Пена – как саван, пловцу уж готовый.
Тянутся нежные руки Давины,
Глаз свет фиалковый воли лишает.
Только под зыбью холодной пучины
Хвост в чешуе то и дело мелькает.
«Нет! Не моя ты Давина уж боле!
Кто б ни была ты, сгинь, темная сила!
Милой опла?чу я смерть в чистом поле,
Раз у нее даже нету могилы.
Ветру и небу поверю я горе,
Грудь раздеру, на луну я завою.
Но не зови в неприютное море!
Нет, я не прыгну туда за тобою!»
Гнев исказил лик прекрасный наяды.
«Нашу любовь не сумела предать я.
Только тебе той любви и не надо —
Так получай же русалки проклятье!
Коль на меня и смотреть ты не хочешь,
Коль позабыл, как ласкал до рассвета,
Пусть на других никогда твои очи
Больше не взглянут. Да сбудется это!»
В злобе ударив хвостом, вглубь нырнула,
След за собою оставив лишь пенный.
Молния в небе тотчас же блеснула,
Шторм разыгрался необыкновенный.
Море безжалостно шхуну швыряло,
Словно играясь, кренило, крутило,
В щепки корабль разбило о скалы,
Вместе с нажитым добром проглотило,
После, внезапно свой пыл поубавив,
Вынесло Нила на берег песчаный,
Только одно лишь богатство оставив —
Жизнь, остальное забрав ураганом.
Еле дыша, Нил глаза открывает,
Но темноту слепо зрит пред собою
И о проклятии вдруг вспоминает,
В гневе наложенном девой морскою…
Больше с того дня не видел он света.
К делу негож, слишком юн для могилы.
Участь одна – менестреля-поэта —
Лишь и осталась, покуда есть силы.
Нынче всё бродит от дома он к дому,
Жив кое-как на подачки людские.
Только ночами всё снятся слепому
Цвета фиалки глаза колдовские.
* * *
Стих перебор сладкогласый струн жильных,
Бард поклонился: допето сказанье.
Но пошатнулся внезапно бессильно,
Вырвалось глухо, из сердца, рыданье.