Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Я не хочу туда идти… Солнышко, как я не хочу туда идти!!! – Этот полустон, полукрик вырвался из его сдавленного горла невольно, Гор не привык как-то выражать свои чувства наружу.

– Как я ненавижу это всё! – Шептал он, глядя лихорадочно блестящими глазами в пустоту перед собой. – Как я этих… тварей вонючих ненавижу! Раньше как-то… как-то выключал это в себе и словно бы меня там и не было… Я их не видел и не слышал… А теперь… Я не могу! – Он вновь зажмурился, стиснутым кулаком постучал себя по лбу. – Не могу, не могу! Лучше сдохнуть, чем туда… – Он притих, постепенно расслабляясь и беря себя в руки. Взрыв отчаяния прошёл, и Гор сознательно замораживал в себе отвращение, гнев и ужас перед тем, что сейчас будет происходить. Он всё сделает, как надо. Он всё вытерпит и не выдаст себя ни единым взглядом. Чтобы вырваться отсюда, чтобы спасти свою Алису. Лицо его словно бы замёрзло, вернув выражение ледяной невозмутимости, усталости и затаённого презрения. Он знал, что там будет, и понимал, что виноват в участи девочки, которая займёт место Алисы, сам. Он даже не пытался найти себе оправдание, хоть оно у него и было: эта девочка всё равно была обречена, не сегодня, так завтра, в любой другой день, и каждый день невыносимого ожидания длил её муку. Гор принимал эту вину и готов был с нею жить. И так же отдавал себе отчёт в том, что сделал бы это снова, и снова, и опять, потому, что не мог отдать на это Алису. Бережно приподнял её плечи и поцеловал в лоб, прошептал в закрытые глаза:

– Ничего не бойся. Я с тобой. И всё зло на мне… Ты будешь чистой, солнышко. – Уложил Алису в будку, прикрыл соломой, вышел и запер дверь. Уже прозвенел колокол, и Гору надо было торопиться в Красный зал.

Сегодня всё помещение Красного зала было ярко освещено: с потолка свисал гигантский обруч со светильниками, горящими во всю мочь каким-то странным, белым, с лёгким зеленоватым оттенком, пламенем. Это пламя источало сильный запах, от которого Гора всегда слегка мутило, напоминая о каком-то давнем, забытом, но мучительном кошмаре. Помещение, как и показалось в тот раз Алисе, было очень большое, выстроенное в форме античного театра, очень красивое, даже роскошное. Белый и красный мрамор, золоченые орнаменты по колоннам, вишнёвый бархат портьер, медные светильники. Барельефы с прекрасными обнажёнными юношами, ласкающими друг друга, чередовались с обычными для Садов Мечты изображениями насилия над женщинами. На полукруглой сцене, декорированной гирляндами из бронзовых листьев и виноградных кистей, стоял белоснежный алтарь на львиных лапах, украшенный резьбой, позолотой и сценами насилия со всех четырёх сторон, и трон из сахарно-белого мрамора, с великолепной резьбой, устланный рысьими шкурами. От сцены с алтарём и троном веером расходились ступени-сиденья, застеленные коврами и шкурами, на которых вольготно, с вином и закусками, расположились гости, два десятка человек, из них всего две женщины, в чёрной и синей масках, обильно украшенных золотом. (Синие маски носили содомиты, красные – садисты, любящие мучить и калечить, но не убивать, и чёрные с золотом носили убийцы, считавшие себя элитой гостей). Все они были обнажены, и почти все были непривлекательны – толстые, либо слишком худые, с безобразными животами и волосатыми телами. По контрасту с великолепным телом Гора, и такими же телами его партнёров по Приюту, они казались по-особому убогими и мерзкими. Гор, смотревший теперь на всё глазами Алисы, с трудом сдерживался, собирая в кулак всю свою волю, постоянно напоминая себе, что если только он не сдержит отвращение и гнев, ему конец – а потом умрёт и Алиса, и умрёт страшно.

Четверо юношей из Приюта, в простых чёрных масках, стояли по обе стороны от трона, Гор и Эрот держали девушку – полукровку с каштановыми волосами и зелёными, как мох, глазами, очень красивую. Она была в простой белой рубашке, волосы заплетены в простую косу. Бледная, как смерть, она со страхом смотрела на гостей, на Хозяина, сидевшего на троне. Всё это время её держали взаперти, не отвечая на вопросы, не объясняя ничего, не разговаривая с ней… Она не знала, ни что стало с остальными девочками, ни того, что будет с нею самой. Ей было очень страшно, очень, слёзы бежали по бледным щекам.

– Друзья мои! – Сказал Хозяин.– Дорогие мои друзья! – Голос у него был приятный, богатый оттенками, сочный и звонкий, голос, способный очаровывать и влечь. Да и сам он, не смотря на некоторую обрюзглость тела, всё ещё был красив; в нём было что-то изящное, артистичное, некий богемный шарм. Чёрные волнистые волосы роскошной гривой спадали на плечи и спину, осанка у него была прямо-таки царственная, жесты красивых рук были изящны и полны достоинства. – Сегодня особенный день: двадцать пять лет нашим Садам Мечты. И у меня для вас подарок! Взгляните на эту особь. – Он сделал широкий жест, и Гор с Эротом, сорвав с девушки шенс, завели руки ей назад, выставляя её в самом выгодном ракурсе. Та вся затряслась, зажмурилась, слёзы потекли сильнее. – Она выросла в закрытом доме, в полнейшем целомудрии и абсолютной чистоте; она нежна, неискушённа и непорочна.

– Какая прелесть! – Хрипло произнесла высокая женщина в синей с золотом маске – дама Бель. По скамьям пронеслись ахи, восхищённые присвистывания и причмокивания.

– Она настолько чиста, насколько вообще может быть чиста женщина. – Продолжал Хозяин. – И, насколько я могу судить – вы знаете, мои дорогие, я не любитель этого, – довольно красива. Поэтому, полагаю, это хороший подарок. Поступим так, как и в прошлые разы. Трое счастливцев, заплативших больше всех, угостятся первыми, потом она достанется залу. Локи!

Рыжий парень пошёл в зал с золотым блюдом; начался торг. Гор придерживал жертву; для него это была рутина, он не думал прежде о чувствах девушек, но сейчас его мелко потряхивало изнутри от нетерпения, волнения, сомнений. Он очень давно научился отгораживаться от всей этой грязи стеной равнодушия и ледяного презрения, найдя компромисс между своей так и неуничтоженной Садами Мечты гордостью и своим положением. Он ухитрялся сохранять достоинство, даже исполняя прихоти оплативших его извращенцев, даже участвуя в оргиях, где достоинство утрачивали даже сильные мира. Но сегодня барьер не работал. Гор видел происходящее, словно бы впервые; и словно впервые, слушал Хозяина. Нежна, неискушённа и непорочна! Значит, изначально она не грязь, как Хозяин всегда говорит – это они сейчас смешают её с грязью! «Ты врёшь, – думал он с ненавистью, – опять, как всегда и во всём! Ты сам – грязь, враньё и дерьмо… Как же я тебя ненавижу… Как же я тебя ненавижу!!!» Он смотрел на гостей, и словно впервые видел и их тоже: лица затуманены похотью, сальные глаза, уродливые тела, жадные рты… Внезапно он почувствовал присутствие рядом с собой Гефеста – спокойного черноволосого парня, кватронца, который был вожаком Приюта до него. Раньше Гор его не понимал, считал его смерть глупой и напрасной, полагая, что никакая Чуха, как бы жалко её ни было, не стоит этого. Теперь же он словно воочию слышал его низкий глуховатый голос, которого тот никогда не повышал: «Наконец-то ты меня понял, Гор. Дело даже не в ней. Дело в тебе. Ты, как и я, стоишь на краю бездонной ямы с дерьмом. Тебе решать, свалишься ты туда, чтобы выжить, или устоишь и умрёшь чистым».

Про яму он сказал ему тогда, ночью, когда, уже с сорванным скальпом и выдавленными глазами, ещё жил, ещё был в сознании, когда впереди были ещё два дня страшнейших мучений. Гор его тогда не понял; зато понял теперь.

– Дорогой Гектор – сто двадцать пять золотых дукатов. – Подводил итог Хозяин. – Уважаемый Аякс – двести золотых. Восхитительный Катулл – сто пятьдесят…

– Пятьсот. – Сказала дама в синей маске. – Чтобы этот жеребец первым поимел её!

Гор вскинул голову. Дама Бель приезжала сюда, чтобы покупать его; она использовала его по прямому назначению, и заставляла отработать все пятьсот с лихвой. Гору и в голову не могло прийти, что кто-то из гостей сделает его участником всего этого! А главное – он вдруг понял, что именно произошло с ним тогда, когда Хозяин насиловал Алису. Он в очередной раз сломался, и произошедшее тогда отвратило его от насилия раз и навсегда. Гор больше не мог этого сделать, и не мог не только морально, но и физически! Это была катастрофа. Если только чудо какое…

– Э-эй! – Возразил «уважаемый Аякс». – Девка моя! Я буду первым, и вот золотой поверх твоих пятисот, Бель. И поверх каждой твоей суммы будет один сверху.

– Сдаюсь. – Недовольно произнесла Бель, разваливаясь на своей скамье и поднося к губам бокал, чтобы скрыть досаду. Гор прикрыл глаза, переводя дух.

Из зала уже поднимался высокий, как Гор, но при том совершенно безобразный, рыжий, весь, вплоть до пальцев огромных рук поросший жёстким волосом, кривоногий, пузатый Аякс, по-медвежьи ступая, приблизился к девушке.

Следующим был Брут; пока он насиловал её, Гор кивнул Аресу и Эроту, и те исчезли, вернувшись через какое-то время с четырьмя новенькими девушками, Марией, Трисс, Мартой и Сэм, и шестью мальчиками, тоже из новеньких. Оргия понеслась.

Как Гор и думал, его купила дама Бель, которая вновь вынудила его ублажить её с лихвой на все пятьсот золотых. Мария, которая думала, что видела уже всё самое страшное и мерзкое здесь, поняла, что всё предыдущее было только цветочками. Вскоре Мария начала терять сознание, и её бросили на полу, как ненужную вещь. Приют подобрал измученных жертв, кроме Мины, и уволок их к Доктору; в Красном зале с гостями, Хозяином и главной жертвой остался только Гор, который обмыл истерзанную девушку и положил на алтарь. Она не шевелилась, но жилка на шее билась – Мина была ещё жива. Хозяин подошёл к ней и кривым и тонким ножом проколол эту жилку. Кровь ударила ключом, Мина слегка задрожала. Гор закрыл глаза – никогда не мог видеть того, что происходило после. Хозяин выпустил кровь в мраморную чашу, смешал её с вином, и гости принялись, толкаясь и торопясь, облизывая пальцы, пить эту смесь… Гор не смотрел, но знал, что они делают, и его мутило от отвращения. Он чувствовал боль и стыд, отвращение, облегчение: для этой несчастной девчонки всё кончилось, – и радость от того, что он избавил от этого Алису. Любовь эгоистична; и Гор мог думать только о той, кого любил.

Прощаясь, дама Бель провела рукой по его груди и животу:

– Жаль, что Хозяин не продаёт вас. Я не пожалела бы никаких денег, прекрасный Дионис, чтобы ты был только мой. Пошёл бы ко мне?

– Купила бы – пошёл. – Холодно ответил Гор. – Мне плевать.

Она засмеялась.

– Не думаю, что на самом деле ты не хотел бы поменять эту помойку на более приятное место, вроде моего дво… дома. Спал бы на перинах, ел бы всё, что хотел, и всё было бы только твоим…У тебя были бы слуги, и… служанки. Я не прочь порой побыть зрителем, как сегодня. Это было великолепно! Так что ты скажешь?

– О чём?

– Ты хочешь ко мне?

– Я сказал: купишь – пойду.

– Купить тебя невозможно. Но я привыкла получать то, что хочу. – Она потрепала его по щеке. – До свидания, мой прекрасный жеребец!

Гор проводил её презрительным взглядом. Он всех их презирал, это была его внутренняя защита. Не в первый раз ему приходило в голову, что их никто не заставляет приходить сюда и делать то, что они делают; а значит, не Гор развратен и грязен, как они говорят, а они. Гости удалились через верхние двери, Гор – через нижние, за алтарём. На мраморном полу осталось лежать тело жертвы – его потом уберут стражники, выбросят в ближайший колодец… Словно и не было. Гор поёжился: эти мысли донимали его теперь постоянно. Если бы у него не получилось, там сейчас лежала бы Алиса. Стражники грубо подобрали бы её нежное тело, за руку, или за ногу, и швырнули бы в колодец, как мусор… Что было бы с нею там? Куда бы она попала? В рай, как говорил Эрот, единственный из них, кто хоть что-то про это знал? А её тело?..

Войдя в Приют, Гор стянул маску, на ходу потянулся с довольным рычанием:

– Ух, кончилось!

– Хорошо тебе. – Сказал Эрот. – Ты бабу трахал. А я сперва Хэ ублажал, а потом этого, помнишь, с бородавкой на подбородке…

Гор обхватил его за шею:

– Расслабься! Представь, как он срёт, мигом успокоишься! А у меня для вас новость, хорошая. Вас простили! Валите с утра в Девичник, а то Чухи там всю науку позабыли.

– Йя-ху! – Заорал Арес. – В Девичник с утра, парни!!!

Остальные ответили восторженными воплями, Локи запрыгнул сзади на Ашура, и так, с матом и хохотом, они повалились в бассейн. Гор вновь заметил, что Эрот старается держаться рядом с ним, и постоянно пытается угадать его желания, чтобы исполнить их. Вообще-то, Гору Эрот нравился; он вообще испытывал слабость к странным, хрупким и нуждающимся в нём существам. Его сердце было, как сказал однажды кто-то, любимым прибежищем для слабых и беззащитных, для всех странных и непохожих на других. Но, как уже было сказано, эти создания не единожды предавали его, или не успевали предать, погибнув у него на глазах. Гор больше не хотел ни того, ни другого. И когда Эрот принёс ему к бассейну кусок пирога, Гор спросил дружелюбно, но твёрдо:

– Ты, случаем, не влюбился в меня? Тогда сразу должен сказать: это зря. Я не содомит, мне девки нравятся. Тебя я могу только оттрахать, но без удовольствия, из жалости.

Эрот покраснел:

– Я тоже не содомит! Да, внешность у меня девчачья… Но я не содомит! И мне тоже девки нравятся, хоть и не такие, как вам.

– Угу. – Кивнул Гор. – Тощие и хилые, без сисек. Благодарение небу, таких здесь раз – два, и обчёлся!

– А мне нравятся. – Упрямо сказал Эрот. – Что здесь такого?..

– Ничего. – Гор впился зубами в холодный пирог, жёсткий, как подошва, но с некоторым количеством мяса внутри. Ему нравилось – лучше он всё равно не пробовал. Эрот не отходил, и Гор, прожевав, повернулся к нему:

– И снова здравствуйте. Чего теперь?

– Я поговорить хочу.

– Говори.

Эрот покраснел.

– Ты можешь подумать, что я прогибаюсь перед тобой, но это не так. Я ни перед кем не прогибаюсь, и если бы я сам не захотел с тобой сблизиться, ничто бы меня не заставило…

– Я не собираюсь сближаться. – Холодно сказал Гор. – Лучше разойдёмся сразу, чтобы не было никому из нас неприятно.

– Я хочу знать причину. – Упрямо сказал Эрот. – Если дело во мне, это одно; если нет – совсем другое.

– Ты мою спину видел? – Гор встал. – Это следы дружбы. Дело не в тебе. Просто я не хочу никаких друзей. Они мне не нужны. Ты хороший парень, но даже для хорошего парня исключений я делать не собираюсь. Всё. – Эрот открыл было рот, но Гор оборвал его так решительно, что настаивать юноша не посмел. – Спать ложитесь. Не знаю, как вы, а я устал, как собака.

Он страшно переживал за Алису, которая наверняка уже пришла в себя и сходит с ума от страха и неизвестности. И, наверняка, от боли… Гор приготовил для неё мазь и примочки, но уйти, пока все не уснут, не мог. Огней здесь не зажигали, и зимой в это время Приют уже крепко спал; но был уже конец марта, и дни стали длиннее. Часто, задрав головы, обитатели Приюта заглядывались на ярко-голубое небо в высоких окнах. Они были юными и полными жизни; их тянуло на волю, и теперь, весной – особенно. Поэтому засыпал Приют долго. Янус флиртовал и обжимался с Аресом, Локи и Ашур о чём-то шептались и хихикали, свесив с лежанок рыжую и смоляную головы. Эрот сидел по-турецки и смотрел, не отрываясь, на гаснущий в окнах свет. «Да чтоб вас…» – Гору казалось, что время не движется, и Приют засыпать не собирается. А что, если на Алису сейчас… крысы напали?! Картинка была такой яркой, что Гор аж подобрался весь. Спасая его, вдруг прозвучал гонг, и он сорвался с места, бормоча: