Поречане

– С какой это? – спросил Иван Семеныч.

– Просим, значит, тебя сегодня на бой. Помоги нам.

– Не пойду на бой.

– Иван Семеныч, значит, уважь.

Поречане кланялись.

– Сказал, что не иду; ну, и не иду.

Тут вступил в переговоры один из выборных, Кругачев.

– Иван Семеныч, к крючникам, слыхал ли ты, приехали такие молодцы, что совсем расшибут нас… срам да и только… Ты у нас, значит, первый, как есть, силач… Помоги, значит… Хорошо ли, сам посуди, если разобьют нас?..

Напрасно вмешался Кругачев. Если бы не он, так, быть может, и уломали бы Ивана Семеныча, но Иван Семеныч подозревал, что с Кругачевым знается Аграфена Митревна. Он только озлил нашего героя.

– Да если бы, – отвечал он: – из тебя сегодня дух вышибли, так мне – все одно… даже было бы и ладно…

– Спасибо, Иван Семеныч, на добром слове: значит, уважил нас… Ведь мы не от себя к тебе пришли, а, значит, от Поречны… Нечестно поступаешь, право, нечестно.

– А вот я лягу на печку, – отвечал наш герой: – и буду лежать, и, ей богу, слова больше не скажу вам, а вы стойте тут да лайтесь.

Иван Семеныч полез на печку. Он решился, что б ни говорили ему поречане, ни слова не отвечать им. Человек он, как уже сказано, был характерный, человек воли сильной. Это поречане знали и потому, потеряв надежду на его участие в бою, начали, желая хоть сорвать свое сердце, ругать его.

– Ах, ты, подлец, подлец! – говорили они: – сволочь проклятая!.. тавлинник!.. околелый пес!.. татарин ты этакой!.. нехристь!.. своих выдаешь… халуй московский!..

Одним словом – пошли писать.

Иван Семеныч молчит. Казалось, никаким словом нельзя было прошибить Ивана Семеныча; но мнимый соперник его, Кругачев, отыскал такое слово.

– После этого, – сказал он: – тебе всякая баба в рожу плюнет.

Зарычал Иван Семеныч, но выдержал себя: ни слова не ответил.

– Еще вздумал волочиться за Аграфеной Митревной… Да она за твою подлость тебе глаза выцарапает, околелый чорт!

Доняли, проняли Ивана Семеныча. Хотя он опять выдержал себя – слова не сказал, но теперь он встал сначала на четвереньки, потом сел на печи, свесил ноги и пристально, не мигая, начал смотреть на врагов…

– Чего буркалами-то уставился на нас?.. Лошадь ты этакая!.. Свинопас!.. Встреться-ка ты с Аграфеной Митревной, – она тебе всю бороду выщиплет!..

Ярость неописанная сверкнула в расширившихся зрачках глаз Ивана Семеныча, на шее его вздулись жилы, как бечевки, задрожали губы, грудь стала работать, как паровая машина… Это, милостивые государыни и государи, в нем любовь бродила… Да, он страстно, бешено, могуче любил пореченскую красавицу Аграфену Митревну. Так способны любить только сильные телом и духом люди, и кроме того – люди мало развитые. Он готов был вышибить дух из своего мнимого соперника; он способен был схватить Аграфену Митревну, без всякого с ее стороны согласия, в свои самсоновские объятия, и пусть она кричит и кусается, он будет смачно целовать ее и плотно прижимать к своей широкой груди ее широкую грудь. Надо сказать, что поречанки любили таких молодцов, хотя отказ нашего героя участвовать в бою мог очень сильно уронить его во мнении местных дам (баб тож).

– Аграфена Митревна тебе, подлецу…

Диким зверем спрыгнул Иван Семеныч с печи.

Послы знали, с кем имеют дело, и потому в одно мгновение не стало в хате их вражьего духу…

– Так-то!

Вот и все, что на тот раз произнес Иван Семеныч.

В Поречне прошла весть о том, что Иван Семеныч отказался от боя Взволновалась Поречна. Ругань на нашего героя повисла над нею… Даже все дамы рот расстегнули, а если пореченская дама (баба тож) начнет ругаться, то хоть от святых откажись – неси их вон! Иван Семеныч лежал на печи и слышал, как расстегнувшие рот дамы, проходя мимо его дому, ругали его на всю вселенную. Ему послышалось даже, что Аграфена Митревна, зазноба его сердца, обозвала его околелым чортом. Пореченские дамы глубоко сочувствовали, что увидим далее, боевой славе своих мужей и братьев, питали в душе своей глубокое чувство местного патриотизма. Иван Семеныч лежал на печи и слушал с крупною, строптивой, кабаньей злостью направленную на него пореченскую брань.

"Лайтесь!" – думал он, поворачиваясь на печи с боку на бок. Раздраженные его отказом, мимо его дома идущие бабы (дамы тож) ругали его очень голосисто. Ивану Семенычу опять послышалось, что его бранит Аграфена Митревна.

– Подожди же. я тебе, значит, и усгрою паперимент, – сказал он, вскакивая на ноги.

Выбежал Иван Семеныч на улицу. На улице никого не оказалось.

– Бабы!.. свиньи!.. – проговорил Иван Семеныч.

Ушел он домой и, легши опять на лежанку, закрылся тулупом.

– Тяжко! – сказал он; но после стерпел, не позволил себе даже пред собою высказать вслух свои чувства – и замолчал.

Не попусти, господи, так сильно и так неудачно, как Иван Семеныч, любить кого-нибудь: такая любовь уводит в Сибирь таких молодцов, как наш герой, а людей – послабее его силою воли – загоняет в кабаки либо в петлю.

Избави всех, господи ты боже наш, от подобной любви!..

V. О том, как в Перечне все дамы рот застегнули

Яркое солнце облило своим светом пелену закрепленной морозом реки, дробя свои лучи в кристаллах ледяных плит, разнообразно раскиданных на поле фарватера.

– Дай бою! дай бою! – слышалось на Озерной.

– Дай бою! дай бою! – откликались с другого берега.

Дрались пока мальчишки. Но к трем часам собралось кульеносное и пореченское воинство. Молодой народ отодвинулся в сторону.

В городе, которому Поречна служила предместием, разнеслась молва, что на Озерной будет дан знаменитый, небывалый бой.

К трем часам вечера Озерная покрылась массами бойцов и экипажами любителей из купцов и военных; берега были полны народом. Любопытно было посмотреть на поречанок, а особенно послушать: страшный визг, вылетающий из их грудных мехов, волновал воздух. Бабы все еще были с расстегнутыми ртами… Воем выли дамы.

Мужики с поречанами уже дрались. Но это не было обыкновенное, более или менее одушевленное боедействие: дрались в ожидании чего-то… Но вот со стороны крючников вдруг раздался крик:

– Наши, назад!.. Ломи на свой берег!..

Толпа муравьев бросилась бежать… Можно было подумать, что их гонят… Но эгого не было. Поречане слышали команду Хлестнева:

– Стой, ребята!.. ни с места!.. они теперь не даром дали тягуна. Значит, молодцы пришли… Ну, ребята, слушаться теперь меня… Мы не с дураками будем иметь дело… Крепким строем надо действовать; иначе и бою нечего затевать.

– Ребята, слушаться Ивана Хлестнева, – было ответом.

– Вытряску дадим, кто выйдет из-под начала.

– Слушайте же, – говорил Иван Хлестнев: – я поведу правое крыло; ты, Копоряк, – левое; ты, Васька-Жидок, – в центру встань; около меня держись Алеха Косой, Микита Обручев, Мизгирев да Петруха Сыч…