Огненный змей

Заключив брак, молодые переехали жить в квартиру к семье Игоря. Родители, зная взбалмошный и капризный нрав сына, жалели Елену, относились по-человечески, с пониманием.

– Доченька, не плачь, – после очередной ссоры молодожёнов свекровь успокаивала Елену, – Игорь в отца пошёл: вспылил на пять минут, выговорился, а потом смотришь, и уже ласковый и веселый, как здоровенький поросёнок на выгуле.

– Роза Власовна, он совсем меня не любит. Что мне сделать? Разве я плохая хозяйка? Разве не красива? Разве груба? Всё делаю, как он хочет.

– Может, в том и проблема? Может, рявкнуть на него хорошенько? А то совсем от рук отбился. Знаю его, паразита! Это я виновата – избаловала. Ну, ничего, мы с тобой его в бараний рог скрутим, моя куколка, – чернобровая Роза Власовна обнимала свою сноху, как родную дочь, обвиняя себя в ошибках материнства.

При встрече с очередной незнакомкой, что висла на шее супруга, Елена по-настоящему разозлилась, как и советовала ей свекровь.

– Кто это, чёрт возьми? Мы с тобой меньше года женаты! Неужели я настолько тебе осточертела, что ты при мне флиртуешь с другими бабами?!

– О! У тебя прорезался голос? Какая тебе вообще разница?

– Кто дал тебе право со мной так разговаривать?

– Ты. Припёрлась в мой дом, заселилась, как будто я тебе что-то должен, ешь мой хлеб, сидишь на моей шее. Чего тебе ещё надо? Живи себе и живи, тебя никто не гонит. Но не смей мне капать на мозги! Я буду себя вести так, как считаю нужным.

– Слушай, ты что, на помойке меня подобрал? Если не хочешь жить нормально, то начнёшь биться оленьими рогами об стену, понял?

– Только попробуй. С землей сравняю и тебя, и того, с кем рога мне будешь наставлять! Усекла? Короче, не кипятись. Давай замнём это дело. У меня сегодня выступление, мне нельзя нервничать перед выходом. Эпиляцию мне сделаешь?

– Пошёл ты со своей эпиляцией! – Елена фыркнула так, что слюна брызнула из её рта прямо в лицо Игоря.

– Тебе не идёт роль тигрицы, родная, ты скорее домашняя кошечка, – он вытер лицо рукавом, – забей, всё пучком.

Семейная жизнь не ладилась, повиснув бременем над судьбой молодых людей.

– Это мать моя меня прокляла, – произнесла однажды Елена, задумчиво глядя в розовеющий осенний вечер из кухонного чистого окна, откуда наблюдала своего мужа. Игорь отправлялся в ночной клуб на работу. Он быстро запрыгнул в свою семёрку и, не посмотрев в сторону окна, где его взгляд пыталась поймать нелюбимая супруга, ударил по газам так, что автомобиль взвыл.

– Ты что, Леночка? – Роза Власовна чистила яблоки, собираясь испечь домашний пирог. – Нельзя покойников тревожить.

– Да живая она, мать-то моя. Я вас обманула, Роза Власовна… Вот за это и расплачиваюсь.

– Как же так? Куколка моя? Разве можно вот так про живого человека сказать, что он умер? Господи Иисусе… – свекровь Елены всплеснула руками и села на табуретку, уставившись на сноху.

– Простите меня. Я не знала, что творю. Нашло, бес попутал, виновата. Я на маму злилась за многое. Мне иногда хотелось, чтоб она исчезла из моей жизни раз и навсегда, а теперь понимаю, что она лишь уберечь меня хотела от глупостей. Я очень по ней скучаю и хочу увидеть. Простите мне моё враньё, пожалуйста.

– Просить прощения не у меня, а у неё нужно. Тебе бы к маме сходить, рассказать всё! Странно, что она не искала тебя… Нельзя так, кукла моя, к родителям относиться. Страшно! Стыдно! Она тебя рожала, воспитывала, она и благословить должна была. А мне что остаётся? Только любить, принять и молиться. Обо мне не тревожься – я тебя не сужу: кто из нас без греха?

– Вы святая, Роза Власовна.

– Не говори глупостей. Давай лучше пирог печь. Неси тесто.

На следующий день Елена пришла к своей матери в свою давно забытую уютную квартиру. Жильё располагалось на третьем этаже старой хрущёвки[6 - Дома хрущёвской постройки – типовые крупнопанельные многоквартирные жилые дома, начавшие массово строиться в СССР при Н.С.Хрущёве.], во дворе которой и зимой, и летом пахло кошачьей мочой. Старый клён уже сбросил свои огненно-жёлтые листья, покрыв узкие каменные дорожки и потускневшие низкие лавочки. Сломанные качели кто-то починил и покрасил: теперь чей-то озорной внук пытался забраться на деревянное сиденье, упираясь маленькими ножками в железную перекладину. Елена нажала на кнопку звонка своей квартиры.

– Открыто, – послышался строгий, усталый, но до боли знакомый, родной голос матери. Елена осторожно повернула дверную ручку, ей на мгновение показалось, что сердце от волнения и страха вырвется из груди.

– Вот те на! – мать Елены, Алиса Федоровна, вышла из кухни с полотенцем в руках. Она взглянула на дочь и на мгновение замерла. – Как ты похорошела. Замужняя жизнь на пользу пошла?

– Откуда ты знаешь, что я замужем?

– Что значит «откуда»? Ты моя дочь! Я подала было в розыск, но люди добрые сообщили, что с тобой всё в порядке, жива, здорова, и даже замуж вышла. Почти год тебя не видела. Как ты? Скучала по матери?

Елена смутилась. Она стояла в коридоре с коричневым, кое-где потёртым линолеумом, и, слушая тиканье часов, которое доносилось из кухни, смотрела на носы своих ботинок. В руках она держала стопку свадебных фотографий, которые принесла с собой, чтобы показать матери. На них красовались женщины в ярких платьях, мужчины в костюмах, чьи-то маленькие дочери, наряженные в принцесс и невест.

– Ну, проходи в гостиную, чего в дверях-то стоишь как сиротка? Давай свои фотки, – Алиса Федоровна выхватила снимки и стала их быстро рассматривать, – столько ненужных людей. А меня нет! Меня, меня, главного человека в твоей жизни, твоей крови, твоей родной матери – нет! Как будто я – пустое место, – мать Елены осуждающе посмотрела на дочь. Покачав головой, она снова вернулась к снимкам. – Я ж со свекровью твоей в одном детском саду работала, и Игоря ещё маленьким помню. Пакостником уже тогда был, сейчас, поди, ещё хуже?

– Ты серьёзно? Не ошибаешься, мам, это точно они? – Елена подняла брови от любопытства.

– Нет, ошибиться сложно. Однажды Роза ворвалась посреди ночи в наш дом. Искала своего гулящего мужа. Я ж матерью-одиночкой тебя растила, вот она и заподозрила во мне его любовницу, пришла разлучницу позорить на весь свет, да обломалась. Впустили мы с тобой её в дом, ты тогда совсем маленькая была, не помнишь. Она все комнаты обежала, даже в шкафы заглянула и под кровать, а потом от стыда раскраснелась и выскочила, как угорелая из бани, даже не извинилась. А ведь она права была: свекор твой ко мне до сих пор похаживает. А фотографии красивые! Одета ты хорошо, и выглядишь упитанной, здоровой, – постаревшая мать Елены взглянула на дочь теперь без осуждения, – я ведь даже внуков не увижу. В тот день, когда ты меня «похоронила», мне диагноз поставили. Со смертью ведь не шутят… Бороться не буду – сил не осталось, быстрее бы уж.

– Как это? Откуда ты…– вопрос Елены повис в воздухе: она догадалась, что отец Игоря всё рассказал Алисе Федоровне.

– Да знаю я всё про тебя. Твой свекор тоже знает, но молчит, Розку боится.

Вскоре у Елены началась депрессия. Она страдала от чувства вины, от стыда перед свекровью, от непреодолимого желания рассказать ей обо всём. Она впадала в немое отчаяние, потому что не имела ни малейшего желания причинять боль любящей её женщине. Она понимала, что свёкор всё о ней знает. Иногда ловила на себе его взгляд, словно говорящий: «Ты знаешь о моей лжи, но ведь и я о тебе много знаю!». Елена ненавидела свою жизнь, которую она начала со лжи и недостатка супружеского внимания. Вскоре она обнаружила себя в постели брата своей лучшей подруги. Потом – у друга знакомой, через месяц – у первого встречного из ночного клуба. Она меняла любовников без опасения быть пойманной с поличным, заразиться венерическим заболеванием или забеременеть. Она стала выпивать, даже попробовала лёгкие наркотики, словно желала себя уничтожить. Однако Елена пришла в себя и остановилась, узнав о своей незапланированной беременности и о том, что Алиса Фёдоровна умерла. Первая, с кем девушка поделилась этими событиями, стала её мудрая свекровь.

– Знаешь, Леночка, – крепко обняла сноху Роза Власовна, – наша соседка, тётя Маша, сказала мне как-то, что люди – это сгустки энергии. Если кто-то в семье умирает, то непременно в этой же семье кто-то рождается через год или за год до смерти. Кто знает, энергия твоей мамы освободилась и даст начало новой жизни. Ты береги ребёночка. Бог тебе шанс дал прощение вымолить…

Признавшись супругу в своём положении, а также в том, что не знает, от кого ребёнок, Елена получила сначала пощёчину, а затем – сильный удар в живот. Случился выкидыш, после которого девушка пришла в себя и поняла, что нужно взять себя в руки и продолжать жить дальше.

Елена поступила в педагогический университет на факультет филологии. Там она встретила Илью, в которого сразу и без памяти влюбилась.

В день их первой близости Елена не планировала ничего серьёзного. Она по привычке отдалась Илье после нескольких минут знакомства. Однако его трепет и нежность, ласковые горячие руки растопили замерзшую душу.

– Знаешь, со мной никогда ничего подобного ещё не случалось, никогда ещё не было такого чуткого любовника, – лежа в гостиничной постели на выглаженных и дорогих, отдающих свежестью и белизной, простынях, упираясь носом в выбритую щёку Ильи, произнесла Елена.

– Но ведь у тебя ж был кто-нибудь?

– Да, но сейчас я думаю, что у тех, кто появлялся в моей жизни, была цель растоптать меня.

– Хм, а у тебя какая цель в отношении меня, а? – Илья осторожно повернулся лицом к Елене и чмокнул её в тонкие губы.

– Я бы хотела тебя любить. Будить тебя под звук поцелуев и объятий. Вдыхать аромат твоих волос и долго-долго держать его в себе. Согревать кончики твоих пальцев и ресниц своими губами. Я хотела бы намыливать твоё красивое тело, и смазывать массажным маслом все твои трещинки и морщинки. Готовить твои любимые блюда. Петь тебе песни за праздничным столом. Смотреть на тебя, когда ты радуешься и грустишь. Хотела бы убаюкивать наших детей, а потом согревать тебя своими ласками всю ночь… Если бы у меня был выбор, я бы выбрала именно это… – Елена поджала губы, слеза упала с её ресниц на простынь и оставила грязное пятно.

– Эй, ты чего это? Ну, не плачь, слышишь? Я тебя не брошу никогда. У меня самого так впервые. Ещё не встречал таких чувственных и красивых женщин, как ты, – Илья обнял Елену и прижал к себе.

Они встречались в течение года, вместе ездили в экспедицию: именно Илья стал для Елены проводником в мир фольклористики. Всё это время он не знал, что девушка замужем. Но однажды кто-то из его знакомых разболтал ему всё о прошлых похождениях его пассии, а заодно предупредил о возможных неприятных последствиях отношений с замужними дамами. Будучи вне себя от ярости, Илья без сожаления разорвал отношения, как раз тогда, когда девушка собралась с духом сообщить ему обо всём, в том числе и о своей второй беременности. Оставленная парнем Елена избавилась от ребёнка, несмотря на неутешительные предупреждения врача из женской консультации и сакральные мысли о переселении энергий. Самой себе девушка пообещала во что бы то ни стало вернуть возлюбленного.

Глава 4.

София Павловна, или по-студенчески «Сонечка», рано потеряла родителей. Она помнила отца глубоко больным. Часто, будучи ещё третьеклассницей, возвращаясь после школы, она присматривалась к главе семейства: отец не разговаривал, не отличался особой активностью, лишь спал, а в моменты бодрствования ел суп или жидкую кашу, которой его из ложки кормили супруга или её помощница. Он кряхтел, когда ходил под себя, терпел смену нижнего белья и памперсов для взрослых. Всё остальное время, с утра до вечера, он безучастно смотрел телевизор – единственное развлечение, оставшееся в его угрюмой жизни. София искренне жалела отца, человека, который ещё совсем недавно расхаживал по пивнушкам и бессовестно, с усмешкой на жирных от копчёной рыбы губах, пощипывал за круглые бедра женщин низкой социальной ответственности. По пятницам приходила медсестра, чтобы поставить отцу укол. В одну из таких пятниц мать должна была отвести Софию к стоматологу, поставить пломбу. Однако врач задержался на очередной операции, пришлось вернуться домой. По возвращению они обнаружили главу семейства в постели без движения. Ещё через мгновение София поняла, что отец мертв: цвет его кожи отдавал бледно-фиолетовым, он не дышал. Только после слов медсестры, которая сообщила о смерти мужчины, в доме раздался жуткий стон.

– Павлуша! На кого ты меня оставил, – зарыдала в голос его супруга, упав перед постелью на колени.

Мать Софии любила мужа, несмотря на все его похождения и отношение к ней. Она разговаривала с умершим с тем надрывом в голосе, как говорят с нечаянно уличенным в измене предателем. Она прикасаясь к холодному телу мужчины с таким же трепетом, с которым прикасаются к святыне, словно он и не умер вовсе, а лишь притворился спящим. Она заливалась горькими слезами, свидетелями её искренних чувств.

– Выйдешь замуж, родишь сына, назовёшь его Павлом, в честь отца! А если не сделаешь, как велю, то отрекусь от тебя, и к моим холодным ногам не подходи, – строго приказала мать тогда ещё маленькой Софии, – вырастешь – поймёшь, как страшно остаться без детей, а ещё страшнее – без супруга.