– Дай-то бог. Только… – начал было Иван Кольцо.
– Что только-то? – перебил его Ермак Тимофеевич.
– Большое это дело, мудреное. Можно и самим не вернуться…
– Не бойсь, вернемся! – воодушевленно сказал Ермак Тимофеевич.
В голосе его прозвучала такая уверенность, что Иван Иванович удивленно вскинул на него глаза.
– Что, думаешь, хвастаю?.. – поймал тот этот взгляд.
– Нет, но…
– Уж знаю, угадал, что думаешь. Только знай и то, что говорю я это неспроста… Сны у меня о том были верные.
И Ермак Тимофеевич рассказал Ивану Ивановичу уже известные читателю его сны, где видел себя окруженным странной неведомой природой, неведомыми людьми, в княжеском венце на голове.
– Може, венец-то это не княжеский, а брачный, ну, да это все едино… Коли мне суждено обвенчаться с Ксенией Яковлевной, так, значит, все равно Сибирь будет под рукой царя-батюшки. Без полной победы над нечистью не вести мне к алтарю мою лапушку, – добавил со вздохом Ермак Тимофеевич.
– Вот оно что… Может, и впрямь суждено все это, – задумчиво сказал Иван Кольцо.
– Я уверен, что суждено…
– Уверенность – великое дело…
Оба на несколько мгновений замолчали. Каждый думал свою думу.
– Палаты-то мы нашли действительно княжеские, – улыбнулся Иван Кольцо. – Вишь, все горит серебром, золотом да каменьями самоцветными.
– Зимовье хоть куда, – ответил Ермак.
– Люди, главное, отдохнут, сил наберутся, а это в походе первое дело. Вишь, как грохочут, веселы, довольны…
За кострами действительно беседа шла все оживленнее и оживленнее, все чаще слышались шутки и смех.
XIII
Цыганка
Оставим Ермака Тимофеевича с его людьми в их волшебной пещере и вернемся снова в хоромы Строгановых.
Опасения Семена Иоаникиевича сбылись. Не прошло и недели после отправления в поход Ермака, как кочевники стали беспокоить границы Строгановского царства, и потребовалось снаряжать против них людей, начальство над которыми принял Никита Григорьевич Строганов, а Максим Яковлевич остался дома, тоже занятый устройством оборонительных сил, на случай возможного нападения на усадьбу.
Эти распоряжения Строгановых произвели известное впечатление на кочевников, и они, разбитые Никитой Григорьевичем Строгановым и его людьми и прогнанные за Каменный пояс, более уже не беспокоили приготовившихся к отпору соседей.
В усадьбе все шло по-прежнему. Ксения Яковлевна была относительно спокойна. Причиной тому была Домаша. Она сумела вселить в свою хозяйку-подругу веру в счастливую звезду Ермака Тимофеевича.
– Он заговоренный… Это уж я знаю.
– Как заговоренный?.. – удивилась молодая Строганова.
– Да так… От всего, слышь ты, и пули и стрелы отскакивают…
– Да что ты!
– Верное слово.
– Откуда ты знаешь?
– Да его же люди болтают. Николи даже ранен не был, а всегда впереди, так и врубается, бывало, во вражеские толпы, кругом него вальмя валит народ, а он хоть бы что, рубит себе или действует кистенем, любо-дорого глядеть…
– Так ведь, может, Бог берег до поры до времени, а не ровен час…
Голос ее дрогнул.
– Да нет же, говорю тебе, Ксения Яковлевна, что заговоренный он. Такое слово, значит, знает… Недаром бают, он с колдуньей связавшись был…
– Что ты говоришь глупости…
– Не глупости, а правду.
– Кто же такое болтает?
– Да его же люди тоже баяли. Стояли они на Волге, а там в лесу колдунья жила, так он к ней часто шастал.
– Все это пустое… Он в Бога верит. Как истово молился на обручении и на молебне…
– Одно другому, бают, не вредит.
– Разве что… А, кстати, Домаша, ты не узнала о цыганке-то?
– Это о Мариуле-то?
– Да.
– А тебе с чего это, Ксения Яковлевна, она на память пришла?
– Да вот о колдунье ты заговорила.
– Да разве она колдунья?
– Ну гадалка, верно, ты, кажись, что-то болтала.
– Я думала, что гадать она умеет, цыганки-то на это горазды, а тогда еще ничего нам, что будет, неведомо было, я тебе и сказала о Мариуле. Потом, как все объяснилось, до Семена Аникича дошло, он согласие свое дал, обручили вас с Ермаком Тимофеевичем, я об ней и думать забыла.
– Жаль… – разочарованно произнесла Ксения Яковлевна.
– С чего жаль-то? О чем же гадать теперь?