Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Какая бля… – И бросаясь к дверям. Так поздно его ещё никогда не вызывали, и он с ужасом подумал, что кто-то обнаружил Алису… Или Хэ передумал… Или Доктор настучал на него…

Вызвал его, в самом деле, Доктор. Весь опухший и красный, он трясся, и бессвязно бормотал что-то, смазывая себя какой-то мазью.

– Ты чего бормочешь, эй?! – Рассердился Гор.

– Говорю тебе, пауки! – Доктора трясло. – Со всех сторон, вот такие! Как полезли на меня, я просто о…

– Звонил чего?

– Так они на меня полезли!!! – Заорал Доктор. – Что я должен был делать?!

– Ты что, с тараканами не мог справиться?

– Какие тараканы? Пауки, – Доктор чуть не плакал, – здоровые! Вон, смотри! И стражи уже нет, я тут один… От этих паскуд толку никакого!

– А чего ты от них хотел?.. – Гор нагнулся, разглядывая давленых пауков. И в самом деле, большие, чёрные, жирные… Даже ему стало неприятно. – Им тебя любить не за что!

– А что я их потом отхерачу, всё равно?!

– А ты их и так херачишь, какая им разница? – Гор раздавил ещё несколько пауков, не додавленных Доктором, смахнул с него и убил ещё пару. – Откуда они, интересно?.. Я никогда таких не видел!

– Я тоже. – Мрачно кивнул Доктор. И заканючил:

– Останься, а?

– Не-а. – Ухмыльнулся Гор. – Я пауков боюсь до смерти!

– И тебе всё равно?!

– Абсолютно. – Гор задумчиво осмотрел стены. – А на Чух они нападали?

– Прикинь – нет! Только ко мне все ринулись; ни на одну тварь не заползли, вон, смотри, и к тебе не лезут! Да что же это такое, а?!

– Может, на какой запах лезут? – Предположил Гор. – Короче, мне пора, совсем темно уже. Пошёл я! – Не обращая внимания на причитания и протесты Доктора, Гор пошёл, а потом и побежал, обратно. Тяжело дыша, ворвался в комнату с соломой, огляделся. Алисы не было. Он позвал её по имени, и нечеловеческое ухо уловило слабый шорох. Гор длинно вздохнул от облегчения, и сказал:

– Алиса, солнышко, это я!

Она тихо всхлипнула где-то в соломенных недрах:

– Гор?.. Это вы?..

– Я, я… – Он прошёл к подоконнику и сел под ним, откинув голову. – Вылезай, никто сюда сейчас не придёт. Мы одни… На всю ночь.

Алиса выбралась к нему, с соломинками, застрявшими в волосах, с синяком под глазом и разбитыми губами. Он с нежностью и жалостью посмотрел на неё, привлекая к себе.

– Где я? – Прошептала Алиса, уткнувшись ему в грудь.

– В хранилище для соломы. – Пояснил Гор. – У меня тут тайник, я порой здесь прячусь.

– У меня голова болит. – Пожаловалась Алиса. – И половина лица, и рот… У меня кровь на губах! Что со мной?

– Я… – У Гора перехватило дыхание. – Я… понимаешь… Надо было, чтобы ты не попала на оргию; и я тебя… я тебя ударил. Чтобы ты стала… ну, непригодной для них.

– Вы меня… били?! – Прошептала Алиса, с ужасом глядя на него огромными глазами… Нет, одним огромным, и другим чуть заплывшим глазом. У неё задрожали губы. – Но за что?!

– Не за что, а зачем. – Гор испугался, что она вновь начнёт кричать и громко плакать возле самого Приюта, и их услышат. – Тише, умоляю, солнышко! Нельзя, чтобы тебя услышали, нельзя, чтобы нас с тобой увидели!

– Вы стыдитесь меня?!

– Боже мой! – Застонал Гор. – Нет! Я люблю тебя, обожаю, горжусь тобой, но здесь…это… да как сказать-то! Тебя убьют, и меня убьют, если тебя увидят здесь со мной! Ты это понимаешь?! Ты вообще, способна это понять?!

– Я не дура! – Обиделась Алиса. На самом деле она, разумеется, Гора не понимала. Он щадил и оберегал её, и она до сих пор не знала, где именно находится, что именно ей грозит, и как вообще устроены Сады Мечты. Алиса, конечно, была чуткой и умной девочкой, и понимала и чувствовала, что здесь, в этом месте, очень страшно; видела, что Гор не договаривает чего-то, что-то скрывает от неё, но от этого было ещё страшнее…Когда Доктор изнасиловал её, она была уверена, что Гор этого не стерпит и не простит ему; очень боялась этого, молилась про себя, чтобы Гор не совершил чего-нибудь непоправимого, за что его накажут, но когда он так спокойно и холодно отреагировал, это ранило Алису в самое сердце, даже сильнее, чем само насилие. Особенно горько было от того, что она всё равно его любила. Обречённо прощала ему предательство, и замыкалась в себе, мучаясь от недоверия и страха… Внешне притихшая и покорная, Алиса внутри была вся напряжена и до смерти перепугана.

Гор, и не подозревая об этом, постарался, как мог, извиниться перед ней, попытался даже объяснить, что не ударил бы, если б была хоть какая-то альтернатива, и Алиса, вроде бы, покорилась и приняла его извинения. Послушно позволила поухаживать за собой: Гор принёс мазь, которой щедро снабжал их Доктор, и чистую ткань, которую пропитал мазью и сделал примочки на синяки Алисы.

– Ну, вот. – Сказал, целуя её в тёплую макушку, пахнувшую и соломой, и всё тем же тонким и сладким, её запахом. – Клизма, хоть и тварь конченая, а дело своё знает, мази у него шикарные. К утру никаких отёков уже не будет, так, синяки, но они тоже скоро пройдут. Всё заживёт, солнышко моё. Думаешь, легко мне было тебя ударить?.. Я словно себя самого бил, нет, даже хуже… Себя, наверное, и то легче было бы.

– А вас кто поцарапал? – Всхлипнула Алиса.

– А… это я сам. – Засмеялся Гор. – А свалил на тебя. Типа, ты на меня набросилась, вот я тебя и ударил, не удержался…

– Вы невозможный. – Не сдержалась Алиса, голосок стал вредный-вредный. – Не только меня побили, но ещё и выставили меня… истеричкой какой-то.

Гор опять откинул голову на стену, устало прикрыл глаза. Нет, порой ему с Алисой было очень трудно… И в чём-то Хэ был прав: они не такие, как парни. Пробормотал:

– А тебе так важно, что Клизма о тебе думает?.. Тогда я тебя успокою: он вас вообще ненавидит и презирает, всех, чохом, и тебя в отдельности – тоже. Для него вы – не люди. Чухи просто, да.

– Я знаю! – Обиделась Алиса, даже попыталась отстраниться от него. – Он мне много раз это говорил, спасибо, что напомнили!

Гор промолчал, ничего не ответил. Он устал так, что мелькало даже обречённое чувство: а пошло всё… Что будет, то и будет. Завизжит, расплачется, выдаст их обоих – и пускай… Усталость была не физическая, а душевная. Он так давно, так долго был один, так долго нёс в себе боль, ярость и отвращение ко всему, что делал, и в то же время делал хорошо… Столько перенёс, добиваясь свободы, что даже свободы уже почти не хотел. Сильнее всего его тяготило одиночество. С раннего детства Гор был уверен: он не один, он не должен быть один. С ним должен быть кто-то, пустота рядом тяготила его. И он стремился заполнить эту пустоту, находя себе друзей, которым был предан всем сердцем – а они либо предавали его, либо покидали… Постепенно Гор стал сознавать, что с его дружбой что-то не так. Что он стремится дать своим друзьям больше того, что те могут дать ему в ответ; ждёт от них чего-то невозможного. И с того самого момента, как он это понял, в нём поселились страх и пустота… Эту пустоту заполнила Алиса, она дала ему то, чего ему так не хватало: понимание и любовь… Но понимала она его, всё-таки, не настолько, насколько понял бы друг. Гор уже понял, что не всё может доверить ей, встречая порой какое-то почти фатальное непонимание таких простых вещей! Ведь он не хотел обижать её, а она порой обижалась на пустом, по его мнению, месте. Нет, это не отталкивало его, и не делало его любовь и восхищение меньше. Она просто была другая, и с этим приходилось считаться, вот и всё.

Он просто устал. Просто устал, и всё… Сегодня случилось столько всего… Душа его надорвалась и томилась, душевная боль овладела им. Сколько дней еще впереди, в течение которых он должен как-то уберечь Алису от насилия со стороны Домашнего Приюта, как-то не выдать себя, исполняя обязанности вожака, которые теперь так ненавидел? Всё это казалось сейчас Гору такой непосильной ношей, настолько надежда и силы покинули его, что он почти сдался в этот момент давящей тяжести, которую нёс всё это время, бессознательно противясь ей, отказываясь отчаиваться и сдаваться.

Алиса почувствовала его состояние, и какой-то смутный страх. Она тоже чувствовала эту тяжесть, словно какая-то злая, чёрная и даже словно бы одушевлённая воля сознательно давит её и стремится завладеть ею. И так же, как Гор, Алиса не давала этой воле подчинить себя, берегла в себе память о радости, свете и тепле, берегла в себе любовь и жажду жить. В это мгновение ей стало так страшно, что она аж похолодела вся, прижалась к Гору сильнее, поцеловала его грудь:

– Что с вами? – Спросила нежно-нежно, погладила его, приласкалась, заглянула в лицо, бледное, усталое, какое-то обречённое.

– Устал. – Прошептал он. – Сильно… сильно устал.

– Тогда поспите. – Она вновь привлекла его к себе. – Отдохните, я с вами, я же с вами! Я позабочусь о вас… – Она наклонилась и начала осторожно целовать его висок, скулу, краешек рта. – Я вас люблю… Очень-очень люблю, Гор… – Замурлыкала чуть слышно, так нежно, что у него опять мурашки побежали по коже:

– Когда устал ты падать на колени,

Нет сил вставать и продолжать идти,

Когда в душе бушуют страшные метели,

И чувствуешь себя, как птица взаперти.