чем двойное самоубийство. Человек, безумно влюбленный без всякой надежды на взаимность, убивает предмет своей страсти и кончает с собой. Это было вполне вероятно, за исключением того, что, как ей сказали, они не могли встретиться.

– Да, – сказал Гедеон, опять наклонившись к ней, – этого я и боюсь.

– Это просто страх или у вас есть какие-то основания так думать?

– Ничего конкретного. Правда, он очень изменился в последние месяцы, но мне казалось, что он скорее счастлив.

Камилль не могла ни утешить его, ни пообещать найти доказательства другой версии. Просто, поблагодарив, вернулась на место. Они ждали, но она сидела молча, размышляя над услышанным. У нее было несколько кусочков головоломки, но они никак не складывались вместе. Было неясно даже, принадлежат ли они одной истории, или это просто случайная смесь. Нужно было всё упорядочить, а для этого решить, чего ей не хватает, чтобы сочинить хороший сюжет. Камилль потерла лицо руками и подняла голову.

– Мы не могли бы прерваться ненадолго? Я очень проголодалась, и мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать.

– Что конкретно? – первым спросил Моисей.

– Во-первых, что мне нужно, чтобы создать что-нибудь, чем вы сможете воспользоваться.

– И сколько времени вам понадобится?

– Пара часов. Это возможно?

– Вполне, особенно если вы можете размышлять во время экскурсии.

– Конечно, могу.

– Тогда до скорого, – сказал он, а Рафаэль поднялся и пошел к двери, никак не давая понять, что она должна делать.

Камилль последовала за ним и через некоторое время оказалась в том же зале ожидания. Рафаэль сразу исчез, а через несколько секунд появилась та же женщина-сержант и повела ее обедать. Камилль не могла бы сказать, что именно ела или какие вопросы задавала своим провожатым. Ее мозг работал в автономном режиме, решая, что поможет ей создать связную историю. Она рассеянно отмечала, что окружающие не видят в ее поведении ничего необычного; видимо, она вела себя именно так, как полагалось человеку, впервые в жизни оказавшемуся на военной базе.

Надеясь, что сумеет запомнить хоть что-нибудь из тех удивительных вещей, которые ей показывали, но которые совершенно терялись на фоне произошедшего, она машинально наблюдала, что делают солдаты, как ведут себя офицеры, как устроены здания и как меняется погода.

Время же тянулось нестерпимо долго. И невозможно было попросить дать ей вернуться назад и побыть одной; полная потеря интереса к столь ожидаемой экскурсии привлекла бы ненужное внимание. Когда Камилль наконец снова оказалась в зале ожидания с готовым планом на ближайшее будущее, она была почти раздражена тем, что Рафаэль медлит и не ведет ее обратно вниз.