137 чудес маленькой истории. Возможно ли будущее?

Грэг кивнул и вышел из кабинета. Он выглядел не лучше остальных. Глаза горели, но все остальное тело словно парализовало. Все выходили в восторге, но им казалось, что все было так хорошо, что даже плохо. Может, какой-то подвох? Может, ничего там и не будет, их просто везут на смерть? Руки снова начали дрожать. Еще один полный день до отъезда. «Сегодня, – решил Грэг, – соберем вещи, а завтра позвоним семье и друзьям, попрощаемся, отдадим долги и…». Он споткнулся о первую ступеньку и чуть не упал. Рядом идущий мужчина оживился, помог удержаться. Грэг забормотал невнятное извинение в купе с оправданием и стыдливо опустил взгляд.

Усталость от холода и голода становилась только сильней. Хоть в Локальной Точке и было тепло, все равно до ужаса хотелось спать. Уютный свет будто бы к этому и призывал. Людей в очередях к окнам становилось меньше и меньше, большинство сидело на скамейках. Вполне возможно, что некоторые пришли и передумали, но уходить уже не хотели – все же, тепло. А охранники, стоявшие у входа и кое-где по периметру, лениво прохаживались взад-вперед, как заведенные солдатики. Через сорок минут после открытия они уже совсем обленились и перестали по-служебному тянуть ногу. От тяжести одежды начинался зуд. При любой попытке игнорировать это или же удовлетворить становилось лишь хуже. Больше половины зала мучилось от данного недуга. Большие таблоиды меняли цифры, и люди партиями уходили наверх. Все работало как слаженный, давно установленный механизм.

Рука лежала на плечах. Мэри переживала, вдруг сынок потеряется. Бобби лениво уронил голову на мамин бок и обводил глазами огромный зал. Он никогда не был в таких местах, но как-то видел нечто подобное в одном старом фильме про бандитов.

– Мамочка, мы куда-то уезжаем?

– Не сейчас, дорогой, подожди.

Бобби начал болтать ногами. Роджер сел рядом. Бобби держал поводок в руке, хотя был уверен, что его друг никуда не убежит.

Когда Грэг подошел, держа документы в одной руке, в другой – талон, Мэри подняла на него взволнованный взгляд.

– Подтвердили, – выдохнул он и утер пот со лба. Протянул талон жене, не зная, зачем. – Зачислили во вторую партию. – Упал на свободное место рядом. – Придется подождать.

– Сколько?

– Пару дней.

– А когда была первая?

– Не знаю, – он сел рядом. – Слышал, говорят, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.

– Шесть лет назад? И не было объявления?

– Наверно, так было лучше, – Грэг пожал плечами. – Самое страшное уже позади. Скоро у нас все образуется, – он взял жену за руку.

Мэри вчитывалась в талон, выучила его наизусть, но все никак не могла оторваться. Будто бы эта маленькая почти пустая бумажка была подтверждением их новой жизни, реальности происходящего.

– А что это за эксперимент? Ничего не сказали?

– Сказали, что расскажут уже на месте. Государственная тайна.

Они перевели дыхание. Мысли копошились, никак не укладывались в голове.

– Ладно, пошли. Бобби пора спать.

Грэг поднялся первым и убрал во внутренний карман документы, затем Мэри. Девушка спрятала талон, ей стоило его сохранить. Она потянула за руку сына, тот встал, потирая сонные глазки. Грэг взял на руки Бобби, Мэри перехватила поводок. Они начали пробираться к выходу. Хотя людей было не так уж и много. Большинство, что сначала прибежали первыми, не решились подать заявку и так же быстро испарились, кто-то разбрелся по закоулкам обширного зала, кто-то выбегал покурить, хотя на таком морозе это было даже глупо. Охранники продолжали лениво плавать, создавая видимость работы. Некоторые семьи оживленно и достаточно громко спорили, ругались. Мэри пришлось закрыть Бобби уши и прижать его еще ближе к себе. Грэг сурово окидывал негодующую толпу. Она вся накалилась. Одна спичка – и все бы полетело к чертям. Как динамит с очень коротким фитилем. Надо было поскорее убираться из напряженного места.

Вопреки наспех построенным планам в голове Грэга, все пошло несколько иначе. Вещи начали собирать только на следующий день, после того, как обзвонили всех тетушек и дядюшек, бабушек и дедушек, племянников и племянниц, сестер и братьев, родителей. Теперь, кроме общей неприязни ко всем, их объединяло еще и общее негодование. Мэри не любила общаться с родственниками по телефону. Это всегда затягивалось надолго, особенно если эти родственники уже старенькие, а счет за телефон рос, рос и рос. У Грэга была семья поменьше, многие умерли, поэтому с этой частью он расправился быстро, а после взял свою заначку и отправился раздавать долги. Бобби напросился с ним. Мэри долго сомневалась, но все-таки позволила. За ними увязался и Роджер. Они втроем целенаправленно шли по городу от точки к точке. Роджеру нравилось бегать по дорогам, заполненным падающими звездами. Он задирал голову к небу, ловил кристаллики пастью и много тявкал от радости. Бобби смеялся. Даже Грэг улыбался.

Они вернулись домой только под вечер, очень уставшие. На кухне разогрелся ужин. Мэри приготовила лучшее, что могла из оставшихся продуктов. Она разложила еду по тарелкам, в миску и отправила мужчин мыть руки. У соседей играло радио. Качалась одинокая лампа, рассеивая свет под бледно-персиковым абажуром. Цветы на стенах заиграли новыми красками. Маленькие кружочки обоев начали летать в удивительном танце. Вся семья собралась за столом, Роджер послушно сидел рядом с холодильником, стоявшим тут же, вылизав дочиста миску. Они молчали. Мэри просила Бобби не баловаться.

После ужина Грэг отправил Мэри отдохнуть, а сам принялся мыть посуду. Он с легкой тоской смотрел на мебель, на старые рамы, от которых всегда тянуло холодом, в особенности зимой, на шатающийся стол и стулья вокруг него. Газовая плита, дышащая на ладан. Еле открывающиеся ящики. Болтающаяся лампочка. Тонкие стены, через которые было прекрасно слышно радио соседей, да и не только. Грэг спросил себя, пока смывал мыло с рук, а будет ли он скучать по этому дому? Немного подумав, он понял, что его дом – его семья, и пока он с ними – скучать будет не по чему. Мэри достала с верхней полки шкафа большой чемодан, с которым они приехали в эту квартиру, и чихнула от пыли. Она сходила в ванную, намочила тряпку. Вытирая чемодан, Мэри вспоминала, как они приехали в квартиру после свадьбы. Она тогда была так счастлива! И Грэг тоже. Они улыбались и смеялись каждый день, а потом столкнулись с реальностью, бедностью, и все покатилось в бездну. Наверно, это не лучшие условия для молодой семьи, но пришлось смириться с обстоятельствами. Семья решила, что проблемы – совсем не помеха, чтобы строить свое счастливое будущее сейчас, а не ждать. Грэг пришел с кухни и начал помогать жене собирать вещи. Бобби был в своей комнате, занимался чем-то важным для него.

Джошу хотелось проведать маму и Тессу. Он пока еще их помнил. Вдруг его сестренка осталась дома? Щенок смотрел на окно. Теперь его звали Роджер. Он еще не привык к этому. Ему не особо нравилось имя Роджер, не так сильно, как Джош. Но он не мог ничего поделать. Не мог сказать ни про имя, ни про маму и Тессу, ни про остальных. Роджер часто грустил из-за этого. Он смотрел в окно, особенно поздним вечером, и представлял, будто снова в той кухне, где вещал голос из коробки, пахло черным жасминовым чаем и была его семейная кровать. Он представлял, что Тесса, Патрик, Фиона, Ханна, Робби и Лило сидели рядом, и они вместе смотрели на темное небо с падающими звездами.

Теперь у него была другая семья. Мальчик по имени Бобби был смышленым и очень приятным. Он не терзал щенка и любил играть с ним в мяч. Джошу это тоже нравилось. Его вкусно кормили, с ним гуляли, о нем заботились и окружали лаской. Его полюбили и приняли как полноправного члена семьи, не смотря на трудные времена. Джош знал и чувствовал: это прекрасно. И он сам привыкал к новым людям, узнавал их привычки, голоса, манеру говорить, скорость и тяжесть шага. Джош знал, что скоро полюбит их так же сильно и бескорыстно, всем сердцем, как они его, будет считать их своей семьей. Пока он смотрел в окно и вспоминал былые вечера, и скучал по старому дому, и по маме, братьям и сестрам, Джонсы вовсю собирали скудные пожитки в чемоданы, ходили по дому, негромко переговаривались и сильно волновались, хотя и пытались скрыть это, ведь уже утром они поедут в Локальную Точку… Роджер повел ухом, уловив тяжелый стук и детский плач, и ринулся на звук. Ахнувшая Мэри начала тараторить успокаивающие приободряющие фразы упавшему со стульчика у кровати сыну, Грэг притащил аптечку. Взволнованный Роджер бегал рядом, тыкался носом, тихо суля и виляя хвостом.

Луна продолжала светить во мраке ночи и одиночестве города. Ей все было нипочем. Ее белые полосы обнимали стены, скользили по полу, и напевали молочные мотивы давно не сочиненных песен.

Глава 2. Лучший день на свете

Двери славного домика настежь распахнулись с улицы, и в дом вбежал веселый енот в широких желтых шортах и рубашке с пальмами. Он радостно смеялся и не задумывался, что что-то может быть не так. Его мама занималась домом, пока была в декрете, и, разумеется, сильно уставала, но строго отказывалась от помощи.

– У меня скоро День Рождения! – Говард нацепил на голову бумажную корону, которую сделал по дороге из школы, и начал танцевать.

– Сынок, не глупи! Ты уже такой взрослый! – запричитала бабушка.

– Брось, мам, пускай подурачиться!

Миссис Ноубл проплыла через гостиную с аккуратным фарфоровым чайничком на кухню. Желтенькие занавески раздувались на сквозняке, но все еще было невыносимо жарко. Миссис Ноубл стянула чепчик и пригладила коротенькие волосы. Она поставила чайничек на круглый столик и выглянула в окно: пусто. Жить на окраине – хорошо. В городе, в самом центре, вечная шумиха, неразбериха и спешка. На окраине же всегда свежий воздух, прохлада леса и умиротворение. Таможенный пост располагался далеко, за несколько километров, так что вид военных не тревожил. Джянховет еще не открыли, хотя вовсю вели переговоры. Миссис Ноубл никак не относилась к политическим вопросам. Она принимала то, что оглашали, исходила из фактов и бед не знала! Примут – замечательно, столько нового увидит мир, жители Джянховета вспомнят былое. Не откроют – мирная жизнь без изменений. В сердце каждый понимал, что у Джянховета два исхода: либо принятие миром, либо уничтожение. Но никому не хотелось думать о подобном в столь удивительном месте.

Рама окна опустилась, занавески всколыхнулись. Со второго этажа доносилась музыка. Где Говард ее достал – неизвестно. Никому из семьи Ноубл она не нравилась. Слишком прогрессивная, резкая и, отчасти, экстремистская. Однако Говарду нравилось. Пока он оставался прилежным, не нарушал закон и не делал прочих глупостей, семья мирилась с его странными предпочтениями. В остальном же Говард был идеальным сыном. Миссис Ноубл начала проверять шкафчики: наступила пора готовить ужин. Муж должен был скоро вернуться из магазина. Теряясь в догадках и вариантах, миссис Ноубл обреченно вздохнула и облокотилась о раковину.

– Что такое, доченька?

– Сегодня ужин готовит Ричард!

Миссис Ноубл сняла фартук и откинула его в сторону. За неделю она жутко устала, а тут еще и пришлось думать насчет приближающегося дня рождения сына. Миссис Ноубл прошла в гостиную и упала в кресло, раскидывая лапы в разные стороны. Голова откинулась назад, веки прикрылись. Если бы еще не боли, вспыхивающие то там, то тут из-за беременности, все было бы не так плохо.

– Ты покормила Хоуп? Она говорила, что проголодалась пару часов назад. Надо будет с ней погулять.

– Мам, – протянула миссис Ноубл. – Ты приехала, чтобы помочь нам, пока я беременна, разве нет? Погуляй с Хоуп или попроси Говарда, поиграйте с ней. Каждому питомцу надо уделять время.

Цветы покачивались на прилежных клумбах перед домом. Приятное солнце ласкало яркие лепестки, листочки дрожали. Зеленая постриженная трава сладко спала и пробуждалась, медленно потягиваясь. Начинающаяся лесная полоса разрезала небо на чудные треугольники, ломая солнечные лучи. Облака медленно плыли по небу. Будто бы весь мир еще спал. В такую жару ничего больше не хотелось. Шелест природы разносился до центра города и терялся в музыке голосов. С океана тянуло соленой прохладой, а за ним – что-то невиданное, такое далекое, словно и не существующее. Весь мир ограничивался одним городом.

Говард продолжил с нетерпением веселиться в комнате на втором этаже, слушая музыку. Бумажная корона свалилась на бок, хвост энергично поспевал за мелодией. Он напевал себе под нос песню и пытался собрать мысли, чтобы придумать, чего же он хочет. Может, новую гитару? Или летную поездку с друзьями куда-нибудь загород? Отличную камеру? Идей было много. Говард сел за стол, достал из ящика блокнот и начал записывать все варианты в столбик. «Потом выберу», – сказал он себе, кивая головой в такт музыки.

Вечером, когда Ричард вернулся, он оставил на вешалке шляпу и пошел в кухню готовить ужин. Бабушка как раз собиралась на прогулку с Хоуп, хомячком. В прихожей горел свет. Город готовился ко сну. Солнце спускалось все ниже, а веселые прохожие держали курс на дом. Городские часы на главной площади показывали десятый час. После легкого ужина небольшая прогулка – самое то. Бабушка повязывала простой мягкий шарф, пока Хоуп нетерпеливо ходила от входной двери, в которой для нее сделали специальную, поменьше, до гостиной. Светильник вновь начал мигать. Бабушка постучала по нему коготком, нахмурилась и попыталась вспомнить, сколько уже времени в прихожей неполадки с проводкой.

– Ричард! – позвала она. – Сделай уже что-нибудь со светом!

– Обязательно! – ответил Ричард, кружась по кухне в фартуке.

– Только будьте аккуратны, – обеспокоенно говорила миссис Ноубл.

– Милая, не волнуйся! – крикнул мистер Ноубл, заглядывая в кастрюлю, из которой повалил пар. Его очки в миг запотели, и он тут же опустил крышку обратно, отворачиваясь. – Еще не так поздно!

– Говард! – позвала миссис Ноубл, положив руку на сердце, будто ей резко стало очень-очень плохо. Она оперлась о стену и прикрыла глаза. – Говард, иди сюда!

Через двадцать секунд в проходе показался Говард. Он без удивления наблюдал за картиной, повторяющейся каждый день.

– Что, мам? – спросил Говард.

– Сходи с бабушкой и Хоуп погулять. Тебе тоже полезно.

– Милая, ты волнуешься слишком сильно!