(Апокалипсис всегда)

– Да, мэм.

Они ушли: взгляд Будимира встретился со взглядом Амитабхи. Тот подышал весело, чихнул – и на мелких ножках побежал из комнтаы.

– Слышь, Автор. А ты точно не Сатана?

(– Таких предъяв я ещё не получал…)

– А всё-таки?

(– Мне кажется, у него покруче дела есть, чем романы писать… Да и крещёный я.)

Воск тепло и знакомо полз по руке: Будимир вдруг заметил, что мизинцу левой руки не достаёт фаланги (раз – и гладкое место) – свеча вывалилась и прокатилась с дымком.

(– Это ты сам отрубил, если что.)

– Опять начинается!.. – Будимир подобрал свечу и потянулся к зажигалке на столе. – Нет, серьёзно: зачем этот бред с изгнанием беса?

(– Ну ты ж не захотел в «Сегу» играть – вот я и придумал вам занятие.)

Сид вернулся со стаканом воды и прикрыл дверь. Что-то жалобно заскулило и заскребло – он открыл: Амитабха залетел и снова на рюкзак.

– Ты хлебни. Святая. – Сид протянул стакан, а сам взял свечу и принялся окуривать комнату.

Будимир выпил стакан целиком, но особой разницы с простой водой не ощутил – только улыбнулся виновато.

– А это не больно? – спросил он.

Сид молча накапал воска на стол и поставил свечу. Взялся за распятие.

– А может, не надо? – Будимир задрожал голосом (что-то неизъяснимо стрёмное было в сочетании Муцураева, Сида и распятия).

Сид молча поцеловал крест и что-то забормотал.

– Да не бес он никакой!! – Будимир даже петушка дал. – Он крещёный!

– Все они так говорят… Хуебесы херовы… – Сид выставил распятие и в секунду поменялся. – Именем Христа, назовись!

– Чё?

– Гнусный Чё! Изыди вон из тела раба Божьего Будимира! – Сид обжёг Будимира крестом, а потом зачитал с телефона (как ни странно – звучало это как рэп):

О Архангеле Михаиле, первый княже,

Воевода Небесных сил, херувим и серафим,

Прииди и сокруши злобную силу бесов

Из раба Божьего Будимира на-всегда.

И да будет свет Твоей Божественной силы

Сиять и защищать раба Божьего Будимира

В вечности. О Архангеле Михаиле,

Защити нас несокрушимой силой

Божественной любви. А-минь.

Хотя какой-то боли крест не причинял, Будимир почувствовал, как что-то покружилось и отлетело: и дышится сразу легче и внятнее. Но думал он – с жутким стыдом – только об одном: этот трек ему понравится больше, чем предыдущий.

– Ну вот, совсем другое дело! – Сид взял свечу и потянулся к стакану. – А водичку мог бы и оставить.

Палестинская свеча горела прямо перед глазами: Будимир как-то случайно её задул – пополз бархатный дымок.

– Дурак ты, Мироныч, – сказал Сид с упрёком. – А ещё иконы пишешь.

Он бросил свечу с распятием в ящик стола и снова уселся в кресло. Будимир встал, пробуя ноги, – и немного покрутился на месте.

– А мы в «Сегу» играть будем? – спросил он.

– Какая «Сега»? – Сид поднял брови. – Я тебя звал план курить и «Твин Пикс» смотреть.

– А. Да? – Будимир растёр ячменные глаза. – Ну я тебя, наверное, не поддержу… Домой лучше поеду, дреману немного.

– Да как тебе по кайфу будет. А чувачку-старообрядцу я написал, если чё. Он на Загородном живёт: дом двадцать один – двадцать три, недалеко от джазовой филармонии – ну, где Тупик социализма. Телефон я тебе эсэмэской кину. – Он прищурился на Будимира недоверчиво. – Ты только посоциальней будь, они ментов не любят.

– Ментов?

– Ну ты же теперь детектив.

Сид с собакой улыбнулись синхронно.

Будимир пошаркал немного, не нашёл, что сказать, – и молча вышел из комнаты. Сид скрипнул креслом и снова завис у дверного косяка.

– Ты извини, я что-то отмороженный. – Будимир сел завязывать берцы.

– Это как раз естественно. – Сид стоял с длинными руками на макушке. – Мощный бес в тебе сидел.

– Ты… – Будимир поднялся. – Спасибо тебе, Сид.

Они обнялись по-пацански. Будимир взялся за дверную ручку.

– А концерт в «Ионотеке» же? – обернулся он.

– Ага. Ты только не набухивайся. Покедова!

ЧМШ