Сумеречный Фронтир

– Лапушка, срочно открой нам бутылку мортумского, принеси бокалы и солёные закуски. И поживее.

– Слушаюсь, госпожа, – девушка откланялась и ушла на кухню.

Мама тем временем снова повернулась ко мне, закинула ногу на ногу и продолжила свой допрос:

– Ну, рассказывай. Никто не обижал? Чем вы там занимались, кроме как пировали пять раз в день, и распивали дешёвый самогон по вечерам?

– Вообще-то, большую часть времени мы тренировались. Учились сражаться поодиночке и в строю, изучали приёмы владения оружием, рукопашный бой, слушали лекции о военном деле и…

– Ну, это совсем неинтересно, – снова махнула рукой мама и неприятно захохотала. Она вообще очень любила размахивать руками, чем часто раздражала своих собеседников. – Я не про это говорю, глупыш! Как вы там развлекались? Наверняка же были девочки, я точно знаю. Солдаты очень любят ветреных девочек, которые за пару монет готовы на многое!

Ненавижу подобные беседы с матерью. Ей плевать на то, что началась война, что мы из кожи вон лезли, чтобы научиться выживать и убивать. Она просто играла в интересующегося делами своего ребёнка родителя.

– Не было там никаких "девочек", – чуть обиженно ответил я. – Это военный лагерь, организованный самим королём. Йозеф Дарф собственной персоной присутствовал там, он читал приветственную речь, а затем и прощальную. Это очень серьёзное мероприятие, так что…

– Очень серьёзное, да-да! Сам король, говоришь? Как он выглядел перед вами? Весь разодетый в шелка? А, может, напротив – в рыцарских доспехах, весь сияющий и прекрасный? У него крепкие мышцы, я видела! Ему нельзя закрывать красивое мужское тело стальным панцирем!

– Одет по-обычному был, как и подобает правителю в военное время. При оружии. Он приезжал не покрасоваться, а поднять наш боевой дух и направить наш настрой в нужное русло.

Думаю, о том, что Йозеф Дарф лично заинтересовался мной, причём при неприятных обстоятельствах, мне лучше умолчать.

– Сынок! – услышал я голос отца и, повернув голову, увидел его, спускающегося по лестнице.

Эодар Веллер, глава семьи, оделся как на парад. Точнее, это был его совершенно обычный облик, но среди остальных людей его ранга этот костюм выглядел довольно вызывающе. Чёрные брюки с белыми стрелками по бокам, шёлковая сорочка, малиновый жилет, бардовый фрак и ярко-жёлтый галстук – именно таким я его почти всегда и вижу. Длинные волосы убранные в аккуратный хвост подвязанные тюлевым бантом выдавали в моём отце приверженца моды; в плане выбора одежды и аксессуаров он никогда отставал от молодёжи, а иногда эту пресловутую моду даже диктовал.

Я встал, пожал отцу руку и слегка его обнял, для чего мне пришлось немного подняться на носках – мой старик был выше меня на полголовы, да и пошире в плечах. Далеко не настолько, как Громмер, но всё же.

– Как я рад тебя видеть, сынок, – тепло улыбнулся отец и мы снова сели на диван. – Я горжусь тобой, Клод. Ты с честью исполняешь свой долг без пинка под зад от короля, а по собственной инициативе. Мне неприятно думать о том, что может произойти с тобой на фронте, но я знаю: что бы ни случилось, ты примешь свою судьбу с достоинством, и боги будут на твоей стороне.

– Я очень на это надеюсь, отец. Мне приятно, что ты так меня расхваливаешь, но ты также должен быть горд и за моего брата.

– За Громмера? – удивлённо изогнул бровь папа. – Почему я должен гордиться этим оборванцем?

– Я же рассказывал в своём письме. Мы встретились с Громом в призывном пункте и отправились записываться в армию вместе. И, в итоге, мы попали с ним в один отряд, так что сражаться будем против северян с ним плечом к плечу.

– Каком письме? – захлопала глазами мама.

– Которое я писал Лоре, – нахмурился я, уже сомневаясь, что весточка дошла до получателя. – Видимо, гонец не выполнил мою просьбу. В таком случае, я вам всё расскажу, как только подойдёт моя жена, чтобы не пересказывать всё повторно.

Мы услышали цоканье маленьких каблучков и повернулись на звук, но это оказалась не моя возлюбленная. Амелита шла к нам из кухни с подносом в руках, на котором возвышалась красивая зелёная бутылка с игристым вином, бокалы и тарелка с разными видами сыров. Поставив угощение на столик, она молча поклонилась и ушла прочь.

– Милая, погоди, – остановила её мать. – Ты позвала мою прелестную невестку?

– Да, конечно. Но госпожа Лора отказалась спускаться.

– Это ещё почему?

– Госпожа Лора не сообщила, просто сказала, что ей всё равно.

Дело принимает интересный оборот. Что такое произошло в этом доме за время моего отсутствия? Да, жена немного злилась, что я её покидаю, дабы отправиться на войну, но мне казалось, что это было чувством обиды, которое должно было вскоре пройти и смениться желанием вновь увидеться. Либо я ошибся в предположениях, либо здесь всё-таки что-то произошло.

– Позови её, пожалуйста, ещё раз, – настоял отец. – И скажи, что мы все вместе будем очень рады её увидеть в гостиной.

– Да, господин, – откланялась Амелита.

Мы открыли бутылку вина, разлили жидкость цвета крови по бокалам, звонко чокнулись и выпили за встречу. Закусили сырами, всего несколько часов назад доставленными из элитной королевской сыродельни. Моему отцу нельзя было отказать в изысканности вкуса: всё, что касалось приёмов гостей, начиная от внезапного прибытия старого друга и заканчивая банкетом в честь юбилея, всегда волновало его почти так же, как воспитание детей или заработок денег. Никто и никогда не уходил с подобных мероприятий обделённым.

Прошло не меньше четверти часа за неторопливой беседой ни о чём, прежде чем на ступенях появилась моя жена. Я взглянул на неё со смесью ощущения радости и некой обиды за её поведение, и хоть эти чувства взыграли во мне в приблизительно равных пропорциях, обиду удалось заглушить, и мои губы расплылись в наверняка очень глуповатой улыбке. Она выглядела как всегда превосходно, и беременность никоим образом на эту красоту не повлияла: стройное, даже излишне худощавое, хоть и с явным животиком, тело закрывало с одной стороны скромное изумрудного цвета платье с длинными рукавами, касающимся земли подолом и кружевным неглубоким вырезом на груди, но с другой стороны одеяние сидело очень облегающе, а потому лишь подчёркивало женственную фигуру моей возлюбленной. Когда Лора взглянула на меня, она поджала губы, что ещё сильнее выделило её острые скулы, сощурила свои прекрасные глаза цвета небесной лазури. Затем моя жена, машинально проверив, хорошо ли держатся собранные в высокий пучок белокурые волосы, стала медленно спускаться в гостиную.

Я подорвался, чтобы подать ей руку и помочь, но она одёрнула свою маленькую ладонь и демонстративно задрала нос. Сказать, что я в этот момент разозлился – это ничего не сказать. Но выдержка и хорошие манеры не позволили моим эмоциям выплеснуться в то, о чём я потом наверняка пожалел бы, поэтому я просто проводил Лору до дивана, и, удостоверившись, что она удобно пристроилась, сел рядом с ней.

– Здравствуйте, – излишне официальным тоном произнесла она. – Простите, что задержалась – я плохо себя чувствую. Это из-за ребёнка.

– Ой, дорогуша, не стоит извинений, – снова махнула рукой мама, чуть не смахнув с подноса бокалы. У меня от этого её жеста едва заметно дёрнулся левый глаз. – Я сама прекрасно помню, каково это – носить в себе какого-нибудь спиногрыза. И если с Клодом было ещё относительно легко, то Громмер заставил меня превратиться в самого настоящего портового грузчика! Я имею в виду лексикон, разумеется. Ох, какие же ругательства извергали мои уста, да простит меня за это Дхали.

– Не только лексиконом ты была похожа на грузчика, да простят меня портовые работники, – заметил отец. – Когда у тебя болела спина – ты пила бренди. Спустя два часа после рассвета я иногда находил тебя в невменяемом состоянии.

– С кем не бывает, – мама пожала плечами и громко рассмеялась. – Может, именно поэтому Громмер родился не таким хорошеньким, как мой малыш Клоди!

– Клод – хороший человек, – возразил я, несмотря на недавнюю с ним ссору. – И каким бы вы его не считали, пожалуйста, хотя бы в моём присутствии не обсуждайте его, пока он не слышит. Потому что в большинстве грехов детей виноваты их родители.

– Я не виновата, что мой сын пошёл по кривой дорожке, – отмахнулась (в буквальном смысле) мама. – Никто не заставлял его делать то, что он делал. И знать не хочу, чем он там сейчас занимается. Не будем о плохом. Клоди, малыш, мы все в сборе – поведай нам о своём приключении!

Тяжело вздохнув, я взглянул на Лору. С ней мы, разумеется, поговорим, но позже, наедине. А пока пусть вместе со всеми послушает то, что я расскажу:

– Насчёт моего брата: мы встретились с ним в призывном пункте. Разумеется, записались в армию вместе, попросились в один лагерь, и нам дали на это разрешение. В итоге мы попали в небольшой спецотряд сержанта Адреаса Кроули, и к концу обучения нас осталось не больше десятка. Мы не будем служить в регулярной армии: ударный отряд предназначен для специальных операций, в основном тайных, так что никаких подробностей об этом я не могу рассказать даже вам. Даже если бы и знал эти самые подробности, потому что нас пока особо не посвящают в то, чем мы конкретно будем заниматься. Но одно могу сказать точно: соки из нашей братии выжали абсолютно все! Судя по всему, строевых бойцов учат не так дотошно, как нас. Сноровки прибавилась, это точно. Выносливость повысилась. Равно как и боевой дух.

– Адреас Кроули, – хмыкнул отец. – Высокий, крепкий, бритоголовый, широк в плечах, каждое утро бреется так, словно за любой торчащий из его подбородка волосок его отправят на плаху, да? Имел с ним несколько дел пару лет назад.

– Правда? – удивился я. – Какое дело могло быть у денежного дельца и чопорного вояки?

– Ты уже сам ответил на свой вопрос. Чопорный вояка проводил какую-то операцию, и ему нужны были на неё средства. Но так как операция была тайная, государство не могло документально предоставить ему деньги, и направило его ко мне с распиской от самого короля. Сумма была значительная, скажу я так, и, несмотря на то, что долг был погашен задолго до окончания срока кредита, долю с этого я получил почти в четырежды больше, чем должен был. Разумеется, это была плата за молчание.

– Молчание? Но ведь ты только что раскрыл эту тайну.

– По уговору я обязан был молчать в течение одного года. Год тот прошёл уже давно. Да и к тому же, семье своей я доверяю как самому себе.

Зря, папа, – подумал я. Мама у нас та ещё болтушка. Вслух этого, разумеется, произнести мне не позволил мой такт, так что сказал я другое:

– Сержант – отличный мужик. Может, суров изрядно, но дело своё знает. А ещё он уже считает всех нас членами своей семьи. Сказал даже, что не переживёт, если наш отряд будет расформирован по причине… ну, по причине того, что мы падём на поле боя. Сказал, что мы – его последние бойцы.

– Потрясающе, – фыркнула моя жена. – Я очень рада, что твой командир будет рыдать над твоими останками, мне от этого становится гораздо легче! Теперь я просто счастлива отпустить тебя воевать!

– Лора… – сквозь зубы произнёс отец. – Ты должна гордиться, что твой муж защищает свою родину, свой дом, свою семью и лично тебя. И не абы где, а в отряде специального назначения, у командира которого список боевых наград длиннее списка моих должников.

– Да-да! – вспылила Лора. – Я очень горжусь тем, что король бросит моего мужа как цепного пса на таких же цепных псов северян, чтобы собаки погрызли друг другу глотки, пока их хозяева будут попивать винишко в тёплых крепостях своих столиц. Я очень горжусь тем, что Клод может получить в грудь стрелу или клинок под рёбра и навсегда покинуть этот мир только потому, что короли разных государств, Хаотик их задери, не поделили между собой одни демоны поймут какие территории. И ещё я чрезвычайно рада, что вместо того, чтобы исполнять своё предназначение – строить дом, растить сына и сажать деревья – мой муж перестанет быть личностью, станет одним из тысяч, безликой марионеткой, цель которой – быть орудием убийства таких же марионеток, чтобы потом, если судьба будет к нему благосклонна и он вернётся домой живым, Клод никогда уже не смог адаптироваться к обычной размеренной жизни из-за пережитых ужасов войны!

В довершение пламенной речи моя жена стукнула кулаком по подносу, и всё его содержимое тут же оказалось разбросано по дивану и полу. И если бутылка осталась цела, пусть и немного потеряла своего содержимого, то вычурные резные бокалы этого гневного припадка не пережили. Лора, скривив гримасу недовольства, что-то прорычала, и резко встала с дивана, собираясь немедленно уйти в свою комнату. Но, случайно взглянув на входную дверь, впала в ступор, и теперь на её лице читалось нечто вроде удивления или даже страха. Широко распахнутые глаза, слегка приоткрыт рот. Я проследил направление её взгляда и увидел на пороге того, кого ожидал увидеть сейчас меньше всего на свете.