Забытые крылья

«Мне бы радоваться, а я злюсь», – упрекнула себя Надя, останавливая машину перед воротами дома.

* * *

Надя звонила с дороги, но Света не сняла трубку. Может, включила беззвучный режим? Ложится она поздно, и каждый раз, когда уставшая Надя приезжает из Москвы после рабочего дня в своей страховой и вечернего объезда гипермаркетов и художественных магазинов, подруги вместе перетаскивают покупки в дом. Сейчас, по их меркам, и вовсе не поздно, но Светка не откликается.

Надя сама открыла ворота, загнала машину в гараж и, с удивлением глянув на светящееся окно гостиной, вошла в дом. Дверь была не заперта. Значит, Света еще не ложилась, ведь на ночь дверь всегда закрывали на ключ.

– Свет? Света! – дети, конечно, уже спят, но даже негромкий зов подруга обычно слышала.

Тишина.

На кухне, окна которой не было видно от входа, тоже горел свет. У шкафчика под раковиной валялась пустая бутылка из-под водки – похоже, недорогой, такой марки Надя даже не знала. Но в остальном был полный порядок. Сунув бутылку в ведро, она заглянула в шкаф над раковиной и увидела в сушилке поблескивающую свежевымытую рюмку. «Да что же происходит, в самом деле?» – Надя быстро поднялась на второй этаж и подошла к спальне Светланы. Оттуда доносился негромкий храп.

«Мужика привела? – предположила Надя, но сразу отмела эту мысль. – Не при детях же».

Преодолевая смущение, смешанное со страхом, Надя просунула голову в неплотно прикрытую дверь и увидела, что полностью одетая Светлана лежит поверх одеяла, широко раскинув руки, и храпит. В комнате сильно пахло перегаром. Надя с отвращением поморщилась:

– Это еще что за номер? Она тут полы водкой мыла, что ли? – передернув плечами, Надя спустилась вниз, заперла входную дверь и начала готовиться ко сну.

Нет, Светка не могла напиться до отключки, это просто невозможно. Она же не алкоголик. Видимо, просто устала, ну, может, выпила рюмку, чтобы лучше заснуть, и с непривычки ее сморило. Запах, конечно, в комнате ужасный, но, может, она случайно пролила водку, например, на футболку?

«Пойти ее раздеть?» – прикинула Надя, но весь жизненный опыт сразу воспротивился этой мысли. Она с детства знала, что раздевать и укладывать пьяного – дело тяжелое и небезопасное. Пьяный может ударить, его может стошнить, да и переворачивать невменяемого человека, снимать с него одежду – то еще удовольствие. Дед Юрий Иванович, который тихо и горько пил всегда, сколько помнила Надя, проходил через разные стадии падения на глазах у жены, дочери и внучки. И если у Марины периодически возникали порывы «уложить по-человечески», то Галина Дмитриевна была категорична: напился, значит, пусть валяется. Проснется – разберется сам. В последние годы жизни, которая получилась у него совсем короткой, всего-то шестьдесят два года, Юрия Ивановича не раз приносили домой в состоянии полного анабиоза. Приносили, стыдясь и отводя глаза, соседи или коллеги, перед которыми было особенно трудно держать хорошую мину.

Но, открывая дверь людям, заносившим в квартиру бесчувственного инженера Семенова, домашние напускали на себя строгий и отстраненный вид. Это умела даже Надя, которая пересеклась с дедом в жизни всего на десять лет. Их отстраненная реакция была максимально удобной для всех: не роняла достоинство участников сцены, не требовала ни от кого эмоциональных вложений. Принесли, положили, спасибо, до свидания. Рыдать, извиняться, показывать слабость – кому бы от этого стало легче? Повинуясь воле Галины Дмитриевны и щадя ее чувства опозоренной и нелюбимой жены, Марина и Надя принимали отчаянное пьянство отца и деда с горьким фатализмом.

У правила «проснется – разберется» был еще один плюс: игнорируя дурно пахнущее существо, храпящее на полу в прихожей, они как будто продолжали вести нормальную жизнь. А дед действительно всегда разбирался сам: просыпался, поднимался и кое-как добирался до ванной, откуда примерно через час появлялся вполне выпрямившийся, чисто выбритый (конечно, электрической бритвой, потому что руки у него дрожали почти постоянно) – и с независимым мрачным видом шел на кухню, чтобы пропустить маленькую перед работой. Щедро облив шею и щеки французским одеколоном из большого, похожего на сосульку флакона с притертой пробкой, Юрий Иванович уходил на службу. Несмотря на тяжелую зависимость, он оставался классным специалистом. Марина пару раз заикнулась о лечении, но Юрий Иванович кодирование или другую наркологическую помощь отверг категорически, а насильно вылечить пьющего человека, как известно, нельзя.

Надя тихонько заглянула в детские спальни и убедилась, что все кровати заняты мирно сопящими воспитанниками.

«Не буду я ее трогать, – решила Надя. – И детей разбудим, и ей весь сон собью. Пусть отдохнет. Ничего, утром проснется, приведет себя в порядок, и все будет хорошо».

Перетащив покупки в дом, Надя поняла, что в последние дни уместилось какое-то невероятное количество событий – и это даже хорошо. Иначе от новости о приезде мамы она бы, наверно, не спала неделю. Раньше у нее часто случалась бессонница, а в Кратове нужда в снотворном отпала. Потянувшись к лампе, чтобы выключить свет, она взглянула на массивную, сплошь покрытую причудливой резьбой металлическую шкатулку на столике у кровати.

«Забавно получается. Я снова в доме, который обожала с детства, и рядом мамина шкатулка. Кажется, чтобы по-настоящему повзрослеть, нужно научиться возвращаться в прошлое», – подумала она и соскользнула в сон.

Глава 7

Прохоров с удовольствием потянулся, разминая застывшие от бумажной работы мускулы, и улыбнулся. Все же не зря он ввязался в это дело. Будто чувствовал интересный поворот. Выглянув в коридор и убедившись, что у кабинета номер 14 никто не ожидает приема, он аккуратно прикрыл дверь и набрал номер коллеги из Следственного комитета.

– Сергей? Привет, Прохоров беспокоит. Можешь сейчас говорить?

Им потребовалось всего несколько минут, чтобы обсудить ситуацию и определиться с ходом расследования. Месяц назад, когда заплаканная девушка принесла в полицию заявление об исчезновении Максима Воронцова, ее никто не принял всерьез. Гражданка Набокова оказалась достаточно напористой, чтобы заявление у нее приняли: не поленилась выяснить, что по закону инициировать розыск могут не только родственники, но любые люди, которые обеспокоены пропажей. Однако искать Воронцова всерьез никто не собирался.

Ну подумаешь, мужик сбежал. Передумал жениться, не захотел разборок и слился по-тихому, никому не причинив вреда. По статистике, в одной Москве так исчезает порядка десяти тысяч человек в год – просто испаряются, не оставив родным и близким ни адреса, ни телефона. Не звонят и не пишут, и не находят их потом ни среди живых, ни среди мертвых. Есть ли в этом криминал или нет – навскидку не скажешь. Ведь желание обнулить собственную жизнь время от времени возникает у каждого. Поэтому к таким случаям в полиции относились спокойно.

Но сейчас в деле появился новый интригующий аспект: имя пропавшего совпадало с именем выгодоприобретателя по крупному страховому случаю. Причем компания, в которой Воронцов рассчитывал получить страховую выплату, была местом работы и покинутой невесты Натальи Набоковой, и Надежды Невельской, с которой предприимчивый бизнесмен пытался познакомиться раньше.

– А в чем там страховой случай, Паш? – поинтересовался коллега из Следственного комитета.

– Воронцов в начале года застраховал в тверском областном филиале компании строительство коттеджного поселка, а во второй половине мая вся стройка внезапно сгорела. Причем, судя по фотографиям, остались одни головешки. Страховщики сейчас по своим каналам будут выяснять, как заключался договор и что там на самом деле случилось, а пока приостановили выплату.

– Кто приостановил, регионалы?

– Нет, в центральном офисе, в Москве. К ним этот кейс поступил из Тверской области на контроль, но как полностью готовый к компенсации.

– Интересно, – протянул Сергей. – Слушай, а может быть, нам присмотреться к гражданке Набоковой?

Прохоров прищурился и сказал:

– Хорошая мысль! Но как это оформить? У нас же только предположения, с таким набором санкцию не получить…

– Да не волнуйся, все сделаем, – усмехнулся Сергей.

– Ну отлично тогда! Давай понаблюдаем пару дней, а потом я ее приглашу побеседовать.

* * *

Вольготно развалившись на диванчике в тихом кафе на углу Тверской и Большой Садовой, Катя Перепелица осмотрела нарядный интерьер со множеством зеркал на колоннах и осталась довольна: заведение нерядовое, культурное. Недаром по соседству с залом Чайковского. Все-таки умеет Наташка выбирать места для встреч.

– Тебе не кажется, что это немного шизофренично – покупать свадебное платье, когда жених куда-то делся? – Наташа надеялась, что знает, каким будет ответ школьной подруги.

– Мне – не кажется. И никому не покажется, особенно если ты никому не будешь рассказывать, что твой Воронцов куда-то слился. Ты что, думаешь отменить? – Катя требовательно уставилась на подругу, которая в нерешительности пожала острыми плечами. – Даже не думай! Едем, пьем там халявное шампанское, выносим мозг обслуге и вообще по полной программе наслаждаемся процессом!

– Ну окей, хорошо, – покладисто вздохнула Наташа. – Кать, я понимаю, как я тебе осточертела с этим вопросом, но куда он делся, а? Как ты думаешь?

– Я вообще без понятия. Но мне что-то подсказывает, что он жив и здоров.

– Ой, да, – Наташа посмотрела на подругу встревоженно. – Ну конечно, жив. Иначе мы бы уже узнали, правда?

– Ну естественно. Его же ищут. Если что, уже нашли бы. А насчет мотивов… Ну выяснишь, когда он вернется.

– Думаешь, вернется? – надежда в Наташиных глазах вспыхнула мгновенно.

– Да запросто. Мужику, прежде чем он женится, просто необходимо побыть в одиночестве, вне зоны контроля, – Катя подмигнула. – Мне, кстати, здорово полегчало, когда я это поняла. Ушел – не гонись, замер – палочкой не тыкай. Будет готов, сам придет. И твой Максим еще тыщу раз успеет вернуться, до свадьбы времени – вагон. Ты, кстати, на его страницу в Контакте давно заходила?

– Пять минут назад, – призналась Наташа. – Последний раз был онлайн в тот день, когда пропал.

Охватившее ее на пару минут острое ощущение счастья снова сменилось унынием.

– Ну или просто у тебя будет шикарное платье, которое наденешь в следующий раз, – оптимистично заметила Катя, слизывая взбитые сливки с длинной ложечки, которой размешала кофе. – Если не разжиреешь, конечно. А ты не разжиреешь, потому что ты широко известная ведьма.

– Да, блин, хоть с этим повезло, – Наташа с удовольствием посмотрела на свои худые запястья, и на душе у нее стало полегче.

– Может, у тебя глисты, а? – с надеждой спросила Катя и сложила брови домиком. – Мне вот достаточно посмотреть на тортик, сразу толстею. А ты жрешь, как конь, и все равно тощая.

– Да ну ты что придумываешь! – возмутилась Наташа. – Ты вот сейчас на нас посмотри: я пью черный кофе и воду, а ты и кофе со взбитыми сливками, и торт, и еще мороженое. А потом начинается – глисты, ведьма…

– Ой, слушай, а я тут прочитала, что тощие люди просто совершают много мелких незаметных движений, представь? – Катя плотоядно осматривала кусок шоколадного торта, который, с Наташиной точки зрения, совершенно не представлял гастрономического интереса.