Сумеречный Фронтир

В конце концов Кроули поднял на нас взгляд, пронзительно заглянул каждому в глаза. Мне показалось, что вот-вот и он окропит нас яростным воем, забрызжет слюной, накинется с кулаками и изобьёт нас до полусмерти, но ничего такого не произошло. Сержант перевёл взор на меня, чем вызвал у меня полное оцепенение, подошёл поближе, и, взяв мою ладонь, крепко её пожал. Затем приблизился к каждому, повторяя процедуру. Обменявшись рукопожатиями с каждым, он произнёс короткую речь:

– Помните, что я говорил о длинной дистанции? Мол, нужно пробежать сто шагов – нацелься на двести и всё такое. Так вот, я планировал составить отряд минимум из дюжины, желательно из пятнадцати-шестнадцати хорошо обученных бойцов. В итоге вас осталось совсем немного. Но ничего плохого в этом нет. Помните, что вас здесь не семеро. Вас девятеро солдат, ведь я и капрал Оруэлл – также ваши братья по оружию, точно такие же, как и все остальные. Чем вас меньше – тем сильнее проявляется эмпатия по отношению к членам отряда. Не забывайте, что теперь мы – семья. Я ваш отец, а капрал – ваша мать, а каждый из вас друг другу брат. И сестра, конечно же, – быстро дополнил Кроули, кивнув нашей единственной девушке.

Сержант умолк, задумавшись о чём-то своём. Через минуту капрал вывел его из транса покашливанием в кулак.

– Ах, да! – щёлкнул пальцами наш наставник. – Сегодня после ужина не расходитесь сразу спать. Мы с Алексом кое-что вам принесём. А пока день ещё только начался – за работу! У нас ещё много дел!

И мы продолжали тренироваться. Снова бесконечные забеги по густым зарослям леса, поединки друг с другом и с соломенными манекенами, облачёнными в латные кирасы, стрельба из лука и метание разного рода дистанционного оружия, такого как дротики, небольшие восточные звёздочки с острыми как бритва лучами, кинжалы и ножи, даже камни. Опять изучение устава, лекции от доктора Дукария Оверсона и Алекса Оруэлла, силовые тренировки. Нам уже отлично удавалось держать боевой темп в пределах сорока-пятидесяти минут, хоть мы и оказывались после такого испытания выжатыми, как лимон.

До конца оставалась всего неделя, а Лора так и не написала мне ответ. Надеюсь, что просто моё письмо не дошло до адресата. Потому что если жена получила моё послание и из-за обиды не меня не захотела отвечать, это будет сильнейшим ударом в моё сердце. Уходить на войну, не простившись с любимыми, мне хотелось бы меньше всего.

В вечер того же дня, когда нас осталось всего семеро (или девятеро, если считать Кроули и Оруэлла), мы, как и было приказано, после ужина не спешили ложиться спать. Семь человек сидели вокруг костра, болтая ни о чём, уставившись кто на яркие всполохи пламени, кто на звёзды, кто на примятую траву под ногами. Семь человек, которым предстояло вместе сражаться за Ахариамское королевство, выполняя особо опасные задания.

Гром был самым колоритным персонажем нашей семёрки. Огромный, мускулистый, бородатый, очень эмоциональный, он сильно изменился за это время. Не внешне, разумеется. Кажется, братец проникся моей идеологией, в которой мы были просто обязаны воевать, чтобы защитить собственные дома и семьи.

Меня все тоже ценили и уважали, хоть я и не выглядел так же внушительно, как Громмер. В бою с каждым из соратников мне удавалось быть как минимум наравне, а, зачастую, даже чуть выше лучше новобранцев. И хоть это был большой повод для гордости, но гордыню, которая грызла меня изнутри, я старался заталкивать как можно дальше в глубины собственного сознания.

Дукарий Оверсон, наш полевой медик, видел только одним глазом, да и тем не очень-то хорошо. Он был среднего роста, не очень крепкого телосложения. Ему было, пожалуй, под сорок, хотя внешне казалось, что под хорошие и пропитые пятьдесят: морщинистое лицо, поседевшая щетина, огромная лысина на половину головы. Но, несмотря на кажущуюся его безобидность, Дукарий был отличным воином, став ещё более сильным и ловким за эти восемь недель тренировок. Из оружия он предпочитал булаву, которую планировал заменить в реальном бою на шестопёр, и одноручный топор. Одним оглушить, а другим зарубить, как говорил Оверсон. Кроме всего прочего, Дукарий прекрасно разбирался в химии; он обещал, что когда настанет время – научит делать нас самые настоящие гранаты, разрывающие врагов на мелкие ошмётки.

Мэйнард Гук, наш прославленный боец арены, предпочитает двуручное дробящее оружие. Этот лысый здоровяк с хорошим пивным животом и бородой, заплетённой в косы, поведал нам историю потери своих ушей. Во время одного из боёв на арене клинок противника пролетел так близко от его черепа, что отрубил одно ухо. После этого Мэнни впал в неконтролируемую ярость, насмерть забил оппонента, затем с диким рёвом сам себе отрезал вторую ушную раковину и засунул её в горло уже прекратившему дышать врагу. И по этой истории можно было предположить, что перед нами абсолютно неадекватный человек, которому нельзя доверять. И мы могли бы ему не доверять ему временному спокойному состоянию, если бы не тот факт, что по образованности и здравомыслию Мэйнард легко мог соперничать даже с Дукарием. Наш безухий гладиатор в свободное от кровопролитных боёв очень любил уединяться с какой-нибудь книгой и горячим чаем, или даже с бумагой и пером: Мэнни частенько любил писать стихи, которые постоянно читал нам перед сном. Отличная поэзия, кстати говоря. Думаю, что если у Гука не сложится карьера солдата, ему вполне можно отойти от дел и написать собственный сборник стихотворений, который однозначно обретёт признание во всём мире.

Вистрам Шилем – самый молодой член отряда, ему лишь через полгода должно было исполниться девятнадцать. Ростом чуть ниже среднего, телосложения довольно тощего, он уж точно на первый взгляд не казался матёрым и опасным противником. Обычно это мнение сохранялось лишь до первого боя с юношей, где он показывал себя с очень необычной стороны. Во время сражения этот малец превращался в настоящую стрелу: он пробегал дистанцию в сто шагов в три раза быстрее любого из нас, всегда уклонялся даже от самой молниеносной атаки, а сам наносил удары так быстро и точно, что глаза не успевали уследить за свистящими и режущими воздух лезвиями, а ум – обработать полученную органами слуха и зрения информацию. Вистрам нёс смерть при помощи короткого меча и кинжала, хотя он как-то признался нам, что предпочёл бы остаться с одним-единственным спиногрызом, чтобы клинок не мешал ему двигаться свободно. Юноша отлично прятался в тенях и очень метко стрелял из лука, чем привлёк внимание капрала, специализация которого как раз совпадала со специализацией Вистрама.

Сомна Аринем, как выяснилось, до прибытия в этот лагерь уже была знакома с нашим медиком – Дукарием Оверсоном. Девушка, наконец, решила раскрыть нам карты и рассказала историю того, как ей удалось оказаться среди нас. С самого детства и до своего нынешнего возраста – двадцати восьми лет – она была жрицей в храме Дхали – благодетельницы человечества, покровительницы семейного очага и продолжения рода, богини любви и сострадания, а потому стала очень набожной и крайне боялась ослушаться воли своей небесной властительницы. В пятнадцать Сомна вышла замуж за одного солдата регулярной армии, который постоянно оказывался в разных горячих точках нашего мира, домой приезжал чрезвычайно редко и совсем ненадолго. Почти двенадцать лет Сомна с мужем виделась от силы раз в несколько месяцев, и, хоть встречи их были редкими и короткими, девушка всё равно очень любила своего избранника и всегда встречала его с огромной радостью. Но однажды после очередного задания возлюбленный вернулся обездвиженным, лишённым ног и одной руки, хоть и живой. Сомна ухаживала за бедолагой как могла и сколько могла, но ей так и не удалось спасти его от скорой смерти. Перед самой кончиной муж заклинал жену, видимо, будучи в бреду, чтобы та взяла меч и отомстила. Кому – непонятно. Зачем – тоже неясно, но факт остаётся фактом. Девушка поклялась перед умирающим всеми богами, что исполнит последнюю волю любимого мужа, и отправилась спустя некоторое время записываться в армию, где её, разумеется, развернули прочь. Сомна была готова к такому повороту событий и вскоре пришла снова, теперь уже в другой сборный пункт, где ей так же бесцеремонно отказали. Несчастная вдова пошла в третий – и снова получила пинка. Тогда она вернулась в самый первый пункт и заявила, что если её не возьмут сейчас – она совершит самоубийство, потому что не сможет сдержать клятву и жить дальше с таким позором. Ей в шутку отвечали, мол, посмотри на себя – такая пышная грудь в латный нагрудник не влезет, а ковать отдельный по такой фигуре никто не станет. Сомна шутку восприняла как вызов и отправилась к известному хирургу Дукарию Оверсону, который по просьбе безутешной "мстительницы" полностью удалил ей грудь. Девушка также обрилась наголо, чтобы больше походить на мужчину, и снова отправилась вербоваться в рекруты, заявив во всеуслышание, что если её не возьмут и на этот раз – да будут все прокляты, потому что она заколет себя кинжалом у всех на глазах.

После этого командование сдалось и вдову в армию всё-таки приняли.

Последним новобранцем, о котором я ещё не сказал ни слова, был Ахрам Бакир – бывший раб из Абра'фальского халифата, которого привезли в наше королевство в возрасте пяти лет. Один плантатор долго эксплуатировал Ахрама, заставляя того от рассвета до заката работать в полях, не позволяя покидать территорию плантации даже на пару часов, и так продолжалось целых двадцать два года, пока законный владелец выходца из халифата не скончался, подавившись однажды вишнёвой косточкой (Но это не точно. Ахрам этот момент истории старался обходить стороной). Так как жены, детей, внуков и иных наследников у плантатора не оказалось, всех рабов по закону забрало себе государство. Ахраму позволили вступить в армию, а взамен, если он отслужит его новой отчизне верой и правдой десять лет, его отпустят на родину. Только в Абра'фаль Бакир не собирался: вместо этого он желал остаться свободным гражданином Ахариамского Королевства, потому что иной родины он не знает. И пока два десятилетия бессердечный рабовладелец выращивал себе из темнокожего парнишки простого фермера, он не знал, что по ночам Ахрам тренируется ножевому бою, поединкам на мечах, защите со щитом и стрельбе из лука. Благо, что таких же, как Бакир, в округе было достаточно. И наставники из рабов тоже находились отменные.

Был ещё капрал Алекс Оруэлл. Он частенько приходил к нам по вечерам, приносил бутыль чего-нибудь горячительного и болтал о том, о сём. Ему было тридцать два года. Ещё не так давно этот ветеран был всего лишь рядовым, но после гибели практически всего предыдущего состава Сумеречных Сов его представили к награде и новому званию. Кроули, кстати, тоже уже собирались возводить в капитаны, да так бы и произошло, не начнись эта треклятая война. Сержант сам отказался от нового звания и предпочёл остаться тем, кем он и был, чтобы не привыкать долго к новым обязанностям и бо?льшей численности подчинённых ему бойцов.

Что же до самого Кроули – о нём известно крайне мало. Я лишь знаю, что половину жизни он провёл в бою. Спать привык на камнях, на завтрак грызть песок, а уже к полудню сотнями подсчитывать убитых им супостатов. Шучу, конечно, всё не настолько плохо. Но и не так хорошо, как хотелось бы: сержант действительно зарубил немало врагов и сильно пережил несколько десятков своих боевых товарищей, смерть каждого из которых он видел собственными глазами. Наверное, после такого тяжело жить мирной жизнью. Очень тяжело. Пожалуй, даже невозможно.

Как сержант и обещал, он появился в компании капрала сразу после ужина. Следом за ним шли несколько носильщиков, за спинами которых виднелись огромные тканевые свёртки с чем-то звенящим, гремящим и явно металлическим. Довольно улыбаясь, Кроули приказал слугам положить на свёртки на землю и отправиться восвояси, а затем жестом предложил нам посмотреть, что внутри.

Внутри оказалось оружие. Не тренировочное, а самое настоящее, боевое. Сержант пояснил нам, что две недели назад он заказал на кузнице эти экземпляры специально для нас. Некоторое оружие, правда, пришлось вернуть ремесленникам, так как бойцов в отряде осталось гораздо меньше, чем планировалось, но это, как сказал Кроули, не беда. Главное, что хватит на всех.

Для каждого из нас орудия для умерщвления себе подобных делалось в соответствии с личными предпочтениями и возможностями. К примеру, Грому вместо приевшейся ему булавы досталась внушительных размеров кистень с чуть изогнутой рукоятью и смещённым центром тяжести, чтобы было удобнее держать одной рукой. На крепкой почти сорокасантиметровой цепи был прикреплён полукилограммовый шар с двумя дюжинами острых конусов-шипов, которые в совокупности с мощью моего братца однозначно могли раздробить любой череп и пробить самые прочные латы.

Нашему самому молодому товарищу – Вистраму Шилему – досталась фехтовальная рапира с узким лезвием и утяжелённой рукоятью, а также короткий кинжал с широкой гардой, которой можно было заблокировать выпад меча, при этом не лишившись руки.

Сомна Аринем обзавелась подбитым мехом большим круглым щитом, мечом с широким лезвием и небольшим вспомогательным топориком, который при желании можно было использовать и как подручный инструмент, и как метательное оружие.

Наш слеповатый доктор Дукарий Оверсон получил точно то, что хотел, и чем однозначно умел сражаться лучше всего: шестопёр – булаву, к цилиндрической головке которой приварено шесть треугольных "перьев" для увеличения пробивной силы – и небольшой топор, не такой маленький, как у Сомны, так что метнуть его вряд ли получится, но и не такой большой, чтобы сходу рубить им головы одним-единственным ударом.

Ахрам Бакир, смуглокожий обладатель чёрных, как сама ночь, глаз, вороных вьющихся волос и забавной козлиной бородки стал владельцем длинного каплевидного щита, который, установленный на землю, верхней своей кромкой почти упирался в локоть владельцу, изогнутый меч в восточном стиле с односторонней заточкой, конец лезвия которого был слегка шире основания, и запасного кинжала.

Воин арены Мэйнард Гук получил в подарок боевой молот, явно переделанный из шахтёрского инструмента. На длинной рукояти водружалось навершие двойного назначения: с одной стороны оно было плоским для нанесения дробящих ударов, а с другой напоминало слегка опущенный вниз клюв хищной птицы. Клювом этим вполне можно было проломить не только латы, но и кольчугу, и одежду, и плоть с костями противника.

Ну, а моей обновке я радовался, конечно, больше всего. Новый баклер оказался выпуклым, чтобы было проще парировать атаки холодного оружия и отводить их в сторону. Древки сразу трёх одинаковых копий оказались из наикрепчайшего "железного" дуба, который растёт лишь по ту сторону залива Пан-ахим, острия в полторы ладони длиной были узкими для большей пробивной способности и четырёхгранными для упрочнения, за ними следовали почти полуметровые втулки, придавая ещё бо?льшую крепость этому оружию и увеличивая вес, что, опять же, повышало ударную мощь. Также мой арсенал пополнился обыкновенным, приевшимся, но очень надёжным прямым пехотным клином, чему я был чрезвычайно рад.

Пока мы с восхищением разглядывали наши подарки, сержант уселся около костра, откупорил бутылку вина и, сделав несколько больших глотков, обречённо произнёс:

– Вы, ребята, моя последняя попытка. Ещё одной потери всего отряда сразу я не переживу. Если затея не прогорит и вы все отправитесь к праотцам из-за недостатка моего внимания или слишком уж ускоренного темпа тренировок, мне придётся покинуть этим мир вместе с вами.

Кроули провёл большим пальцем по своей шее, показывая нам, как именно он умрёт, если наш отряд потерпит неудачу, и продолжил:

– У нас осталась всего неделя. Вам, наверное, не терпится узнать, чем мы займёмся сразу после окончания всего этого занятного мероприятия, которое устроил наш любезнейший король, но я пока не могу вам ничего сказать. Пока что. Но задание у нас уже есть, и дело не терпит отлагательства. Так что ещё шесть дней мы будем с вами задницы рвать, но выжмем из тренировок всё, что получится. На седьмой день с утра вы пройдёте… в общем, пройдёте вы новую процедуру посвящения и официально получите звания рядовых, а потом можете отправиться увольнение, но чтобы вернулись строго к ночи и не настолько пьяными, чтобы вас не пропустили через ворота. Повидайтесь с родными или друзьями, отметьте ваше новое назначение, и мы отправимся воевать.

Я, конечно, прекрасно знал, с кем желаю повидаться в этот последний день перед отправкой на фронт. Меня, надеюсь, ждала дома Лора, да и отец с матерью наверняка захотят попрощаться. Надо будет взять с собой и Грома. Какими бы натянутыми ни были его отношения с семьёй, но всё-таки он мог умереть, отдав свою жизнь за королевство, так и не простившись с родными. Так ведь нельзя.

– Вообще-то вам пока нельзя иметь личное оружие, – заметил сержант. – Поэтому занесите свои железки в штаб в мою спальню, когда наиграетесь, я сохраню для вас всё оружие в целости и сохранности.

Кроули оставил нам свою бутылку спиртного и, попрощавшись, удалился на отбой. Но почему-то к пойлу никто не притронулся: после ухода сержанта мы ещё около получаса любовались клинками, булавами, топорами, копьями, кинжалами и щитами, а затем отнесли их в комнату наставника и сами отправились спать. Ведь завтра предстоял очередной тяжёлый день, начинать который с головной боли явно никто не хотел.

Глава 5

Всю оставшуюся неделю мы тренировались с утроенной силой. Просыпались на два часа раньше, начинали день с плотного завтрака и трёхчасового бега с препятствиями по лесу, затем после кратчайшего перерыва до самого обеда отрабатывали технику одиночного, парного и группового боя. Так как людей в отряде осталось критически мало, в качестве соперников Кроули предоставил нам десяток уже действующих рядовых регулярной армии, которых мы, к моему великому удовлетворению, раз за разом побеждали без каких-либо проблем. После обеда мы снова сражались, отрабатывали удары, улучшали навыки стрельбы а также метания дротиков, топоров и кинжалов. После этого опять бегали по лесам, взбирались на холмы, переходили вброд через быструю реку… пытались породниться с природой, если коротко. Под вечер слушали лекции сержанта, капрала, а также нескольких других приглашённых офицеров, много раз участвовавших в реальных боях. Перед сном учили и повторяли текст присяги, который нам необходимо было знать наизусть.

А за сутки до окончания тренировок мы узнали очень неприятную и кого-то даже шокировавшую новость, после которой некоторое количество рекрутов из общей массы внезапно испарилось. Дело в том, что сам Йозеф Дарф – наш всеми любимый мудрейший король – спешно издал указ "ОБ ОБЯЗАТЕЛЬНОМ КЛЕЙМЕНИИ ВСЕГО СОСТАВА РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ ЛЮБОГО ЗВАНИЯ И РАНГА". Указ этот заключался в следующем: сразу после произнесения текста присяги каждый из нас был обязан подставить свою грудь раскалённому клейму с гербом Ахариама. Это, по мнению короля, могло помочь отлавливать дезертиров, а также должно повысить боевой дух порядочных солдат, чтобы те никогда не забывали, на чьей стороне сражаются. Большинство новобранцев, конечно, увидели в этом лишь скверный подтекст, мол, отправят нас всех на убой как свиней, и заклеймят как свиней. Но мало кто вспомнил, что до принятия присяги каждый рекрут волен покинуть стены лагеря, если ему что-то не нравится. У нас свободное королевство, по крайней мере для свободных людей. Каждый волен выбирать, чем ему заниматься.

И в нашем отряде все безоговорочно согласились заклеймить себя, если это принесёт государству хоть какую-нибудь пользу.

В то утро мы доспехи не надевали. Остались в гражданской одежде, как нам и приказал сержант. В кои-то веки отоспавшись и неспешно позавтракав, отправились к центральному помосту, где нас снова ожидал король с очередной поднимающей дух речью. Но на сей раз я его уже не слушал, потому что подбадриваниями успел пересытиться. Да и головы всех моих товарищей по отряду явно были забиты совсем другими мыслями. По окончании красивой тирады Йозеф Дарф призвал нас не создавать давку и отправиться к своим офицерам за дальнейшими инструкциями, что мы и сделали.

Кроули слушать короля не ходил и ждал нас на плацу. Поприветствовав каждого крепким рукопожатием, он отвёл нас к одному из кострищ, коих в округе я видел не меньше сотни, вокруг которого уже собралось несколько десятков других рекрутов. Мы влились в общий строй и по указке какого-то усатого капитана, имени которого я не знаю, стали хором читать заученный на зубок текст:

– Ныне же вверяю я меч свой, щит и саму жизнь Провидению, нашему славному королю и всему Ахариамскому королевству, величие которого признают сами боги. Да смилостивится вездесущий Афинор над моею душой, да направит непобедимый Лоррей мою руку, и да сбережёт моё сердце всемилостивая Дхали. Честью своею, своим достоинством клянусь неустанно сражаться во славу своей родины, и если уготовано мне покинуть этот мир в бою, да не разожмут мои пальцы рукоять меча до последнего вздоха. Словами этими подтверждаю я безукоризненное повиновение всем, кому выпало тяжёлое бремя руководить такими же мятежными и жаждущими вражьей крови душами. Быть верным делу ратному до конца моих дней клянусь!

– Клянусь! – громким эхом взорвались голоса окружающих меня рекрутов. – Клянусь! Клянусь!

– Вот и славно, – кивнул капитан. – А теперь самая неприятная процедура.

К высокому костру выстроилась очередь новобранцев. В воздухе запахло страхом перед болью, потому что к рекрутам вышел самый настоящий Инквизитор из храма Афинора. Фигура в чёрном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо, протянула руку к пламени и выудила оттуда уже раскалённый добела инструмент для клеймения. Никто не спешил подходить ближе, и наш сержант, решив подать пример, стянул с себя рубаху и опустился перед инквизитором на одно колено.

Никогда раньше такого ритуала не существовало. Лишь Йозеф Дарф, наш нынешний король, впервые додумался то подобного. Не сказать, что я был сильно устрашён перспективой получить очень сильный ожог, но мало кто действительно хотел ощутить подобную боль. Но, вопреки моему страху, я смотрел на Кроули, буквально заражающего своей решимостью, и тоже набрался смелости. Нервная дрожь потихоньку отступила.

Сержант отвёл взгляд на нас и даже слегка улыбнулся. Он даже не дрогнул, когда горячий металл коснулся его груди, добавив ещё один шрам в его и без того бесчисленную копилку старых ран. Печать с шипением выжгла на коже витиеватый рисунок, и заняла эта процедура гораздо меньше времени, чем я предполагал. Уже через несколько секунд Кроули поднялся на ноги и продемонстрировал всем нам пока ещё чёрный от нагара чуть дымящийся шрам в области сердца, изображающий герб Ахариамского королевства – сидящего на троне величественного льва с расправленными за спиной орлиными крыльями и ветвистыми лосиными рогами, частично сокрытыми мощной гривой и сияющей зубчатой короной.

– Во славу Ахариама! – воскликнул сержант, трижды ударив себя кулаком грудь по новоиспечённому во всех смыслах шраму.

Пример Кроули вдохновил остальных рекрутов, и дело пошло куда быстрее. Каждый новобранец подходил к Инквизитору с уже снятой рубахой, подставлял оголённое тело, получал свою порцию белого жара и отходил в сторону. Кто-то молчал, скривив лицо. Некоторые мычали от боли, стиснув зубы. И гораздо меньше было тех, кто откровенно кричал. Один из рекрутов от прикосновения к себе металла резко дёрнулся вперёд, да так, что клеймо соскочило по груди и животу, остановившись лишь где-то в области паха. Мало того, что у бедолаги теперь останется длинный ожоговый шрам, так ему ещё и провели процедуру повторно, теперь уже при помощи двух держащих его за плечи офицеров.

Гром, в своём стиле, стал паясничать и после процедуры попросил также отпечатать ему герб королевства на правом плече, и просьба его была исполнена без каких-либо пререканий. Когда же очередь дошла до меня, я старался сделать всё быстро: в одно движение стянул рубашку, немедленно опустился на колени и сразу же отвёз взор в сторону. Краем глаза я видел, как человек в чёрной мантии достаёт из раскалённых углей кострища свой инструмент, как он подносит его ко мне и что-то тихонько нашёптывает себе под нос. Мне казалось, что я сдержу любую боль, но на всякий случай стиснул зубы так, что за ушами затрещало. И когда металл прикоснулся к моей коже, произошло что-то неладное.

Над головой словно прогремел гром, оглушив меня и ослепив. Перед глазами всего на миг появилось какое-то смутное видение, но из-за смятения и очень быстрого исчезновения наваждения я ничего не разглядел. Боль прошибла не грудь, но голову и глаза: мне казалось, что вот-вот – и глазные яблоки взорвутся, а содержимое черепа вскипит, как суп, и вытечет через все отверстия в черепе.

Одновременно с моментом клеймения меня с силой откинуло назад, как будто кто-то ударил меня мощным пинком или чем-то дробящим вроде булавы или молота. Теперь к головной боли прибавилась ещё и боль спинная: я хорошенько приложился поясницей в гору сложенных поленьев для костра. Всё это произошло так быстро, что никто не понял, что именно произошло.