– Я обязуюсь.
– Мне-то что, тебе же не сдобровать, если сорвется… Можете зажечь свет.
Криег послушно чиркнул огнивом, хлопнула крышка масляного фонаря. Они с Берном застыли как вкопанные от безобразного зрелища: Юлиус срезал лезвием одежду вместе с кожей. Лицо покрывали сухие, бескровные язвы, правая щека прорвалась насквозь, обнажая жуткие челюсти. Десны, наоборот, кровоточили.
– Поздравляю, за четыреста лет вы – пятый и шестой, кто увидели подобное.
– Мы… можем чем-то быть полезными?.. – проронил Берн.
– Уходите. Заприте дверь. Принесите мне, во что одеться.
– Всё? А лекарства?
– Позовите священника, брата Маркуса, – выдавил нехотя Ротмунд. – Он один способен помочь мне. Ослушников – на гауптвахту! Лично проверю!! – прокричал вдогонку.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
ПО СЛЕДУ НЕКРОМАНТОВ
Прижимая белую тряпицу к проколотому предплечью, Лазарь перечитал записку раз пятнадцать, но оттого она не перестала казаться бредом.
'Выходит, он знал всё. Но то, что он предлагает, – сущее безумие! Но если все так, как он пишет, то почему не попробовать?.. В конечном счете, я ничем не рискую, кроме собственной жизни…'
В это же время Маркус испытывал смесь страха, блаженства и неизлечимой печали. Ротмунд сидел перед ним, напряженно, сжавшись в комок. Теперь он выглядел как обычно – ни ран, ни язв.
– Прости меня. Это в последний раз. Клянусь.
– Я рад был помочь.
– Принеси мне одежду.
Подал требуемое, отвернулся.
– Ты не передумал уезжать?
– Нет. Еще две ночи – и уеду.
– Пощади себя самого. Ст?ит ли так мучиться? За что?
– Так надо. Сегодня я не подрассчитал время. Увлекся. Впредь буду аккуратнее. Можешь смотреть.
Монах не отозвался.
– Маркус?..
Ульш обошел вокруг, нагнулся, заглянул в лицо.
– Ты плачешь?..
– Нет… Думаю, почему именно послезавтра, а не сто лет назад, не двадцать лет назад, не пятьдесят лет спустя?..
– Глупым вопросом задаешься. Тогда бы твоя жизнь была совсем другой. Разве ты не стал богаче?..
– Да. Но мне остается одно ужасное одиночество.
– Неверно: твой сан тебя обязывает все время находиться в обществе, общаться.
– Да, но столь близкого общения уже не будет ни с кем.
– Не переживай об этом. Зато у тебя появится самостоятельность. Неплохое качество?..
– Пока ты здесь, хочу спросить совета.
Ротмунд достал из-под кровати объемистый пыльный сверток и принялся распутывать множество веревочек, которыми он был перевязан.
– Да. Что за совет?
– Я давно планировал построить в Ротебурге приличный храм. Не часовню, а большой собор. Уже накопились достаточные средства. Но для его строительства необходима площадка, придется сносить часть жилых построек.
– Предполагаешь расчистить место в Гриве или Всаднике?
– Или занять часть улицы Клозобер, там, где склады, или на Главной улице, напротив сада.
– Поговори об этом с Орелием. По сути, тебе только взять официальное разрешение. Но жди, что стройка будет долгой. И придется возводить третий этаж в гостевых домах, иначе некуда будет переселять жителей района под снос. При чем, это надо сделать заранее и следить, чтобы новые этажи не занимали приезжие. Лучше строиться во Всаднике, все-таки земля у Нолердэна дешевле.
Ротмунд за разговором развернул содержимое пыльного пакета и по одной стал доставать и раскладывать по полу части рыцарских доспехов. Коллекция получилась занятной. Маркус даже отвлекся от своих мыслей и подошел поближе. Поражала техника исполнения: одни части – кольчужные, другие – пластинчатые, третьи – цельные, из одного куска металла, и все они крепились на кожу неведомого существа, может, даже легендарного единорога, а сверху набрасывалась мелкоячеистая сеть с вкраплениями зеленых лоскутьев.
– А щит и шлем?
– Да не знаю, брать ли их с собой…
Ульш отряхнулся, встал и снял со стены жутковатые трофеи.
– Это череп и шкура дракона. Все бы ничего, но чертовски тяжелые… Музей в Городе организовать не хочешь? Они бы открыли экспозицию. Назовешь как-нибудь вроде 'Доспехи Основателя, 832 год от сотворения мира'. Я бы взял, будь это обычный военный поход, будь у меня хотя бы кавалерийский отряд… Но я иду один и рассчитываю лишь на себя. Драконьи останки – обуза в моем предприятии.
– Ты точно не вернешься?.. – с тенью надежды в голосе спросил Маркус.
– Могу ли я быть в чем-то уверен? Нет. Все дороги открыты. Какая-нибудь да окажется кружной… Но насколько длинны ее петли?.. Один умный странник рассказал мне притчу о жителях далекого острова. Им было предсказано: кто из них пойдет по прямой – немедля умрет. С тех пор они вынуждены вечно ходить по кругу. Потому не мучай себя, выигрывая лишнюю долю часа, ступай к себе.
Маркус повиновался. Ушел, сгорбившись.
Ротмунд сделал глубокий вдох, задержал воздух и выпустил со свистом и прерывистым рыком через полуоткрытый рот. Ни о чем не жалел. Ничего не чувствовал. Ровное, тихое, белое бесчувствие. Равнодушие. Пусть. Зато он готов к битве. И он выстоит. Неспешно принялся облачаться в доспехи. Солнце клонилось на закат.
***
Еле дождавшись смены в восемь, старшие офицеры из охраны городских ворот втихаря потянулись в питейные заведения. Часом позже туда снарядились служивые рангом пониже. К десяти на улицы высыпал любопытствующий народ: 'Что за праздник? Что отмечаем?' Ремесленникам и люду из других гильдий показалось обидным, что стража скрывает от них повод веселья. Но сердобольные солдаты, естественно, нашлись, и Город узнал, что этой ночью родился король.
Люди ликовали, целовались, поздравляли друг друга, обнимались, кричали: 'Да здравствует король!' Хлопали ставни, из окон высовывались разбуженные горожане, спрашивали, что за шум, и почти тот час же появлялись среди гуляющих. Лаяли без умолку собаки, плакали младенцы, ругались няньки и слуги, ломались двери винных погребов. 'Король! Да здравствует король!'