Каба́

Мама: Плейбой не читают. Чего там читать? Мозгами просто нужно шевелить иногда, вот и все. Думай, Игорь, головой. Не задним местом. Кукушка и Петух говорят неправду. На самом деле, один хвалит другого только для того, чтобы тот похвалил в ответ. Это называется – лицемерие. Они даже не понимают, о чем хвалят, оба петь не умеют. Смысл такой вежливости? Понимаешь?

Игорь: Угу.

Но он не понимал. А что значит тогда обмен репликами «Как дела? – Нормально» или «Хорошо выглядишь – Спасибо»? Это тоже лицемерие? Игорю нравится, как поют Леди Гага, Фредди Меркьюри и Тарья Турунен. Но раз он не бельмеса в музыке, он не имеет права ими восторгаться, потому как, бро, это – лицемерие? Игорь в восторге от того, как пишут Гарри Гаррисон и Стивен Кинг, но какое он имеет права быть в восторге, он что – писатель? Так, что ли?

Папа: Игорюня, а если серьезно, ты бы в интернете почитал сначала, прежде чем сочинения писать.

Мама: Уж лучше так. Если своя башка не варит, лучше уж списать. А то: Крылов не понимает. Уж побольше нас всех. Ты почитай рецензии умных людей. Надо бы провести ревизию в твоих книжных залежах, что-то ты явно не то читаешь.

Папа: Так о чем я. В армии, говорю, был у нас баснописец один. Только он не басни писал, а эти, как их… Пьесы. Ибсен недоделанный. Пристал к старлею: нужен, говорит, в роте свой театральный кружок. Будем спектакли ставить. Служба службой, но без творчества никуда. Он, значит, будет свою лабуду гнать, а мы на сцене под его дудку кривляться. Его ребята побили слегка, он и увял с этой идеей. Все строчил что-то втихаря по ночам. Мы решили проверить, что он там строчит, думали, он обиду затаил и нас описывает. И действительно, нас описывает. Только без обид. И не пьесы уже. Настоящие рассказы про солдатскую жизнь. Мы начали читать и подсели конкретно. Извинились потом перед Ибсеном. Он и дальше писал свои рассказы, а мы все – его главные герои, и пацаны даже просили разрешения послать эти рассказы своим матерям и девчонкам. Больше Ибсена, естественно, никто не трогал. Дембельнулся тот классным парнем.

Вечер прошел в непростых раздумьях. Теперь Игорь мог бы ответить маме на вопрос, почему же он читает-читает, а ума все не прибавится. И истина где-то рядом, аминь. Потому что нет никаких премудростей там, в книгах: ни касаемо настоящего, ни касаемо будущего, ни касаемо того, что есть внутри человека изначально, и куда уплывают ключевые воспоминания. А есть лишь правила, наподобие школьных или спортивных, как надлежит себя вести,– правила, поданные в виде сюжета или стихов. Да и откуда там взяться премудростям, скажите на милость, если большинство писателей родились соловьями? А те, кто родились в условиях, граничащих с комфортными, стали настоящими соловьями классиками! Их окружал достаток и дворянские чины, им были доступны школы, журналы и дома, в их распоряжении имелось свободное время, чтобы летать и петь. Соловьи не смотрят вниз. На тех, кто копошится в земле. Только если тот, кто копошится в земле, вдруг проявляет неуверенные признаки певца. Соловьи не знают премудростей, но они умеют стебаться. Они никогда не поймут трудностей осла или этого козла, которые не хотят больше впрягаться в ярмо, в узду, пахать в поле, тупо жрать корм, идти на убой. Они вдруг хотят чего-то большего. Сочинять музыку, петь песни, писать стихи, танцевать или рисовать картины. Но условия их жизни и пестовавшее их окружение таковы, что они даже не знают, с чего начать. И спросить совершенно некого. Окружение не поймет, а Соловьи позабавятся. Они искренне думают, что нужно начинать с правильного сидения. И это, мать вашу, очень смешно!

Их миллионы и миллионы. Мальчишек и девчонок, живущих в условиях «пастбища». Которые смотрят телевизор, читают книги, ходят в школу и в дзюдо, играют в игры, едят с рук, а еще – мечтают. Кем ты хочешь стать, малыш? Я хочу стать президентом! А ты? Я мечтаю стать актрисой. А ты, Игорек? Я хочу избавить мир от докапывальщиков. Но над головами – шайка прощелыг-соловьев, хихикающих сверху. Они-то уж точно не будут есть с рук. Все эти ослы, козлы, бараны да мохнатые мишки могут мечтать о чем угодно, все это бесполезно, потому что они элементарно не знают, с чего начать. Их удел определен: бесконечно пересаживаться с места на место, полагая, что в этом ключ. Им кто-то посоветовал… Басня умалчивает об этом, но Игорь знает: им не само собой втемяшилось пересаживаться. Им кто-то подсказал, такой же Соловей – для смеха. А потом второй прилетел добить. Так работает система, и годы уходят. Годы утекают, время идет, будущее не наступает, мы просто стареем здесь и сейчас, а мечты – что ж, мы все хорошо это знаем. Мечты остаются мечтами. Так же как и будущее – будущим. Потому что соловьи никогда не раскроют секрет, и их заговор безупречен.

И чему же, во имя святых карателей докапывальщиков, могут научить такие писатели?

Они маскируются. Они умеют это очень хорошо, и они высоко летают. Кто видит соловья? Никто, мы видим грязных голубей и оборвышей-воробьев. Соловьев мы больше знаем по пению, чем по их повадкам, манере, характеру, даже внешнему виду. И об их мотивах никто даже не задумывается. О скрытых мотивах. Пение следует авангардом и маскирует потайные резервы. Они пишут – вроде бы не от себя самих. Они просто описывают героев, писатель – всего лишь передаточное звено. Мысли и поступки, описанные в книгах, принадлежат героям книг. Писатель вообще не при делах, такой миленький соловейчик. Однако, как правильно заметил Петров, Виктор Петрович, не-докапывальщик с виду, все авторы – выдумщики. Мы читаем их мысли, мы слышим их пение, мы впитываем их эмоции, мы настраиваемся с ними на одну волну.

На виду – их чарующее пение. За обложками книг – их злобный смех. Они знают тайну, остальные – не знают. Остальные – квартет. У них нет уменья, и они дебилы. Будут пересаживаться с места на место, от книги к книге, из города в город, от одной семьи в другую – и пущай пересаживаются. Эта такая всеобъемлющая шутка, приносящую пользу соловьям. Кем ты хочешь стать, Игорек? А смысл? Я – человек без будущего.

В тот вечер Игорь плакал.

Однако больше всего его поразило и закрепилось в памяти то, что его папа знал Генрика Ибсена.