Объявлен в розыск

Михалыч в калошах на босу ногу, в широченных штанах, подвязанных веревочкой (взятых у Николая напрокат взамен своих, облитых машинным маслом) и в николаевском же бушлате на голое тело, с жадностью набросился на еду. Поначалу он думал, что ему кусок в горло не полезет, но после чудодейственной силы велкопоповетского и свежего осеннего воздуха у него разыгрался зверский аппетит.

В то время, как он, взяв ломоть хлеба в палец толщиной и такой же по толщине кружок колбасы, подцеплял вилкой яичницу со сковороды, Иван Филиппович скованно пытался намазать вареньем оладушку и не капнуть при этом вареньем на стол. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри Ивана Филипповича. Он сделал мелкий глоток, но кофе был слишком горячим, Иван Филиппович от неожиданности дернулся, расплескал кофе, и капнул-таки вареньем на кремовую скатерть. Шепотом чертыхнувшись, он попытался бумажной салфеткой уничтожить следы преступления, мысленно проклиная Клавдию Васильевну за то, что она усадила его завтракать. Он не привык к таким церемониям и исподтишка посмотрел на Клавдию Васильевну – заметила она или нет его оплошность. Но та энергично ходила по кухне взад-вперед и разговаривала по телефону.

– Да, Михаил, я вам благодарна, что вы перезвонили… Простите, что отвлекаю вас от дел, понимаю, вы далеко, у вас командировка, а тут мы с такими вопросами, но поймите нашу обеспокоенность. Ваш папа сутки не выходит на связь. Вы когда ему звонили? Еще раньше, два дня назад? Вот видите. А он ни на что не жаловался? Да… Я очень переживаю… Поймите, в нашем возрасте всякое может быть. Вдруг ему плохо, он дверь открыть не может? Да мы были в саду! Нет его там!

Клавдия Васильевна не сдержалась и повысила голос. Но тут же взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее.

– А у вас имеются ключи от квартиры отца? Ваша жена в городе? Может мы за ней съездим, привезем ее с ключами, и как свидетеля… Ой, простите, я всякую чушь несу, переволновалась немного… Что? И ее нет в городе? А… сынишка, он один дома что ли? Тоже уехал? Но учебный год только начался… Я думала… ах, отпросились… понятно, не сочтите меня бестактной, я вовсе не хочу лезть в ваши семейные дела, мне бы просто убедиться, что с Иваном Михайловичем все в порядке. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но я так волнуюсь, так волнуюсь.

Клавдия Васильевна отложила телефон и горестно развела руками.

– Ну, вот, теперь уже не знаю, что и делать – сына нет в городе, и ему вообще кажется наплевать, что с отцом. И в милиции искать не хотят…

– В полиции, – робко вставил Иван Филиппович.

– Что?

– В полиции, говорю, а не в милиции.

– Ах, какая разница! Что в милиции не работали, что в полиции искать не хотят. И что, что теперь делать? – Клавдия Васильевна нервно кусала губы.

– Ну… только ждать остается, – подвел итог Иван Филиппович.

На том и порешили. Ждать, а если на третий день Михалыч не объявится, тогда смело идти в полицию и требовать (Клавдия Васильевна так и сказала – требовать!) объявить его в розыск.

Ожидание – тяжелое бремя. Особенно, если себя занять нечем. Ивану Филипповичу занять себя как раз и не получалось. Он слонялся из угла в угол. Включил телевизор, пощелкал каналами, но все, показываемое там, либо раздражало, либо нагоняло тоску. Сел в кресло и потянулся за газетами, но буквы расплывались перед глазами, кроссворды не разгадывались. Иван Филиппович в сердцах скомкал и отбросил газету в сторону. Порывисто встал и отправился на улицу. Он вышагивал быстрым шагом из одного угла парка в другой, пока не стемнело. Все ходил и ходил. И думал – а если и правда с Михалычем что-то случилось? И ведь в этом случае вина полностью ложится на него, Ивана Филипповича. Ведь если бы не этот глупый спор, который вспыхнул с его подачи, Михалыч не отключил бы телефон. И значит, мог бы позвонить, попросить о помощи. А так…

Устав так думать, Иван Филиппович начал успокаивать себя. Ведь, если бы Михалычу вдруг стало плохо, он что, телефон бы не включил? Тут не до глупых принципов и споров, если дело касается здоровья, а может и жизни. Но Михалыч упрям, ох как упрям…

Иван Филиппович вынул из кармана телефон, проверил, нет ли непринятых звонков. У него, конечно, сигнал на телефоне громкий, но вдруг кто-то звонил, а он задумался и не услышал. Набрал еще раз на удачу телефон Михалыча, но, услышав снова «абонент не доступен», в раздражении сунул телефон в карман. И Клавдия Васильевна молчит. Ну, а что она звонить будет? Кто он, Иван Филиппович, ей? «А вот повезло же Михалычу! – подумал вдруг Иван Филиппович, – Такую женщину отхватил. Так переживает, неспроста, ох неспроста. Значит, это… Любит его? Да какая любовь в нашем возрасте?! Какая, какая… А вот такая! Что мы, пенсионеры, и полюбить уже не можем?»

Он вспомнил свою Аглаю Петровну, которая уже два месяца жила у сестры в деревне. Как слегла сестра-то, так Аглаша и уехала. Хозяйство, то, да се. Дети-то у сестры в городе, у них работа, да и не помнят, как оно за скотиной ходить, вот на Аглашины плечи все и легло. Он поначалу так обрадовался! Это же просто подарок судьбы! Никто не ворчит, указами своими не донимает, пряжу мотать не заставляет. А то сидишь, как дурак, истуканом, руки вперед вытянешь… В общем, полная свобода действий. А зачем ему эта свобода, что с ней делать? А так, поворчит старая, так хоть голос ее услышать, в ответ что-то сказать. И все не один в четырех стенах. Позвонить ей что ли? Так поздно уже, они там, в деревне с курами ложатся. Переполошится еще от звонка этого. «Завтра обязательно позвоню», – решил Иван Филиппович и направился к дому. Подумал, самое верное решение – лечь спать, а утро, как говорится, вечера мудренее.

Клавдия Васильевна, в отличие от Ивана Филипповича, знала, куда себя деть. Она на собственном опыте давным-давно поняла, что самый верный способ снять напряжение, это загрузить себя работой. Время в этом случае бежит быстрее, а ожидание не так сильно тяготит. Этот день у нее оказался самый продуктивный за последние десять лет, никогда, наверное, генеральная уборка у нее не была такой генеральной. Перестиранное белье, перемытые окна, двери, тщательно отмытые туалет и ванна. Не мудрено, что под вечер она без сил рухнула в кровать.

Михаил, сын Михалыча, тоже пребывал в суете и тихой панике. Громко паниковать он не решался, чтобы не расстраивать жену и сына. Несмотря на прогнозы, данные Клавдией Васильевной, ему было не наплевать, что там с отцом. Да, они созванивались нечасто, раз в три-пять дней. А о чем говорить? Жив-здоров батя и ладно. Тот справится тоже, как здоровье у жены, как внук учится, и хорош. С Ванькой дед и то чаще общался. Понятно, что старый, что малый…

Увидев сидящего с телефоном сына, он небрежно спросил:

– Ну, что, Вань, там дед пишет? Какими роликами вы сегодня обменялись. Сын поднял удивленные глаза.

– Ничего не пишет. До него уже дня два сообщения почему-то не доходят. Я позвонил, он не доступен.

Михаил похолодел, но не подал виду.

– А чего ты мне не сказал?

Ванька пожал плечами.

– А что, надо было? Ну, недоступен и недоступен.

И ведь совсем недавно Михаил подумал бы также. Еще вчера, не дозвонившись до отца, он и не подумал бы переживать. Ну, мало ли что – телефон разрядился, едет там, где нет связи. Но после звонка этой, как ее… Клавдии Васильевны, он вдруг начал сильно переживать. Ну, правда, не было такого, что отец долго был вне зоны действия сети. А тут… Интересно, кто эта такая, Клавдия Васильевна? Знакомая отца? Судя по ее волнению, близкая знакомая. А он и не знает. А вообще, что он знает о его жизни? Клавдия Васильевна, Клавдия Васильевна… Михаил помнил только одну Клавдию Васильевну, соседку по саду. Но в сад к бате он ездил очень редко. Когда мама была жива, они все вместе собирались там. И, кажется да, приходила и Клавдия Васильевна с мужем, С Петром… чеевичем? И не вспомнить уже…

Стараясь не волновать жену, он осторожно сообщил ей о своем отъезде. Ну не мог Михаил оставаться здесь, под жарким еще южным октябрьским небом, если непонятно, где там отец и что с ним. Ася расстроилась. Она так обрадовалась спонтанному отпуску. Раз не получилось съездить летом, то эти десять дней прямо подарок Божий. У Михаила нарисовалась командировка в Севастополь и он решил взять с собой жену и сына. Ну и что, что учебный год начался? Нагонит Ванька, ничего страшного. Зато они так хорошо проводили время. Ася с Ванькой в первой половине дня вдвоем, а после пяти к ним присоединялся Михаил. Тут, в южном городе и командировка была необременительная. И вот, все это надо бросить и уехать. Но главное – это умудриться достать билет. А вот это уже полнейшая фантастика…

Михалычу начинала нравится такая жизнь без телефона – никто не отвлекает, не раздражает. Он заметил, что спать стал лучше, и мысли в голове все больше положительные. А может просто причина в том, что он уже третий день в саду жил? Свежий воздух, отличная погода, работа в радость и приятель-соратник с тем же мировоззрением в голове, что и у него, у Михалыча. С Николаем они сошлась очень быстро и Михалычу казалось, что он знал этого добродушного здоровяка всю жизнь. Спорый на работу, приятный в общении и, главное, готовый помочь искренне и безвозмездно. Он целый день провозился с машиной Михалыча, но, к сожалению, безрезультатно. Тогда он предложил отвезти Михалыча на буксире в город. Но Михалыч в город пока не спешил. Ему так хорошо было здесь, да еще в компании с новым знакомцем. Он решил отблагодарить Николая за то, что он помогал ему с машиной, да еще в город отвезти собрался, и помогал соседу в строительно-ремонтных работах по дому.

Они решили, что этот день ударно работают, а на следующий отправляются в город. Доставит Николай Михалыча до сервиса, а на обратном пути заберет свою Нюру, которая должна была вернуться с югов. А Михалыч намеревался захватить Клавдию Васильевну. Телефон же он упорно не включал. Обида на Ивана Филипповича растворилась, но то, что телефон можно было бы уже включить, Михалыч как-то не подумал. Заняться было чем, так что все эти ролики и картинки ему были без надобности. Звонить? А кому и зачем? Сын в командировке, там же с отцом и матерью на юге и внук бока греет. Клавдия Васильевна до выходных с правнуком водится. Вот Михалыч и подумал – поработают они тут ударно с Николаем чуток, а в выходные поедут в город за своими женщинами. От этих мыслей у Михалыча потеплело в груди. Своя женщина… это Клавдия Васильевна его женщина? А может уже пора объясниться с ней, и… Ну сколько можно бобылем жить, да и она одна век коротает. Женщины, правда, самостоятельные и себе на уме. А вдруг она даст Михалычу от ворот поворот? От этой промелькнувшей мысли Михалыч немного погрустнел. Но тут же взял себя в руки и подумал, что раньше времени нечего панику разводить, и окунулся с головой в работу.

Чтобы не топить печь, а то ночи уже были холодные, он на эти дни перебрался жить к Николаю, тот все равно пока один живет. И, конечно же не видел, как серая Реношка его дружка колесила по дорогам садового товарищества «Василек». Иван Филиппович и Клавдия Васильевна Михалыча, естественно, тоже не увидели.

Клавдия Васильевна и Иван Филиппович поднялись ни свет, ни заря и, не сумев дозвониться до своего друга, решили снова съездить в сад. Ну а вдруг он все-таки там? А то провести еще один день в неведенье было выше их сил.

Не найдя Михалыча в саду, Клавдия Васильевна решительно скомандовала:

– Все, едем в полицию!

В знакомом уже отделении полиции дежурил другой полицейский. То ли он был более сговорчивый, то ли сердце у него было добрее, чем у своего коллеги, но под натиском Клавдии Васильевны он сдался быстро, и принял от нее заявление о пропаже человека, даже если этот человек и не является Клавдии Васильевне родственником. Пока не является. Записал все данные, приметы, а также данные на машину. Ведь Клавдия Васильевна и Иван Филиппович и машину Михалыча нигде не обнаружили. А вдруг это будет важной уликой? Номер машины подсказал Иван Филиппович, потому что для Клавдии Васильевны это была просто «зелененькая машинка, кажется, модели Лада». Дежурный все аккуратно записал и пообещал, что передаст эту информацию куда положено, и Баранов Иван Михайлович, 1952 года рождения будет объявлен в розыск.

Обнадеженные друзья Михалыча, уже сильно сплоченные случившимся несчастьем, направились к Клавдии Васильевне домой плотно пообедать, чтобы подкрепить силы. А потом разработать дальнейший план действий. Розыск розыском, но сильно на нашу полицию надеяться нельзя. Нужно сделать все от себя зависящее, чтобы в дальнейшем совесть не мучала. Клавдию Васильевну вдруг осенило – они же до сих пор не обзвонили все больницы в городе и (о, Господи!) морги. Этим решили заняться после обеда. Процедура это оказалась муторная и требующая нервного напряжения. Через три часа не осталось ни одной больницы, ни одного морга, куда они бы не обратились. А в некоторые звонили даже по два раза. Эти действия выбили из сил, но зато внушили некоторую надежду – нигде не замечен, значит велика вероятность, что живой, и даже вполне здоровый. Этим они себя успокоили и разошлись по домам.

Но дома Клавдия Васильевна места себе не находила. За пару дней она осунулась, побледнела, а пузырьки с корваволом и пустырником со стола на кухне уже и не убирались, но и они не помогали. Не отвлекали ни привычные домашние дела, ни любимый правнук Владик. Клавдия Васильевна стала нервная и у нее появилась бессонница. И в очередную бессонную ночь в голову Клавдии Васильевне пришла страшная мысль. Она еле дождалась утра и помчалась к Ивану Филипповичу. И сразу с порога выпалила:

– Я тут подумала, а что если… – Клавдия Васильевна держалась за сердце и тяжело дышала. – А что если он все-таки дома?

– Так он же не открывает, – ответил недогадливый Иван Филиппович.

– Так не открывает, потому что не может, – она в изнеможении села на стул.

– А почему не может? Помер что ли?

Иван Филиппович был человек прямой и особым тактом не обладал. Клавдия Васильевна от этих жестких слов округлила глаза и, прикрыв рот ладошкой, прошептала на полувздохе еле слышное: «Ааах..». С минуту посидела молча, потом энергично вскочила и заявила:

– Сил моих больше нет! Сидишь тут в неведенье. Сыну все равно… А нам нет! И поэтому я предлагаю самостоятельно вскрыть дверь в квартиру Ивана Михайловича, чтобы убедиться!

– Убедиться в чем? – осторожно спросил Иван Филиппович.

– Хоть в чем-нибудь. Что его там нет. Или, что он там живой и здоровый, в то время, как мы тут с ног сбились, его разыскивая. Или… Или в том, что он там, но…

Она никак не могла произнести страшное слово «умер» и беззвучно заплакала. Иван Филиппович неуклюже гладил ее по спине и убеждал, что для начала надо попытаться снова связаться с сыном Михалыча.

А Михалыч тем временем ехал в своей зелененькой Ладушке на буксире. Тягачом был УАЗ Патриот, за рулем которого сидел Николай. Договорились, что машину Михалыча отбуксируют в сервис, который находился рядом с домом, Михалыч уже и с ребятами автомеханиками созвонился. Хорошие ребята, дело свое знают, и Михалыч был уверен, что его Ладушку быстро починят, но эти его радужные мысли были прерваны какой-то суматохой на дороге. Вдруг послышался вой полицейской сирены, и из громкоговорителя прозвучали резкие слова, призывающие водителя машины УАЗ Патриот госномер семь два пять, Антон, Валерий, Ольга, остановиться …

«Кто-то что-то нарушил», – меланхолично подумал Михалыч, и с удивлением увидел, что полицейская машина поравнялась с машиной Николая, и поджимает его к обочине. Тот послушно свернул и остановился. «Что за чертовщина?!» – чертыхнулся Михалыч, едва успев отреагировать на маневры Николая. Дальше было совсем уж как в кино – из полицейской машины выбежали два дюжих молодца с автоматами и, рванув дверь, уже вытаскивали Николая из машины, укладывая руками на капот. Еще один молодчик в полицейской форме подскочил к машине Михалыча. Но тот не стал дожидаться, сам поспешил выйти и выяснить, в чем дело. У него в несколько грубой форме потребовали документы.

Михалыч несколько поспешно предъявил документы, он понимал, что волноваться ему нечего, с документами у него все в порядке, но руки все же чуть подрагивали. Оно и понятно, не каждый день тебя останавливает полиция, да еще в такой экстренной форме. Кроме прав и свидетельства на машину со страховкой потребовали и паспорт. Михалыч хотел съязвить – а свидетельство о рождении, мол, вам не надо, но счел за благо лучше промолчать.

– Серега, – крикнул его полицейский. – Документы в порядке и все соответствует. У вас там что?