Принц и опер. Роман фантастических приключений

Ощущение такое, будто бы вчера с ребятами опростали по пузырьку – получили премию и по этому поводу расслабились. А утром я зенки раскрыл и лежу так, потолок сканирую.

Голова не болит. В желудке покой. Рядышком Светка Голубева…

Здрас-те, пан оперуполномоченный!

Размечтался, стало быть, дамский угодник!

Ну, не Светка… Не Светка… Вот блин – присосалась!

Варька Синичкина рядышком посапывает… Или эта – рыжая… Чёрт, имя не вспоминается!..

…И благодать! Никому ничего не должен. И мне тоже – никто и ничего… На работу не идти – выходной…

А ещё лучше – первый день отпуска. Холодильник ломится от еды и пива. И хорошо мне под одеялом – слов нет. И от Синичкиной пряный дурман исходит… И, конечно же, влечёт к себе…

Единственная причина, что может оттащить меня от Синичкиной – мочевой пузырь. Но и он, благодетель, не тревожит…

И всё равно – недоумение плещется в моей голове. То тревога с пиявками, то дурман от пива и женщин!..

Вот такое состояние, то усиливающееся, то ослабевающее, наполняет меня вторые сутки. И оно словно кем-то поддерживается…

Не скажу, что счастлив по самые помидоры, но кайф ловлю. Наверное, больные в психушке именно так и балдеют, после успокоительных уколов… или порошков…

Однако ударило меня, словно током от автомобильного генератора, когда Боб о родственниках упомянул…

Мама вспомнилась…

…Она долго болела. И умерла лет пять тому назад. Её могилку я навещал регулярно…

Сведения о других родных не проявляются…

Отца у меня не было. Это точно. Сбежал писаный красавец ещё до моего рождения. Мама старалась о нём не говорить. И вырос я без сурового мужского досмотра и воспитания. Хотя отец – человек без особых примет – мне как-то приснился. Я мечтал иметь отца…

Жили мы в подмосковном городе. Рядом со столицей. У нас была квартира. Маленькая, но уютная. Чистая, тёплая, с большим балконом…

И ещё. Кажется, у меня была жена. Или женщина…

Но и она, по-прежнему, не проявляется. Только неприятный дух от её наличия в том «моём мире» с самого начала витает в пустой голове… Надо бы разобраться со Светкиным антиподом, при случае. Я имею в виду вариант мысленного самоанализа, если память возродится…

А вот ласковые мамины руки и сейчас гладят по головке малыша, испугавшегося бездомной дворняжки…

Мягкие губы чмокают в лоб и щёки, перед уходом в школу.

А потом моя милая мама крепко обнимает меня и плачет уже сама, провожая в армию. И опять – обнимает и плачет, когда я возвращаюсь домой целым и невредимым…

И ещё: большие серые глаза тревожно смотрят вслед, когда я ухожу на милицейскую службу.

И они же, уставшие от бесконечного ожидания, вглядываются поздними вечерами в промежутки между деревьями, отыскивая в силуэтах редких прохожих мой, узнаваемый даже в осенней темноте…

23

Что он там высматривает?

Боб неотрывно следил за водной гладью, изредка отрываясь от бинокля и отыскивая это «нечто» невооружённым глазом.

И я нацелился на созерцание водных просторов.

Поверхность озера выглядит обычной, спокойной, покрытой нежной рябью сине-зелёных волн.

У противоположного берега мириады солнечных зайчиков танцуют в озёрном бризе, и никаких подробностей в радужной какофонии света рассмотреть не возможно. Сам берег, пологий и заросший высоким кустарником, как бы подчёркивает небесную синеву с белёсыми барашками облаков и несколькими розовыми «тарелками», плывущими на их фоне.

– А ну-ка, бинокль мне в правую руку! – шепнул я браслету и получил требуемую вещь прямо в раскрытую ладонь…

…«Тарелки» на самом деле оказались белыми, отражающими розовые лучи местного светила. Летели они со скоростью 450 км/час, на расстоянии от точки наблюдения 17,8 км…

Информация в виде цифр, мелькавшая перед глазами, мешала сосредоточиться на каком-либо объекте и просто полюбоваться им. Я оторвался от прибора и, как джинну, сидящему в бутылке, шепнул:

– Убери текст с экрана!

– Нажми синюю кнопку, – сказал Боб, не отрываясь от своего бинокля и, одновременно, улыбаясь. – Голосовые команды наши приборы понимают только на гелакси.

– Ага! А браслет? Он ведь выполняет команды на русском…

– Да! – Боб повернулся ко мне. – Тебя интересует, что я наблюдаю на поверхности озера?

– Интересует, – признался я.

– Ну, так посмотри. Ориентируйся на куст с яркими жёлтыми цветами.

Я прильнул к окулярам, нацелился на жёлтый цвет, переместил экран на водную поверхность и в радужной какофонии солнечных бликов увидел плывущего человека.

До объекта – 1,7 км. И он приближался к нам со скоростью 0,6 км/час.

Я нажал синюю кнопку, убрал бегущую строку с глаз долой, и приблизил изображение до предела.

В цветных бликах мелькнуло знакомое темнокожее лицо.

– Мадлен! – воскликнул я. – Не может этого быть!

Я оторвался от бинокля и посмотрел на биона. Слуга из браслета словно ожидал моих вопросов, готовых обрушиться на него в купе с возгласами и испуганным выражением глаз.

– Это Филипп, – упреждая вопросы и восклицания, сказал Боб. – Родной брат баронессы…

– Родной брат Мадлен!? Мой шурин сбежал из тюремного замка!? – Я снова приник к окулярам бинокля. – Он, ко всему прочему, плохо держится на воде! Его нужно немедленно спасать!

24

Огромная лыжа для сёрфинга «возникла» у берега, словно из воды. Элипсообразная доска метра два длинной и полметра шириной. С закруглёнными и приподнятыми верх концами. Нечто подобное, но меньших размеров, я видел по телевизору – жители Гавайских островов любят кататься на океанских волнах, используя подобные лыжи.