Окно с видом на счастье. I том

Катя оторопело уставилась на смуглый и мускулистый – вон, каждый «кубик» прокачан! – живот и широкую грудь. Успев, однако, вовремя отвести взгляд, она спросила:

– Ты уже все? Вернулся?

– Ага, – ответил Саша, белозубо улыбнувшись. – Откинулся.

– Как быстро время идет… – протянула Катя. – Два года! А как будто вчера тебя провожали…

– Да нифига не быстро, Кать! – усмехнулся он. – Мне долго показалось. Два года потерял, сейчас бы уже в ординатуру поступал!

– Будешь восстанавливаться? – спросила она.

Несмотря на то, что Катя почти не общалась с Корольковым – так, привет-пока, – у них было много общих знакомых, и она знала, что Сашу отчислили из медицинского с четвертого курса. Это было достаточно странно, потому что все знали, что Корольков мечтал стать врачом еще с седьмого класса и очень целенаправленно к этому шел. Однако Катя в подробности не вдавалась, слишком уж шапочно они были знакомы.

– Конечно! – ответил он. – Вот, сижу, учу целыми днями.

Он внимательно смотрел ей в лицо, и Катя смутилась: словно бы потеряв собаку, стала оглядываться по сторонам, боковым зрением, тем не менее, не упуская из вида Сашу. Корольков же, как только она отвела глаза, уперся взглядом в ее грудь: под тонкой майкой без рукавов настолько откровенно и роскошно не было даже намека на белье, что Саша, в свои двадцать три года считавший себя искушенным и опытным мужчиной, вдруг почувствовал, что краснеет. Катя, конечно же, уловила его тяжелый взгляд и улыбнулась, подумав: «А почему бы и нет? Вон какой он красавчик, с ума сойти!» Вслух же произнесла:

– И что, ты прямо целыми днями и вечерами учишь?

– Нет, – сглотнув, ответил Саша. – Отдыхаю иногда…

– Приходи ко мне, поболтаем! – Катя запахнула ветровку, и он с сожалением отвел, наконец, от нее взгляд. – В городе никого, Саш! Мне словом не с кем перемолвиться буквально! Хорошо, что ты приехал…

– Я забыл, – хрипло перебил он ее, – какая у тебя квартира?

Она подумала: «Э! А парень-то совсем поплыл… ну неудивительно, только из армии…» Однако Саша снова посмотрел на нее, и его взгляд был настолько… мужским, что Катя даже осеклась:

– Сто двадцать вторая, Сань, – быстро ответила она. – Пятый этаж…

– Ла-а-а-адно… – протянул он. – Во сколько?

– Да хоть во сколько, – улыбнулась Катя. – Вечером и приходи, прямо сегодня! Я дома буду.

– Пойду я, Кать, – Корольков улыбнулся ей в ответ. – А то ветер, а я мокрый весь. И ты иди, холодно, а ты полуголая шастаешь. Простынешь еще… Погоды тут у вас, конечно…

– Ой, гляди-ка! – засмеялась Катя, сделав вид, что пропустила мимо ушей слово «полуголая». – У вас, главное! А у вас? Ты где служил-то?

– На Кавказе, в Пятигорске, – ответил он.

– Да ладно! – неинтеллигентно воскликнула Катя. – Прямо там?

– Ага, прямо там. Я тебе потом расскажу.

– Ничего себе! – поразилась она. – Я и не знала…

– Да ты не бойся! – засмеялся Корольков. – У меня крышак на месте! Я «там» всего два месяца был, в полевом госпитале, а все остальное время в Пятигорске.

– В смысле, в госпитале? – не поняла Катя.

– Ну я же санинструктором служил, после четырех курсов, – объяснил Саша.

– Это как медбратом, что ли?

– Ну что-то вроде того… – согласился он. – Все, я пошел, а то замерз уже. До вечера!

– До вечера, – ответила Катя. – Пока!

Он пошел к своему подъезду, а Катя, пристегивая на поводок подбежавшую собаку, исподтишка наблюдала за ним.

«Какая у него походка, – думала она. – Сексуальная… И ноги… Такие, каким и положено быть у хорошего спортсмена – длинные, стройные, прокачанные и совсем чуточку вкривь… Ох…»

Тут ей стало совсем дурно, до того он ей нравился, и она в панике подумала: «А вот возьмет и не придет ко мне вечером! Что я стану тогда делать с этими мыслями? Бегать, что ли, за ним?! Да никогда в жизни я парням на шею не вешалась, вот еще! Елки-палки! Так, надо дома прибрать и себя в порядок привести! Тот комплект, бело-розовый, очень хорошо, что не затаскала, потому что он под светлые вещи, а на улице холодно еще! И халат… Фух, только вчера постирала, подгладить осталось… И постель чистую постелить, обязательно!»

И Катя торопливо пошла к дому, словно Корольков должен был прийти к ней не по прошествии целого дня, а через полчаса.

Поднявшись домой, Катя первое время металась по квартире, то хватаясь за тряпку и пылесос, то, пробегая по коридору, критически оглядывала себя в зеркало, неслась в ванную и судорожно вытаскивала из шкафчика, чтобы не забыть, все новые и новые бутыльки и тюбики.

Однако через некоторое время, выкурив на лоджии пару сигарет, взяла себя в руки. Лоджия выходила на противоположную от Сашиного дома сторону, и, хотя соседка Евгения Тимофеевна вечно ругала ее за курево, сейчас Катя знала, что Корольков точно не увидит, как нервно она прикуривает одну от другой… «Решит, что я волнуюсь! – подумалось ей. – Еще чего!»

Тем не менее мысли ее тут же побежали в другом направлении: «Слава богу, – с облегчением думала Катя. – Маменька уехала, да надолго, и никто нам помешает ни звонками, ни присутствием».

Кузина Олеся часто приезжала из Колывани и, набрав заказов, подолгу жила у Кати. Вдвоем девушкам было веселее, да и совсем небольшая разница в возрасте между ними только способствовала их душевному согласию. Благо места хватало обеим: Кате от родителей досталась трехкомнатная квартира. В бывшей детской обустроили что-то вроде швейной мастерской, отгородив прозрачным стеллажом угол с диваном и небольшой тумбочкой – там Олеся спала. Катя же окончательно переехала в комнату, которая раньше служила спальней ее родителям.

Но, как бы прекрасно девчонкам ни жилось вместе, сейчас Кате хотелось быть одной. На всякий случай она позвонила в Колывань и уточнила, не собирается ли сестрица в ближайшее время прикатить в гости. Та не собиралась по причине назначенной на август свадьбы своей одноклассницы: Олесе предстояло обшить колыванских подружек к этому эпохальному событию.

– Ой, Катька! – щебетала она в трубке. – Заказов набрала! Просто супер! Не знаю, как успею! Тебе-то ничего, синее платье подождет? Как приеду, сошью, Кать!

– Да ничего, конечно, – согласилась та. – Оно же не летнее! Ну ты если вдруг ко мне соберешься, позвони, ладно?

– Ка-а-а-ать? – вопросительно протянула Олеся. – У тебя что, кто-то появился?

– Да нет, что ты! Кому тут появляться… Город пустой, – суеверно соврала Катя сестре, с которой обсуждала порой такие интимные подробности своей личной жизни, что, узнай об этом другие участники подробностей, придушили бы обеих.

– Ну-ну, – не поверила Олеся. – Не хочешь – не говори. Конечно, позвоню, Кать. Пока!

Положив трубку, Катя поняла, что никак не может унять охвативший ее мандраж.

«Да что ж такое-то! – раздраженно думала она. – Никогда я так не волновалась, даже перед экзаменами в институт… Хотя нет. Перед экзаменами, конечно, волновалась, но как-то по-другому. А здесь аж сердце останавливается, как подумаю, что он не придет… Хотя, если придет, тоже останавливается…»

Она снова вышла на лоджию, еще разок покурила и, собравшись, наконец, с мыслями, взялась-таки за уборку. С учетом того обстоятельства, что Катя уже несколько месяцев не работала, порядок в квартире был практически идеальный: так, полы протереть да пару тарелок сполоснуть.

Мысли ее метались, как птички в клетке. Наконец, Катя решилась. «В конце концов, живя одна, я имею право не застилать постель, тем более, кровать стоит не в красном углу в гостиной, а в специально отведенной для сна комнате, – думала она. – Дверь прикрою. Наполовину. На всякий случай».

Снова выскочив на лоджию, – а, семь бед, один ответ, пусть Евгения Тимофеевна хоть на какашки изойдет, – Катя покурила еще разок и пошла, наконец, в ванную.

Вспомнив знаменитую гетеру Таис Афинскую и то, сколько времени ушло у них с подружкой Эгесихорой на подготовку к встрече с юным Александром Македонским и его верным Птолемеем, Катя испугалась, что до вечера не успеет. А еще с Малышкой надо выйти! Стрелки часов с кукушкой, висящих в проеме между гостиной и спальней, показывали два.

Ускорившись по максимуму, к шести часам Катя была, по ее собственному выражению, готова к употреблению. Чистые душистые волосы уложены на макушке высоким узлом, но несколько прядок выпущены наружу, словно Катя только что второпях заколола волосы наверх. Дилемма – заколоть их или оставить распущенными – длилась практически все четыре часа, которые Катя провела в улучшении себя. Она то распускала длинные локоны, то снова поднимала вверх, прихватив шпилькой с красивым, «под слоновую кость», наконечником.