Мракобесия

– Симпатично, – согласился я, оглядывая маленькие белые столики, трехногие стулья с витыми спинками и развешанные по стенам фотографии – разного рода пейзажи и парочка натюрмортов. – Пойдемте к окну?

– О, конечно.

Елена взяла себе не только кофе, но и кусок торта – впрочем, с ее фигурой можно было позволить себе не сидеть на диете. Я ограничился чаем.

– Как там Мария? – словно походя спросила она, размешивая ложечкой сахар.

– Хорошо, – пожал я плечами. – Работает. Вы же знаете, в клинике ее любят.

– Ну да… А вы-то что?

– Да ничего, – понемногу начал я раздражаться. – Возможно, уеду в ближайшие месяцы домой, не знаю еще. Давайте не будем об этом. Может быть, вы отдадите все-таки ее вещи?

Она поджала губы.

– Как скажете, Влад, – открыла сумку, достала прозрачный пластиковый пакет, протянула через стол мне. – Берите.

И я взял.

Документы, какие-то письма, тетради. И из-за этого такие нервы последних месяцев?!

Мы посидели еще пару минут, каждый допивая свое, и я уже собирался откланиваться, когда она меня остановила.

– Послушайте, – сказала она, – конечно, мы никогда не были и не будем друзьями, это очевидно. Но все-таки ведь нас обоих волнует судьба одного и того же человека… Вот вы уедете… Она останется одна. Мне не хотелось бы, чтобы с ней что-то случилось.

Я молчу.

– О ней некому будет позаботиться.

– Она взрослый человек.

– О взрослых людях тоже должен кто-то беспокоиться.

– К чему вы клоните, Елена?

– Поговорите с ней. Я хочу, чтобы это время она пожила у меня.

Мне даже смешно стало. Нет, это было забавно, в самом-то деле.

– Не говорите ерунды, моя дорогая.

Она опять сжала тонкие губы.

– Это не ерунда, Влад. Думайте что хотите, но я действительно волнуюсь о ней.

– Не кажется ли вам, – проникновенно заметил я в ответ, – что пришла пора отступиться? По-моему, это тоже очевидно.

Теперь молчала уже она.

– Ведь Мария ясно дала вам понять, что ни о каком возвращении к прошлому не может быть и речи. Разве не так?

Она вновь не ответила.

Только что-то такое появилось в ее взгляде: не то тщательно закамуфлированное презрение, не то издевка.

Если честно, мне на это было плевать.

– Так что не беспокойте нас больше, пожалуйста, хорошо? – Я в последний раз улыбнулся. – Прощайте, Елена.

– До свидания, Влад.

Мы наконец расстались.

Внезапно резко улучшилось настроение. Ну и что было так судорожно метаться все это время?

Вот как оно просто все оказалось.

Смешно и печально. Жалко даже как-то эту сухую, словно выжженную изнутри женщину с совершенно седой головой.

Умеренно жалко, впрочем.

Я еще не забыл, какой болью светились Марийкины глаза в период их последних встреч, какой муторной депрессией и тоской оборачивалось каждое их свидание. Если уж так было суждено, чтобы моя дорогая избрала меня… Не стоило допускать и уж тем более провоцировать иного варианта развития событий.

Да, сильно все-таки изменился я за время, проведенное вдали от родных мест. Вряд ли раньше мне пришло бы в голову решать что-либо за другого (любимого!) человека.

А теперь я был готов к этому вполне.

Изумительно. С чего бы эти разительные перемены?

Впрочем, нас ведь воспитывали бойцами – хотя бы и потенциальными.

Наверное, просто сейчас это все пробуждалось во мне, поначалу робко и трепетно, а затем все увереннее, все громче… О детство, ты ключ ко всему, к самым темным тайнам, к самым нежным шевелениям нашей души.

Мое детство было самым сказочным и самым ласковым из возможных. Какие еще сюрпризы приготовило оно мне, хотелось бы знать?..

Я вернулся домой.

Она ждала меня (в этом, впрочем, можно было не сомневаться), не как вчера, у порога, просто ждала, тщетно пытаясь скрыть нетерпение за каким-то повседневными хозяйственными хлопотами, блинами и стиркой.

– Привез? – спросила она.

Я прижал ее к груди.

– Ну конечно, маленькая.

И ощутил, как тут же спало ее напряжение, расслабились мышцы, невольно улыбнулись губы.

– Ну вот, теперь я могу чувствовать себя полноценным гражданином нашей страны, – с облегчением сказала она, перебирая отданные Еленой бумаги.