Эпизоды

Зачем? Или это какой-то особенный стиль? Когда человек планомерно толкает меня туда, откуда я и не подумаю возвращаться. Или это такая огромная уверенность в себе? Что и деться-то мне, бедной, некуда. Люблю – значит, повязана? Буду рядом, буду «удобной» во всех смыслах. Скорее даже, не удобной, а привычной – это же так привычно, когда я постоянно тут, в том виде и «комплектации», в какой я есть. Так, не повязана я. Еще раз говорю – не по вя за на! И ведь никто словам не верит, пока не случится.

Вот откуда это в людях? Может, я сама виновата? Да, пожалуй, так оно и есть.

***

Я об утраченном.

О том, чего становится все больше с возрастом, с каждым прожитым годом или событием, которое мы порой, не в силах объяснить даже самим себе. Я ощутила это болезненно и сильно не так давно, проезжая мимо окон одного дома. Окон угловой квартиры на втором этаже обычной «сталинки». За ними не было света, потому что квартира была не обитаема больше двух лет.

Там жили «мои американские тетушки». Конечно, к Америке они не имеют никакого отношения. Это две обычные женщины, не родственницы мне никаким местом, с которыми я познакомилась в своих 20 лет. Им тогда было 35 и 37. Они жили недалеко от моего тогдашнего дома, своим женским составом – Валя (35), Таня (37) и Соня Валина дочь (12). Они держали собаку черно-подпалого бладхаунда со странным именем Пинар. Я в то время переживала «муки» первого развода и жила в квартире матери со своим доберманом.

Так получилось, что знакомство наше состоялось на фоне совместного выгула собак. Надо сказать, что собачники в принципе – особая братия. Очень легко знакомятся, начинают незамедлительно дружить и общаться между собой только потому, что их собаки нашли общий язык во время прогулок. Кто хоть раз держал собаку в городской черте и выгуливал ее именно в городе – понимает, о чем я. Так вот, Пинар и Филип подружились, а стало быть и мы – владельцы, стали приятельствовать.

Через короткое время собак не стало. Филипа насмерть сбила машина, а Пинар бросился в агрессии на Соню, и его, после долгих препирательств, раздумий и слез, усыпили. Но вопреки привычным ожиданиям, общение наше сохранилось и без собак, постепенно перейдя в настоящую дружбу. Даже во что-то большее – мало объяснимую связь, похожую на что-то типа: беззаветно любящие тетушки и дикая своевольная племянница.

Мы стали часто бывать друг у друга в гостях. Любой человек бывал в гостях у своих друзей. Но для меня это оказались очень необычные походы в гости. Такого я не встречала и не испытывала больше никогда и нигде.

На первый взгляд, это была обычная трехкомнатная квартира, просторная, с высоченными потолками, мягким светом во всех помещениях, старой массивной мебелью, длиннющими книжными стеллажами с нереальным количеством книг, вдоль всех простенков и коридоров. А еще… за пару недель до нового года, в этой квартире всегда появлялась большая – в потолок – елка.

Татьяна любила повторять одну и ту же фразу: елка должна быть елкой. И она должна быть живой.

Квартира была простой, но в то же время и нет. Она была не как все. И обитатели в ней были не совсем обычные.

Сначала я думала, что мне так только кажется из-за того, что весь таня-валин бомонд был старше меня на 15-25 лет. Удивительно, почему они приняли меня всем сердцем и держали рядом? Ответа у меня нет до сих пор. Разнокалиберная компания, с яркими, даже удивительными персоналиями, как внешне, так и внутренне, но всегда с интеллигентными и умными разговорами, смысл которых был понятен мне лишь поверхностно – в силу возраста и недостатка знаний. Клубы дыма от ментоловых сигарет на кухне. Готовка еды под цитаты Тютчева и Пастернака. Непременный коньяк или красное вино. Кофе из медной турки – рекой. Шумные споры об оперных либретто и походах в горы, перемежающиеся с воспоминаниями из детства и анекдотами из юности присутствующих. Песни под гитару и «а капелла»» хоралом или просто на голоса. Обсуждение литературы, живописи, музыки и поэзии. Философия о вечном. Напомню, к тому моменту, мне исполнилось 24 или 25.

Когда прошло еще несколько лет, и атмосфера дома никуда не делась, а вечера стали еще более запоминающимися и глубоко в меня проникающими, я поняла, что дело не в разнице возраста. Дело в Вале и Тане. Таких похожих и таких разных.

Валя. Умная, немного прагматичная. Рассудительная во всем, очень образованная. С приятным низким голосом и огромными голубыми глазами. Добрая, внимательная и заботливая к гостям. Нарочито раздражительная и шумная по отношению к сестре.

Таня. Старшая по возрасту, но младшая по жизни. Мягкая, немного наивная, быстрая и вспыльчивая. Авантюрная, сохранившая до зрелого возраста неподдельное умение удивляться. Часто беспомощная, но никогда не признающая этого, даже если это очевидно.

Обе очень музыкальны. Валя от природы, Таня – от того же, плюс от консерватории по классу фортепиано. Обе многогранны и начитаны абсолютно в разных областях, невероятно эмоциональны. Обе могли сочетать в себе аристократичную сдержанность и безудержность улицы. Обе с отличным чувством юмора, которое с легкостью могли направить не только на собеседника, но и на себя.

Они всегда встречали меня в прихожей, завешенной одеждой и заваленной обувью людей, которые уже пришли. Обе в неизменно накинутых на плечи и небрежно запахнутых пестрых вязаных шалях. Таня с обожаемой ею серой кошкой на руках (они посчитали, что кошки безобиднее собак и сразу после смерти Пинара обзавелись кошечкой, которую за цвет шерсти Таня назвала ДЫмой), а Валя с сигаретой. Они по очереди распахивали мне свои объятия передавая кошку из рук в руки, прижимали меня к себе, целовали, приглашая раздеться и пройти внутрь.

Все люди: гости, друзья, просто знакомые этих самых друзей, забежавшие «на огонек» – само дыхание в этом доме было особенным. Благодаря хозяйкам.

Ближе к моим 40 годам, связь наша ослабела. У меня, не переставая «звонил колокол» бизнеса, плюс бурная личная жизнь не оставили места в моей жизни для визитов к тетушкам. Постепенно общение сошло на нет. Да, мы созванивались к праздникам какое-то время, и даже виделись несколько раз, но потом и это прекратилось. Прошло 8 лет.

По вечерам, возвращаясь домой, я часто ездила мимо знакомого дома и видела окна, в которых все так же горел свет за горчичными шторами. Удаляясь дальше по дороге, я всегда представляла, что там – за этими шторами, в том желтом свете? Смех, разговоры, пестрый рисунок шалей, звуки гитары, коньяк, мятный зеленоватый сигаретный дым, огромная люстра с пятью тюльпаноподобными абажурами… И всегда мысленно говорила себе: обязательно завтра позвоню. Но наступало тридцатое завтра, а я не звонила.

Проезжая в очередной раз мимо знакомых окон, я заметила, что в них почему-то не горит свет. Сначала я подумала, что Валя и Таня уехали к матери в Киев. Но прошло примерно полгода, а свет так и не начал гореть снова – такого раньше никогда не случалось. У меня мелькнула мысль, что тетки остались на Украине. С одной стороны – слава богу. С другой, мне стало жаль. Жаль, что так и не собралась позвонить и приехать хотя бы еще раз.

Через пару недель я случайно в магазине встретила общую знакомую Вали и Тани. Она сообщила мне, что Валя перевезла к себе мать и отца, которые умерли более пяти лет назад один за другим. А Таня умерла год назад от онкологии. ДЫма умерла за два года до смерти Тани. Валя, больше не могла находится в квартире, из которой все «ушли», переехала в другое место. Соня с мужем купили ей квартиру в другом районе.

Я взяла у этой знакомой номер мобильного телефона Вали, и попрощавшись с ней, тут же позвонила. Сколько мне понадобилось времени, чтоб сделать это…

Валя узнала меня с первых слов:

– Боже, мой! Тусик, это ты? Где ты пропадала?

Я уже успела забыть, что они с Татьяной всегда звали меня ласкательно (от моего имени – Наташа – Натусик) Тусик.

– Где только не пропадала. – Ответила я. – Долго рассказывать сейчас.

– Я так рада тебя слышать, ты не представляешь. – Говорила Валя, то ли сквозь смех, то ли сквозь слезы.

– Я хочу тебя увидеть. Когда и где ты сможешь? – Я не стала говорить никаких вводных слов и «преамбул».

– Тусь, приезжай хоть сейчас. Я живу совсем в другом месте.

Валя назвала мне адрес.

Прямо сейчас я ехать была не готова. Но не раздумывая, договорилась на завтрашний вечер.

Когда я переступила порог новой Валиной квартиры, мне под ноги бросился серый толстый полосатый скоттиш-фолд.

– Это Платон. – Сказала Валя, привычно открывая для меня объятия и распахивая все ту же шаль.

– Какое благородное имя. И благородное животное. – Сказала я, прижимаясь к своей «тетке» и вдыхая ее цветочный парфюм, смешанный с запахом ментоловых сигарет.

– Да, он другой, не наша ДЫмочка…

Валя придавила меня к себе сильнее обычного. Хотя, как оно – обычно? Я уже забыла.

Мне вдруг показалось, что мне 25. И ничего не случилось, ничего не было, ничего не произошло до моих нынешних 48. Что сейчас из кухни выйдет Таня и спросит:

– Ну? И где ты была?

– Танюшка умерла год назад. – Валя прервала мои мысли.

– Я знаю.

Я отлепила Валю от своей груди.

– Вот здесь я сейчас живу. – Она, как будто, извинялась передо мной. – Проходи, Тусик. Вот тапочки.

Я сунула ноги в какие-то шлепанцы и пошла за Валей на кухню.

– Тебе кофе? – Спросила Валя, не оборачиваясь. – Или что-то по крепче выпьешь?

– Валюш, я за рулем теперь не пью совсем. Так что давай твой фирменный кофе.

Я достала привезенную с собой бутылку коньяка и коробку конфет.

– Тусик, ты, как всегда… – Валя улыбнулась мне и занялась кофе. – Рассказывай мне, как твои дела? Чем занимаешь? Как живешь? Куда исчезла совсем?

Она достала из шкафа серебристую джезву.