Это ничуть не изменит положение дела, и японцы дорого поплатятся за свои кажущиеся успехи.
Таково общее мнение здесь, в нескольких десятках верстах от театра, на котором в ближайшем будущем разыграется эпилог кровавой драмы, носящей название: «Русско-японская война».
Здесь только я уже несколько раз вспоминаю слова, сказанные мне в Петербурге одним из участников русско-турецкой войны.
– Поверьте, – сказал он мне, – что там, на театре военных действий, все перипетии этой борьбы двух народов переживаются гораздо легче и не производят такого сильного впечатления, как здесь. Там люди смотрят более трезво и бодро и не считают неудачи гибелью… Там быстрее идёт смена событий, и набежавшее облачко мгновенно рассекает луч солнца… Облачко исчезает с горизонта тогда, когда у нас оно ещё кажется грозной тучей…
И это святая правда!
Полное спокойствие и уверенность в будущем царят здесь.
В заключение официальное подтверждение неистовств японцев над убитыми и ранеными.
25 мая после дела под Саймадзы найдены тела стрелков Трифонова Василия и Григорьева Петра, обнажёнными до пояса, с перерезанными горлами и привязанными к доскам.
У Трифонова был вырезан язык, а тело Григорьева симметрично истыкано ножами.
Присутствие среди японских войск китайских добровольцев несомненно доказано.
Они не только подают им сигналы о расположении наших войск, но и бьются в рядах их армии.
Несколько десятков таких «добровольцев» захвачено нашими войсками в боях при Вафангоу и приведены в Ляоян, где и ожидают решения своей участи.
В поезде, состоящем из десятка вагонов разных классов, живёт командующий маньчжурской армией А. Н. Куропаткин с частью штаба.
Генерал-адъютант А. Н. Куропаткин помещается в вагон-салоне, под которым устроены тенты из гаоляновой соломы, дабы защитить его от палящих лучей солнца.
Сегодня, впрочем, солнце над нами сжалилось и светить не с такой обычной яростью.
Оно стыдливо прячется за облака и в воздухе веет возможной прохладой, т. е. даёт возможность дышать, хотя ветерок вместе с некоторой свежестью несёт и отвратительную пыль, которая лезет в горло, в глаза, в уши.
Остальной штаб размещается в других вагонах, а канцелярия в двух повозках.
В одном из таких вагонов я наконец только сегодня получил от полковника Люпова последнее удостоверение, что я имею право состоять военным корреспондентом при войсках маньчжурской армии.
Командующий армией перенёс свою резиденцию из Ляояна, где находится его штаб в Дашичао недавно.
Не далее, как вчера, 13 июня произошёл довольно сильный бой в котором японцы понесли чувствительные потери, у нас же в людях урон был незначителен – ранен между прочем врач, по фамилии, как мне передали, Лешков – воспитанник харьковского университета.
Беседую в станционном буфете за стаканом чаю, который здесь истребляется в огромном количестве.
Разговор идёт об успехах японской артиллерии.
– Тут дело не в превосходстве орудий, не в знании артиллерийского дела, – говорит один артиллерийский офицер, – у нас орудия тоже очень хорошие, и в знании и практике мы можем поспорить с японцами, а в том, что последние обращают внимание на каждую мелочь служит им крупную службу.
– Например?
– Вы хотите пример, – извольте… При выстрелах с батареи, выведенной на позиции, вследствие отката орудий поднимается пыль, которая и выдаёт противнику местонахождение батареи, с одной стороны, а с другой, мешает верному прицелу… Японцы это хорошо поняли и или поливают позицию водой, или же выбирают для неё место на траве. И в том и в другом случае они избегают предательской пыли. Мы же не обращали до сих пор внимания на подобную мелочь, и наши батареи в большинстве случаев бывают окутаны столбами пыли.
Что касается до настоящего расположения войск на театре войны, то большинство ожидает серьёзного решительного дела у Долинского перевала с армией Куроки.
– Поезжайте на восток, – говорят мне, – там предстоят интересные дела…
– А на юге…
– На юге пока не будет ничего.
Оговариваюсь, впрочем, что толки очень разноречивы.
Поживём – увидим.
Маленькая характеристика здешних буфетных нравов.
При невыносимой жаре в буфете нет никаких напитков, ни квасу, ни минеральных, ни фруктовых вод и только одно американское, кстати сказать, прескверное пиво по 1 р. 25 к., за бутылку.
XIV. На передовых позициях
Я видел, наконец, войну лицом к лицу.
Не скажу, чтобы я был под пулями и в линии огня, но грохот орудий и свист, или, лучше сказать, пение пуль – современные пули не свищут, а поют – слышалось около меня совсем близко, и боевая картина была передо мной как на ладони.
Вы спросите, конечно, меня, какое я вынес впечатление?
Впечатление так сильно и так разнообразно, что в конце концов получается как бы отсутствие всякого впечатления.
Так цветные лучи солнечного спектра при быстром вращении дают впечатление белого цвета, т. е. отсутствия всякого цвета.
Представьте себе движение массы людей, смешанное, нестройное, но при всём том, видимо, руководимое с обеих сторон по точному, заранее обдуманному плану.
Это скорее чувствуется, чем наблюдается.
Гром артиллерийских снарядов, беспрерывные оглушительные взрывы и непрерывное пение металлических соловьёв – пуль.
Там и сям падают люди, иные приподнимаются, иные уже не встают, это тяжелораненые или убитые.
Всё это видно только в бинокль тогда, когда падает сразу несколько человек, стоящих рядом, а сколько одиночных падений.
Вот несут раненых на перевязочный пункт.
На руках двух казаков лежит умирающий офицер. Он тяжело ранен в грудь навылет.
При каждом вздохе на его рубашке образуется большое, всё расплывающееся пятно.
– Пить, пить! – стонет он.
Кто-то подносит к его застывшим губам фляжку.
Это тяжелораненый зауряд-хорунжий Макаров.