Киевская Русь. Волк

– К дружиннику княжескому, что Ярославом зовут.

Святослава удивилась такой осведомленности своего холопа. А Степан продолжил, сверля глазами девицу:

– Все видел, и как миловалась с ним вчера, и как сегодня встретиться обещалась. Вот и рассказал твоим дядьке да тетке об увиденном. Вместе и решили обмануть тебя, девица, да в тереме оставить, чтобы не смогла ты с ним более свидеться.

Святослава сначала ушам своим не поверила, что ее родичи могли так жестоко с ней обойтись, обманом в доме оставив. Но по грозному виду слуги своего поняла, что тот правду говорит. Стал гнев подниматься в ней медленно. Не ожидала она от Степана такой подлости, ведь знал тот, как новгородец ей дорог.

– Да как ты смел? – прошипела девица, краснея от злости. – Ты! Смерд ничтожный! Я тебя все это время миловала, а ты!.. Сейчас же убирайся из дома моего батюшки, немедленно! – и резко холопу на дверь указала.

Но Степан не спешил убираться, как девица требовала. Только еще ближе к ней шагнул. Глаза его гневом сверкали да злостью.

– Вишь, какая! Гонишь меня, как холопа. Да не холоп я тебе, девица. А, чай, сын боярина знатного ростовского. И не тебе меня гнать из дому.

Святослава замерла от его слов. Вон оно как! Степан не такой уж простой, каким кажется. Ведь и вправду батюшка не задумался узнать, чьих мужик будет, когда в дом его привел. Поверил мытарям, что, мол, холоп обычный.

– Вот и возвращайся в свой Ростов, раз уж ты оттуда, – парировала она повелительно, не придавая значения тому, кто он есть на самом деле.

– Вернусь, – ответил слуга с улыбкой злой, будто что-то задумал. – Да только вместе с тобой, девица! – и тут же на нее накинулся, скрутить пытаясь.

Святослава закричала истошно да отбиваться стала. А Степан только смеялся, пытаясь ей руки за спину заломить.

– Ничего, девица, стерпится – слюбится! У меня и терем есть на Ростове, и хозяйство. Только жену мне надобно. Да не какую-нибудь, а такую, как ты, красавицу горделивую, – схватил Степан за косы златые девицу да потянул к себе что есть мочи.

Святослава взвыла от боли, но продолжала бороться что есть сил. Отбивалась, царапалась да впивалась больно зубками белоснежными в руки мужицкие. Однако силен тот был. Раза в полтора выше и шире в плечах дочки купеческой. Вот и скрутил ее полностью, обездвижив. Но перед тем Святослава ухитрилась вывернуться в последний раз из лапищ его огромных да плюнула в лицо, крикнув гневно:

– Найдет меня Ярослав, найдет! А тебя убьет!

Степан от плевка еще больше разгневался. Отерся ладонью да так ударил Святославу по лицу, что губу ей в кровь разбил.

– Ты кому в лицо плюешь, девка? Чай, мужу своему будущему.

– Не бывать тому никогда! – крикнула купеческая дочь, найдя силы. – Ярослав не позволит! Он найдет меня, вот увидишь!

Степан призадумался над ее словами. А ведь и правду новгородец может кинуться на поиски своей девки. Не из тех дружинник княжеский был, чтобы свое отдавать. Но ведь она новгородцу нужна, пока девица. А если… Никто не станет позорницу опороченную искать да мстить за нее.

Улыбнулся холоп дочке купеческой – та сама помогла ему решение найти. И бросил Святославу прямо на пол с силою, да стал взбираться на нее сверху. Когда та поняла, что холоп надумал сделать, закричала так, будто ее убивают. А Степан не обращал внимания на крики. Знал, что никто ему не помешает совершить задуманное. Домочадцы только к вечеру вернутся. Никто не спасет девицу.

– Значит, тому можно с тобой лобызаться, а мне нет?

И начал Степан с нее одежды рвать. Вот и грудь девичья оголилась.

– Моей будешь! Да замуж пойдешь, когда я красоту твою девичью распробую.

И зло ухмыльнувшись, стал задирать юбки девичьи. Святослава уже потеряла всякую надежду на спасение. Степан ее сильно к полу прижал, не вырваться. Еще миг, и не будет она больше девицей. И прощай тогда Ярослав. Не возьмет никто в жены девку поруганную.

– Ярослав! – крикнула она что есть мочи напоследок да глаза его серые вспомнила. Умрет его любовь вместе с ее невинностью. Не попросит более обещаться, да не назовет Ладой своей.

Горько и гадко стало на душе у девицы. Не выдержала Святослава и разрыдалась под тяжестью тела мужицкого, впадая в безумие.

***

Степан же вовсе внимания не обращал на девку плачущую. Его такая страсть обуяла, что только и мог думать, как сделать своё дело поганое да побыстрее. Как вдруг почувствовал, что-то острое ему в спину вонзилось, дикой болью по всему телу растекаясь. Хотел было шевельнутся, да упал замертво прямо на девицу, кою чуть не понасильничал.

А над тем мертвым телом, как гора, Ярослав возвышался. Весь грозный, глаза свирепым огнём горят, а в руке меч окровавленный.

Святослава сквозь бред увидела возлюбленного. Но подумала, что почудился он ей. Так и продолжила лежать на полу с юбками задранными, да рыдать.

Ярослав же быстро осмотрел ее и успокоился. Успел! Ничего с его девицей не случилось. Такая же девка, как и была. Отпихнул ногой в сторону мёртвое тело насильника и поднял с полу Святославу, юбки одергивая.

– Успокойся, Славочка! Все хорошо. Не причинил он вреда тебе.

Только голос бархатистый услышав с хрипотцой знакомой, Святослава поняла, что это не сон. И молодец прямо перед ней стоит да нежно ее разбитую губу утирает. Сразу же приникла к нему своим телом дрожащим, будто защиты искала. Ярослав обнял ее крепко-крепко, давая понять, что она в безопасности.

Тут Святослава через плечо мужское крепкое заметила Степана мертвого. Дернулась вся от страха и отстранилась от молодца своего. Поняв, что именно испугало девицу, новгородец обернулся на тело убитого им холопа, но не сказал ничего. Не было в нем ни жалости, ни сожаления. Как вбежал он на подворье купца Кузьмина, как услышал крик Святославы, коя по имени его кликала, зовя о помощи, так и взъярилась в нем кровь молодецкая. А когда прыгнул через окно в горницу да увидел мужика на Ладе его, что своими лапами бедра ее нежные обхватил, тут же не задумываясь и убил. И еще раз убил бы, если б ожил тот неожиданно.

– Тебе бежать надобно из Киева, Ярослав, – молвила девица чуть не шепотом. – На суд тебя позовут.

Дружинник то и сам понял. Будут его допрашивать, как убил и зачем. И князя подведет. Не сможет князь сотником того сделать, кой холопа убил из-за девицы, в невесты ему еще не отданной.

– Побежали со мной, Слава, – протянул Ярослав красавице руку, ладонью вверх открытую. – У меня дело княжеское на Волге-реке, туда и пойдешь за мной. Женой своей назову.

И заглянул он в очи ее зеленые, ища согласия. А Святослава на руку ту смотрела, да с места не трогалась. Вспомнила, как батюшке обещалась из дому не убегать до его возвращения. Что тот хотел лично ее благословить да в женки отдать. Затряслась девица вся от волнения. Вот стоит возлюбленный ее да руку протягивает. А батюшка далеко, ох как далеко. И коли убежит с молодцем, долго еще не увидит отца любимого, до тех пор, пока князь Ярославу не разрешит в Киев возвернуться после задания ратного.

Заныло сердце девичье. Нет у нее сил выбрать между молодцем да батюшкой, кой сейчас вдалеке и думает, что она его заветы верно хранит.

Разрыдалась она да руками лицо закрыла.

– Не могу, Ярослав, – только и сказала сквозь слезы.

Новгородец помрачнел от такого ответа да было голову понурил. Но тут же ближе подошел, прошептал нежно:

– Не бойся, Славушка, за мной пойти. Не обещаю я тебе поначалу хоромы роскошные да шелка. Но коли время мне дашь, все будет. И терем тебе построю, и слуг в дом приведу. Ты только верь в меня да рядом будь. Весь свет переверну, но счастливой тебя сделаю.

И протянул Ярослав снова руку ей свою сильную.

– Пойдем со мной, Слава!

Та же только к стене от него отшатнулась и пуще прежнего заплакала.

– Нет, не пойду, Ярослав! – крикнула она ему в лицо да по стенке на пол сползла, закрыв лицо руками.

Новгородца как ледяной водой обдало. Не ожидал он отказа. Ведь сама в любви его уверяла, сама к нему ластилась да в глаза заглядывала. Сама говорила, что сердце свое отдала. Да, видно, не до конца, раз не готова пойти с ним в земли дальние. А ведь он ничего срамного ей не предложил. В жены позвал…

И тут он все понял. Не ту девку Ладой своей назвал! Не пойдет она за ним на край земли. Ей хоромы да слуги ближе, чем простая жизнь с дружинником. А он ей душу открыл, в сердце пустил, женой своей пожелал сделать! А она? Предала его. Руки не взяла. Но оно и к лучшему, что сейчас ее суть открылась подлая. Не будет она ему подругой верной, не будет подле него, коли судьба ратная далеко дружинника забросит. А все слова ее нежные – ложь, как есть ложь! Играла она с сердцем его молодецким, да по настоящему никогда не любила. Вот и доказала то сейчас.

И проникла в сердце Ярослава боль дикая, раздирающая. Ох как больно ему оттого, что полюбил он ее больше жизни своей, а она предала чувство сильное да вечное. Он ей душу открыл свою волчью, а она туда наплевала и сейчас нос от него воротит, очи лживые за ладонями пряча.

«Сучье племя! – выругался про себя новгородец. – Она такая же, как и все они! Ничем не лучше, а то и хуже. Ловко притворялась все это время, обманула сердце верное!»