Досье без названия

Гедеон: Он сказал что-нибудь перед смертью?

Моисей: Что от яда и вируса нет иммунитета, а антидот есть только у него.

Рафаэль: Другими словами, набил ее квартиру ядами?

Моисей: Боюсь, что да. Там сейчас всё просеивают через мелкое сито.

Рафаэль: Я должен идти, надо убедиться, что она ничего не могла принять.

Моисей: Давай, мы предупредим врачей, чтобы на всякий случай были готовы. То, что найдем, немедленно отправляем в лабораторию. Скажи ей, что нам придется полностью очистить квартиру, потому что у него был доступ к очень разным веществам.

Гедеон: Не забудьте проверить на ртуть и радиацию.

Моисей: Конечно, но ты же понимаешь, он хотел, чтобы она умерла, не вызвав подозрений. Тут не до радиации. Он был не так глуп.

Рафаэль: Я пошел, держите меня в курсе.

Моисей: Выясни всё, что сможешь, о том, что она делала в квартире. И мы проверим.

Глава двенадцатая.

05.02.2016

Было утро, или, точнее, часы показывали, что оно наступило. Она предпринимала всё возможное, чтобы без дневного света жизнь хоть как-то походила на обычное начало дня: приняла душ, позавтракала, занимала себя мелкими практическими делами, чтобы не думать о том, что происходит снаружи. Потом опять села писать.

Часов в одиннадцать зазвонил внутренний телефон и незнакомый голос поинтересовался, нужно ли ей что-нибудь. Она попросила еще бумаги и ручек, и некоторое время спустя шум у двери подсказал, что просьба выполнена, хотя никто не зашел, чтобы ей что-нибудь сказать.

Она писала без остановки, только время от времени меняла стол, за которым работала, – то сидела в гостиной, то приходила на кухню, но в конце концов, как и накануне, перебралась в кровать. Ей очень не хватало окон и хотелось узнать, какая погода на улице. Но ни одного звука не проникало в убежище, внешнего мира здесь вообще не существовало.

Внезапно молчание было нарушено, хлопнула входная дверь и раздался крик Рафаэля: «Камилль, где ты?» Она ответила: «Здесь». Он ворвался в комнату, дыша так, как будто пробежал несколько километров, скороговоркой произнес: «Добрый день, как дела, Альфред Сислей родился 30 октября 1839 года», – потом бросил свою дорожную сумку, быстро снял пальто и свитер, сел на кровать так, чтобы ей не надо было задирать голову, глядя на него, и протянул руки.

Он был в футболке, и она смогла рассмотреть их целиком. Когда она закончила, он сказал:

– Докажи мне, что ты ничего не трогала и ничего не ела в своей квартире начиная с вечера вторника. Скажи, что ты не прикасалась даже к воде из-под крана.

Камилль задумалась. Вечер вторника уже казался очень далеким, но понемногу она смогла восстановить в памяти все события.

– Меня не было целый день, я вернулась после полуночи, у папы был день рождения. И я… ну, я очень устала и не могла заставить себя даже почистить зубы, пила воду из бутылки, которую купила днем и весь день носила с собой. Заснула на диване в гостиной и очень плохо спала. Встала рано, ничего не ела и не пила, покормила кота, налила ему воды. И как только поняла, что в квартире кто-то был, сразу ушла. Ну а потом ты сказал ничего в квартире не трогать, поэтому мне пришлось постирать одежду у Юдифь и там же принять душ. А дома я делала всё как ты сказал и пользовалась только той водой, которую купила. Вот тебе ответ.

Он выдохнул – впервые за всё то время, пока она говорила.

– Хорошо, тогда можно следовать моему плану.

– Вместо того чтобы что?

– Вместо того чтобы немедленно везти тебя к врачам.

– А почему тебя интересует только время начиная со вторника? Я ведь могла отравиться и раньше.

– Он провел десять дней в провинции и вернулся в Париж во вторник утром. А до этого он был уверен, что ты сделаешь всё, что он предусмотрел.

– Понятно. Ну так что? Всё кончено?

– Более или менее. Три часа назад его задержали в твоей квартире. Он собирался инсценировать твое самоубийство.

– А подробнее?

– Не сейчас.

– Но теперь я ведь в безопасности, правда?

– Да, но ты не можешь вернуться домой, пока мы не убедимся, что там тоже нет ничего опасного.

– То есть я остаюсь здесь?

– Нет, и вообще-то официально ты уже вчера уехала из Франции.

– Зачем?

– Затем, чтобы не отвечать на вопросы французских властей.

– На какую тему?

– На тему твоего участия во всем этом деле, конечно.

– Но я же могла бы придумать какую-нибудь историю?

– Нужно время, чтобы продумать все детали, а у нас его нет.

– Почему ты не предупредил меня вчера? Мне было бы чем заняться.

– Вчера еще не было известно, какую линию защиты он выберет.

– И что же?

– Он покончил с собой.

– О… – сказала она. Потом, подумав, добавила: – Но тогда у нас развязаны руки. Он ничего не сможет опровергнуть.

– Как раз наоборот, мы полностью связаны, потому что не знаем, оставил ли он что-нибудь еще, чтобы повесить всё на тебя.

– Тогда действительно неудачно. А что наши секретные службы, они что обо мне думают?

– Колеблются между двумя версиями. Или ты действительно та, за кого себя выдаешь, совершенно случайно оказалась во всё это замешана и помогаешь нам просто потому, что считаешь это важным. Или писатель, подрабатывающий уборкой, – это всего лишь маскировка для великого секретного агента, который избавил Францию от организатора терактов. Мы пытаемся сделать всё возможное, чтобы они выбрали первый вариант, но пока не уверены, что получится.

– А по-моему, второй просто никуда не годится. А первый прекрасный.

– К сожалению, удобным для нас выглядит как раз второй. В этом деле мы задействовали столько… всего, что должно оставаться незаметным для французских спецслужб. Приписать все заслуги тебе – самый простой способ всех прикрыть. Мне очень жаль, но может так получиться, что нам придется остановиться на этой версии.