– Марта… – голос Виллимони прозвучал доверительно, почти ласково, – послушай…
– Что? – она приподняла плечи, словно пытаясь защититься от очередного вторжения в свою душу.
– Я действительно сострадаю тебе и понимаю, как тебе было тяжело. Я…я никогда не посмею отрицать, что в тот день поступок наших войск был настоящим подлым, грязным преступлением.
– Так почему ты тогда не откажешься от Империи? – закричала Марта, и в её голосе против её воли зазвучали надрывные нотки. – Почему ты продолжаешь цепляться за руководство, которое сам называешь бессовестным и бессердечным?
– Это – моя страна и мои правители, Марта, – серьёзно ответил ей Виллимони. – Я клялся служить им и никогда не знать дезертирства. Их Величества не так ужасны, как ты думаешь. Они слишком далеко, они не видят тех бесчинств, которые творят многие из наместников.
– Да? – придушенно фыркнула Марта. – Когда ваши войска были здесь, Король лично стоял под стенами, я даже говорила с ним! И он приказал убить всех в нашем городе, вырезать нас, как свиней или как собак! А его жена одним росчерком пера отправила на гибель сотни моих земляков, которые подчас не знали, что такое оружие!
– Марта, это – моя страна, – ещё раз повторил Виллимони. – Я не нарушу клятвы.
Марта искоса взглянула на него: ей казалось, что он хочет прибавить кое-что ещё, что-то более важное… Но он молчал. Отвернувшись, она вздохнула.
– Нам никогда не получится договориться. Мы слишком далеки друг от друга…
Это было так. Но Ноули чувствовал, что он готов пожертвовать многим, всем, что имел, лишь бы приблизиться к ней хотя бы на такое расстояние, на которое она подпускала Бирра Кавера, и доказать, что она ошибается!
Однако ради этого ему пришлось бы бросить свою присягу на верность, – единственное, от чего он не мог отказаться.
Марта отошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Она просит Виллимони достать звезду с неба. Неужели не ясно, что его не заставят измениться никакие доводы и мольбы? Виллимони останется Виллимони…
«А я навсегда останусь Мартой, – упрямо подумала она, – я не могу довериться имперцу! Как же я отдалилась от него… хотя… была ли я вообще к нему близка? Или всегда между нами была эта непроницаемая стеклянная перегородка, о которую мы, как два разозлённых барана, бьёмся лбами, но пробить никак не можем? Что же мы должны сделать, чтобы мне удалось простить и выслушать его? Наверное, это входит в сферу невозможного, ведь наши старания так и не увенчались успехом. И не увенчаются никогда… Нам не суждено стать даже друзьями. Я уверена: если бы он сейчас бросился передо мной на колени, сумел как-то вымолить прощения за бесконечные бои, в которых он так отличался, проливая кровь моих земляков; я не сумела бы довериться ему всё равно. Да, возможно, мне удалось бы простить ему его грехи, но забыть о них… никогда! Притворяться благосклонной для меня ещё тяжелее и противнее, нежели стараться изображать ненависть. Так как же мне быть, как следует поступать? Я привыкла всегда быть честной, идти до конца, никогда не сдаваться, но сейчас я саму себя загнала в тупик. Ноули как революционер – плоская шутка, Ноули как имперец – враг, и это означает, что от меня потребуют убить его! Но я не позволю им и волос тронуть на его голове! Он не помышлял о том, чтобы отдать меня в лапы Империи, а я его подло предам и выдам? Не попытаюсь вытащить его из передряги после того, как он столько раз спасал меня, когда я висела на волоске от гибели? Я обязательно помогу ему! Даже если в результате нас обоих повесят на одной виселице, я хотя бы умру с ним рядом… Это будет для меня не пыткой, а наградой: иметь возможность видеть его последним! Столько раз я пыталась приблизиться к нему, понять его, а он меня отталкивал! Но почему? Как же это мучительно: сознавать, что свет, к которому ты так настойчиво тянешься, никогда не насытит твоих глаз; что голос будет звучать ласково для кого-нибудь другого, не для тебя.
Это слишком позорно: сдаться, признаться, что ты мечтаешь стать как можно ближе, как можно лучше ради него! Нет! На такое унижение ни за что не согласится внучка моего дедушки! Ползать на коленях перед троном, на котором восседает его Эгоизм в ожидании царских почестей, лить слёзы и молить о любви – нет! Мужчины зазнаются тем больше, чем сильнее и откровеннее их любят! Виллимони не узнает ничего и никогда! Я упаду в собственных глазах, если забуду героическое прошлое своего города и стану почитать этого убийцу, душегуба и верного прислужника Империи! Нет, мои чувства – моя тайна, мой скрытый позор и мой вечный крест, который мне придётся нести, пока не умру я или он.
Но что случится раньше? Если меня прикончат при попытке захватить город, я ничем не помогу Ноули: революционеры разорвут его в клочки. Они устроят ему такие пытки, перед которыми крысиная казнь покажется детской забавой. Я должна помочь ему бежать, поискать защиты… Но… Виллимони убивал кеблонцев, теперь пробил час замыкать круг. Он никогда не раскается в своих преступлениях, так зачем его жалеть?
Может, потому, что у него есть подобие сердца, и он не безжалостный сухарь вроде Страниуна или Сиара? Виллимони – военный преступник, но он уже начал сознавать, что Империя поступала подло и бесчестно. Так, может, он всё-таки перейдёт на нашу сторону? Как мне хотелось бы, чтобы это случилось, и он был в безопасности! Если он смоет с себя кровь безвинных защитников Республики, я сумею спасти его… хотя я всё равно спасла бы его, что бы ни случилось». Дни везения союзников. Часть ?.
Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно, новое укрытие революционеров. 9 Фурутуру по летоисчислению Авалории.
Очередное заседание Союза Справедливости было назначено на одиннадцать часов вечера. Чтобы попасть на него, Марте пришлось всячески хитрить и изворачиваться, таиться в тени фонарных столбов и украдкой пересекать улицы стремительными перебежками. Никто из соседей не должен был заметить, как она ускользает из дома ночью.
Конспирацию соблюдали и все остальные члены совета: они появлялись в укрытии, где их уже ожидали предводители, поодиночке и с большими временными интервалами. Они не произносили излишне громких звуков, не делали заметных движений. Если революционерам удалось избежать мелких ошибок и оплошностей, то можно считать, что заседание началось в атмосфере строжайшей секретности. Когда вся компания собралась, башенные часы Кеблоно, украшавшие дворец наместника Гевалы, глухо пробили полночь. Среди подпольщиков наметилось некое движение: все они, как один, подались вперёд и горящими взглядами уставились на Бирра. Многие из них не обращали на Марту никакого внимания, как будто она вовсе не была их лидером. Марта гневно фыркнула сквозь зубы. Ей придётся помалкивать: пусть революционеры сами заметят свои ошибки. В конце концов, никакого Союза Справедливости не было бы, если бы она его не создала практически из ничего; и это все здесь присутствующие знали. Марта принялась считать секунды. В последнее время ей слишком редко предоставляли слово на заседаниях: чаще всего говорили умеренные.
Это крыло Союза опасалось любых энергичных действий и решительно отвергало любые планы молниеносного восстания, чувствуя поддержку Бирра.
«Бирр! Ну неужели он не понимает, что эта черепашья возня не приведёт ни к какому результату?» – Марта обречённо качнула головой. У неё не выйдет повлиять на расстановку сил в Союзе, по крайней мере, сейчас: Бирр расформировал совет и создал новый, с перевесом своих сторонников. Это было подло… она совсем не ожидала подобного от своего лучшего друга.
Наконец, право высказаться получила одна из сторонниц Марты – Инга. Она была едва ли не единственной из прежнего совета, кого Бирр допустил на заседание. Голос Инги звучал возмущённо:
– Кавер, неужели ты предлагаешь нам умереть за подготовкой восстания, которое едва ли увидит следующее поколение?
Бирр и тут остался верен себе: на его лице не отразилось ни единого чувства, даже вполне понятного утомлённого раздражения.
– Инга, у нас слишком мало сил, – в очередной раз напомнил он. – Кто нас может поддержать? Марта, кажется, вела переписку с лидерами революционного движения в Федлисе, и они…
– Они с готовностью подтвердили своё намерение всячески посодействовать нам, – по слогам отчеканила Марта, скрестив руки на груди.
Тёмные раскосые глаза Инги удовлетворённо блеснули, и кремень в них будто сделался мягче. Марта продолжила говорить, не сводя с Бирра упрямого прожигающего взгляда:
– Они даже призывают нас быть смелее и решительнее. Покушение на наместника Федлиса запланировано на завтрашний день. А мы до сих пор не только не осмелились подойти к этому трусливому Дорапу, но даже не напали ни на кого из его приближенных. Хватит уже ползать в грязи и бояться приподнять голову! Сколько ещё можно терпеть!
– Марта, – вздохнул Бирр, – не факт, что покушение на федлисского наместника увенчается успехом! Если наших союзников арестуют и казнят завтра за их преступление, мы останемся в одиночестве. Триста двадцать человек против тысяч вышколенных имперцев – отличное соотношение сил!
– Нас уже четыреста пятьдесят восемь, – непримиримо заметила Линна, которой каким-то чудом удавалось узнавать обо всех данных, старательно скрываемых умеренными от озлобленных. – Не лги нам, Бирр.
– Хорошо, – вздохнул он, – пусть даже четыреста пятьдесят восемь, всё равно это дела не меняет. У нас почти нет оружия, многие наши товарищи не обучены военному ремеслу. Фолди расквартировал в Кеблоно два легиона – два! Что мы противопоставим этому?
– Деньги, – хмыкнула Марта.
– Что? – недоверчиво взглянул на неё Бирр.
– Деньги, – раздражённо повторила Марта. – Все имперцы – просто продажные твари, купить их не стоит большого труда. Нужно лишь раздобыть пару мешков золотых, потрясти их перед солдатами – и они уже бегут в бой с нашим кличем на устах.
– А где ты, Сауновски, намереваешься раздобыть пару мешков золотых? – иронично сощурился Кузнец. – Мы не такие богатые, как ты. Но, может, твой супруг соизволит выделить на нужды революции недостающую сумму?
– При чём тут Виллимони? – досадливо отмахнулась Марта, чувствуя, что начинает краснеть. – Я, конечно, не стану воровать у него или клянчить милостыню. Я отлично знаю, у кого можно беспрепятственно получить вдесятеро больше и при этом не вернуть долг вовеки.
– У кого это? – неприязненно хмыкнул подозрительный оборотень Фаск.
– У неварских кочевников, – подчёркнуто спокойно ответила Марта, слегка изогнув бровь. – Если они врываются в Бай, то потом выносят оттуда золото и драгоценности целыми караванами. Но вы же знаете, как живут неварцы… Деньги им совсем не нужны, я видела, как они швыряли монеты в траву или на спор стреляли ими из рогаток по птицам. Если мы скажем неварцам, зачем нам нужны эти богатства, они не откажут.
– И кто же к ним поедет? – прицепился въедливый Бирр. – Не ты, потому что ты не имеешь права отлучаться из Кеблоно без Виллимони – ведь иначе о тебе начнут болтать злые языки. После того, как ты съездила в Федлис, «высшее общество» и так переполошилось. А с твоим мужем я никуда тебя не пущу. Если вы поедете вдвоём, я в тот же день явлюсь в королевский дворец и попрошу вздёрнуть себя на виселице. Я тоже не могу отлучиться – я должен обучать ребят битве на мечах. Послать кого-то из этой компании? – он окинул Линну и Ингу испытывающим взором. – Нет, они наболтают кочевникам такого, что те сами поскачут под стены Столицы с дикими воплями и погибнут все до единого. Умеренные? – он оглянулся на своих сторонников. – Тоже не вариант: они не смогут быть достаточно убедительными. Тогда кого нам выбрать?
– Берту, – на одном дыхании предложили революционеры.
– Берту Суон? – одновременно поразились Марта и Бирр.
– Чему тут удивляться, – пробурчал Кузнец, пока предводители пытались стереть с лиц неуместные улыбки, – это – наш единственное компромиссное предложение. Девочка, конечно, простовата, но она ловка и проворна – гонца лучше среди нас не найти. Память у неё дырявая, но в окружении своих собратьев по духу она сама измыслит хороший предлог для передачи золота, если и забудет наши наставления. По всему Кеблоно расклеены её портреты – появляться на улицах в человеческом облике она не может. Но и не может же она вечность просидеть взаперти? Ей лучше на время уехать из города. Когда она вернётся, вся суматоха вокруг её поисков наверняка уляжется: Дорап Гевала – не слишком настойчивый и отчаянный парень, чтобы пытаться вычислить нас.
Помолчав, Марта мысленно согласилась с доводами Кузнеца. Бирр же весомо и внушительно произнёс, по очереди пронзив взглядом каждого из членов совета:
– Что ж, замечательно: в кои-то веки нам удалось договориться без скандалов и криков. Раз вы выбираете Берту, значит, пусть будет Берта. Ей действительно будет полезно побыть вдали от Кеблоно. Она отправится в путь завтра же на рассвете, пока большая часть города ещё спит. А мы тем временем, так и быть, приступим к активным действиям.
– Убьём Гевалу? – живо заинтересовалась Линна.
– Нет, – с брезгливостью отрезал Бирр. – Но поставить на место видных зарвавшихся имперцев мы можем, хотим и обязаны. С сегодняшнего дня Марта возьмёт под своё руководство диверсии против так называемого «высшего света», – его ноздри слегка дёрнулись. – Она получит подробные карты города и список всего нашего военного инвентаря. Поджоги, кражи, налёты, взломы, даже убийства – это я вам разрешаю, но в разумных пределах, – он кинул на Марту красноречивый взгляд. – Не забывайте, что ваши отчаянные вылазки – это месть за казнь Алисии!
– Слава Революции! – грянули подпольщики.
Марта почувствовала, как гордое осознание собственной силы приятно согревало охолодевшее сердце. Здесь, в этих вонючих, всеми позабытых канализационных тупиках, она не замечала неудобств.
– Слава Революции! – дружно скандировали кеблонцы, потрясая в воздухе побелевшими кулаками. – Революция, виват!
– Долой Империю! Да славится Республика! – усердствовала Марта, и её голос звучал громче всех других.