Сибирский папа

И я взяла и нашла его в сетях, это было достаточно сложно, людей с именем Анатолий и фамилией Сергеев оказалось очень много, несколько тысяч. Я искала очень долго, в какой-то момент подумала, что это невозможно. Пока однажды не наткнулась на страницу Анатолия Сергеева, окончившего физфак МГУ приблизительно в то же время, что и мой папа. Может быть, это ничего не значило, но у меня как-то сильно стукнуло сердце. На странице у него на главной фотографии был какой-то невнятный пейзаж: озеро, мостки. По нескольким другим фотографиям тоже было невозможно понять, тот ли это человек с пшеничными усами, который стоял со мной на руках на пороге роддома, или нет.

Я не знала, что ему написать, решила поговорить еще раз с бабушкой, когда приеду летом, по телефону об этом так просто не поговоришь. Я просто поставила лайк под какой-то старой фотографией на его странице. Ничего толком не понятно – край лодки, река, закат. А он через некоторое время написал мне: «Привет, Маша!» На этом переписка закончилась, потому что умерла бабушка, и мы поехали на ее похороны, мне было тяжело и грустно, и совсем не хотелось начинать какие-то разговоры с непонятным мне человеком.

А потом прошло еще три месяца, и вот тогда-то я и написала: «Здравствуйте, я Маша Тобольцева…»

Сейчас, сидя в кафе, я достала фотографию, на которой я еще совсем ничего не знала о мире, я специально привезла ее сюда, чтобы показать ему и спросить: «Это вы? Что было потом?» Посмотрела на нее и убрала обратно в сумку. А сейчас я много знаю? Что у него были пшеничные усы, когда я родилась? Сижу неизвестно где, жду неизвестно кого. Послезавтра мой день рождения, как будто нарочно. Но я не выбирала время, когда лететь сюда, так получилось, очень удачно, одно к одному…

Я бы сама еще долго думала – надо ли мне встречаться с этим человеком, а тут подвернулась конференция, на которую я бы, может, и так поехала. Верю я или не верю в пользу таких мероприятий, но делать что-то надо – говорить, писать, объединяться с себе подобными по разуму и по духу. Может быть, взрослые люди, организующие это мероприятие, не очень хотят что-то менять, связываться с хозяевами заводов, спускающих в реки и озера грязь, с мусорными магнатами, но мы-то, студенты, на самом деле этого хотим, ведь сюда приехали одни энтузиасты. Даже билеты мы все брали за свой счет, летели в этой связи самым дешевым рейсом, самым старым самолетом, принадлежащим самой захудалой компании, приобретающей свои летательные средства на аэрокладбище где-нибудь под Дрезденом… Кто-то, конечно, считает, что конференции – это пыль в глаза, так серьезные вопросы не решаются. Их решают в другом месте и совсем другие люди. Митинги и то могут решить больше. Но я надеюсь увидеть здесь единомышленников.

– Здравствуй, Маша Тобольцева! – Человек, подошедший ко мне, меньше всего был похож на того, кого я ждала.

Я ждала, что придет очень высокий, худой человек с вздыбленными рыжеватыми волосами, пышными усами цвета колосков, торчащих во все стороны, плохо одетый и растерянный. А пришел хорошо сложенный, скорее плотный человек чуть выше среднего роста, в белоснежной рубашке, светло-голубых джинсах. Светлые волосы были довольно коротко, но не совсем под ежик подстрижены, на висках еле-еле пробивалась седина.

– Я опоздал, прости, дела. – Он виновато улыбнулся. И мне эта улыбка показалась знакомой. – Молодец, что дождалась. – Он положил на стол хороший новый телефон и изящную кожаную барсетку.

– Можно было позвонить… – пробормотала я, приподнимаясь, совершенно растерянная.

Конечно, это он. Он ведь назвал меня по имени-фамилии. Но он не похож на того человека из бабушкиного альбома. В сети на его странице шесть фотографий. И только на одной, черно-белой и совершенно невнятной, есть люди. На берегу большой реки стоят четверо мужчин, то ли военных, то ли рыбаков. Фотография явно старая, случайная, снятая наверняка на пленку, довольно нечеткая, зачем он поставил это фото на свою страницу, куда почти не заходит, непонятно. Наверное, чтобы я однажды увидела и поняла – это он. Да, я сто раз изучала эту фотографию, вглядывалась в лица. Увеличивала лицо человека, стоящего слева, в профиль. Сомневалась. И сейчас я понимаю, что человек слева, в профиль, смеющийся, – это он.

– Да, прости, только сейчас увидел, как сильно опоздал. Срочные были дела, неожиданные. Ну, здравствуй, Маша! – Он шагнул ко мне и решительно обнял меня. – Ты похожа на Валю… И на меня… Пожалуй, на меня больше. На фотографиях этого так не видно.

Я с сомнением посмотрела на мужчину. Даже в мыслях язык не поворачивается назвать его отцом. Зря я это всё затеяла. Чужой человек. Зачем я ему написала? Зачем я его нашла? Зачем приехала сюда? Я попыталась обойти его и пойти к выходу.

– Ты что? – удивился он и перегородил мне путь. – Подожди. Что такое? Ты обиделась, что я так сильно опоздал? Ну, прости, Машенька!.. Садись, перекусим. Я решил сначала с тобой сам пообщаться, а потом уже звать тебя в гости. Надеюсь, ты придешь к нам, познакомишься с… – он слегка запнулся, – с моей семьей, с твоим братом.

– Не знаю, – честно ответила я. Потому что я ничего не знала, вообще ничего – ни о нем, ни о себе, ни о своей маме, которая знает всё.

Накануне перед моим отъездом мама вдруг зашла ко мне в комнату. Я уже легла спать, только что выключила свет. Мама села на кровать, погладила меня в темноте по щеке и сказала:

– Я хочу рассказать тебе, как всё было, чтобы никто другой тебе не рассказал того, что должна рассказать я.

– Хорошо, – ответила я.

– Вот, – сказала мама. – Да. – Она глубоко вздохнула. – Очень трудно разрушать свой собственный прекрасный образ. Да. Ладно. Спи. – Мама поцеловала меня в лоб, поправила одеяло и вышла.

– Мам!.. – позвала я, не слишком надеясь, что мама вернется.

– Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась, – сказала мама из-за двери, помолчала и снова заглянула в комнату, не заходя. – Зачем он тебе? Всё и так хорошо. А кто был прав, кто виноват… Ну я виновата. И что теперь? Или не виновата. Я всегда больше всего боялась, что начнется вот эта муть – что было, как было, кто виноват…Уйдите вы, наконец! – Мама отогнала Рыжика с Антипом, которые пришли и тоже сели рядом с дверью.

– Мам… – Я быстро встала с кровати и подошла к маме.

Мои мохнатые друзья восприняли это как сигнал, и тут же оба рванули занимать нагретое место на моей кровати. Мне было не до них, я хотела, чтобы мама сейчас не убежала от разговора и от меня. – Мама, мне всё равно, кто и в чем виноват – я же вообще ничего не знаю. Просто я хочу познакомиться с…

– Ну, говори, говори, – усмехнулась мама. – Со своим папой, да? А Вадик – кто? Уже не отец тебе?

– Отец.

Папа вышел из кухни и остановился на пороге моей комнаты, надевая вторые очки – одни у него уже были на лице.

– Фу ты! – сказал он. – Валюша, ты не видела мои очки?

– В руке у тебя! – почему-то очень сердито ответила мама.

– Нет, я не это хотел сказать… – Папа обнял нас обеих. – Вот давай я всё расскажу, а?

– Ты? – хмыкнула мама и слегка стукнула папу по плечу. – А что ты знаешь? Что? Рассказчик… Всё. Крайне тяжело с вами разговаривать! С обоими!

– Валюша… – Папа, естественно, поплелся за мамой в кухню, на ходу сдергивая обе пары очков и держа их в одной руке. Второй рукой папа делал мне жесты, которые должны были означать: «Успокойся! Всё хорошо! Не надо ничего сейчас выяснять!»

А мама так мне ничего и не сказала.

Сейчас я взглянула на своего биологического отца и повторила:

– Я не знаю, поеду ли я к вам.

– К тебе, – поправил меня он. – Давай ерундой не занимайся, на «вы» меня звать не надо. Как вышло, уже не исправишь, все были в чем-то неправы. Но ты молодец, что нашла меня. Ты голодная? Голодная.

Я попыталась возразить.

– Я вижу, голодная, – тепло улыбаясь, кивнул он.

– Здесь… гм… – Я решила всё же предупредить его, что ресторан дорогой, хотя он сам уже просматривал меню с совершенно невозмутимым лицом и на вид не был такой уж бедный, как я почему-то себе представляла. – Здесь дорого. Думаю, обедать здесь не будем.

На самом деле из-за разницы во времени я и не хотела есть. В Москве только девять часов утра. Мама с папой сидят за столом и смеются, обсуждая что-то свое, физическое. А что им еще обсуждать? То, что я улетела в Сибирь и сижу сейчас в ресторане с человеком, чья кровь во мне течет?

Как странно… От какой-то нереальности ситуации у меня даже стала кружиться голова и мне стало нехорошо. Я взглянула на запертое окно.

– Душно. Нельзя открыть?

– Можно, – улыбнулся мой… отец. А как мне его называть?

Он сделал какой-то неуловимый жест, и тут же около нашего стола оказался официант, тот самый, деликатно предупредивший меня, чтобы я особенно здесь ничего себе не набирала. Бывают, наверное, такие глупые девушки, которые сначала заказывают, а потом уже складывают числа… Пирожное, еще пирожное, чай, бокал вина – для красивой фотографии это необходимо – сейчас очень модно фотографировать все сквозь бокал красного вина… И чтобы было видно, что ты не дома сидишь на дырявом диване, и тем более не в общаге с большими тараканами по углам, которые норовят залезть в твою чашку с кофе и хрустнуть на зубах в самых неподходящих момент, когда ты отпиваешь глоточек и мурлычешь в камеру: «Кофе… из Гватемалы… я была там летом… да…», а в хорошем ресторане. А потом тебе приносят счет. Я знаю девочек, которые тратят почти всю стипендию, чтобы сделать такой снимок и поставить в сеть. Зачем? Чтобы люди думали, что они богатые и успешные. И родители у них богатые и успешные. Успели прибежать туда, где весело и ярко, где на большой мировой рулетке вращаются деньги, много денег…

Мои тоже успешные, тоже успели на свет, только маршрут у них другой был, они бежали в свою сторону. Там тоже светло, но по другой причине – там светит мировой разум, который, возможно, и есть первопричина всех вещей. Так говорят мои родители, которые выбрали такой вот путь, не ведущий к раздаче больших денег. И я ими очень горжусь. Потому что мои родители – редкие люди, они живут наукой, у них есть настоящий смысл в жизни. Поэтому они всегда бодры, в хорошем настроении, здоровы и дружны.

Официант открыл фрамугу, оглядываясь на нас с отцом. Интересно, со стороны понятно, что мы – дочь и отец? Из окна сразу потянуло свежим воздухом, и мне стало чуть получше. Тем более, что воздух в городе, где живет мой отец, хороший. Я прочитала об этом еще до поездки. Раньше был хуже, пока не закрылись четыре завода. Кто-то умудрился написать в сети, что – вот, какие прекрасные настали времена. Работы нет, но зато воздух чистый, ходи гуляй, дыши, смотри на реку, думай о вечности.

– Ну что? Мясо будешь? Здесь хорошо готовят. Салат? Десерт? Что хочешь? – Отец улыбался.

Я пожала плечами. Я бы хотела знать, чему он так рад. Видеть меня?

– Что я хочу… С вами поговорить.

– С тобой.

– Я постараюсь привыкнуть, но вы мне чужой. – Не знаю, зачем я это сказала, это вышло как-то само собой.

– Хорошо. То есть это плохо, но ладно.