Отряд

– Нет, отче, не готов я. Не постился, не раскаялся, по пути заехал. Совета прошу и благословения. Не по злой воле убиваю, а по зову долга защищаю землю и народ от нашествия чужаков, что глумятся над верой и памятью предков.

Священник озабоченно вгляделся в мои глаза, ненадолго задумался, потом взял меня за локоть и подвёл к паперти.

– Этот храм во имя святых Петра и Павла сто семьдесят пять лет стоит на этом месте. Трижды его пытались разрушить люди злые и неверующие, но господь не попустил. Он стоял, стоит и будет стоять на этой земле, как оплот веры и памяти. И ты также крепкой ногой стой на земле. Грех твой велик, но господь милосерден и справедлив, ибо сказано: «Нет больше той любви, как положить душу за други своя…». Зло вошло в наш мир вместе с грехопадением праотца Адама и вместе с убийством Каином брата своего Авеля. И повлекли они за собой бесконечную цепь насилия. Однако сказал наш святой покровитель апостол Павел: «Станьте, препоясав чресла ваши истиною, облекшись в броню справедливости, обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым можете угасить все раскалённые стрелы лукавого, и шлем спасения возьмите и меч духовный, который есть Слово Божие». Отриньте неслышный зов лукавого, обратитесь к господу и спасётесь. Ибо сказано: что было, то и будет, и нет ничего нового на земле. Именем господа нашего отпускаю тебе грехи твои. Ступай и больше не греши.

Он перекрестил меня, я приложился к его руке, повернулся и… Все мои бойцы стояли рядом с непокрытыми головами и внимательно слушали. Потом они по очереди стали подходить к священнику за благословением и отходили с посветлевшими лицами и расправленными плечами.

Один Стингер стоял в сторонке, и его лицо выражало высшую степень растерянности и отчаяния. Потом он махнул рукой и подошёл к священнику:

– Святой отец, я мусульманин, уместно ли мне просить благословения у христианина?

– Не бойся, сын мой, бог наш Творец Небесный един для всех людей и всё видит. А обе веры наши от прародителя Авраама. Благословляю тебя воин и отпускаю грехи. Иди и не греши.

Такого счастливого лица, как у Стингера, я давно не видел. К своему БТРу он летел, как на крыльях.

– Хорошо, что мы здесь остановились. Не часто встретишь мудрого человека. И лицо у него доброе, и морщины от пережитого, – произнёс Рокки, устраиваясь на своё место. – Послушал его, и на душе сразу легче стало, будто у доктора подлечился.

– Мудрость – это не морщины, а извилины, и выздоравливать нужно до визита к доктору, – глубокомысленно произнёс Дитрих, покосился, ухмыльнулся и включил зажигание.

Спустя час наша колонна добралась до места и остановилась на краю Шахтёрской площади, к которой примыкал комплекс зданий городской администрации. Мы заглушили моторы и стали ждать Валета. А пока суд да дело, бойцы навалились на немудрящую еду, запивая их водой из бутылок.

Редкие прохожие сначала обходили нас стороной. Три месяца войны научили их опасаться людей с оружием, тем более, таких, как мы, пропылённых, грязных, от которых за сотню метров несло порохом, потом, гарью и кровью. Потом те, кто посмелее, стали подходить и спрашивать о новостях с фронта. Сытые и расслабившиеся бойцы благодушно всех успокаивали, говоря, что опасность с запада миновала.

Потом вдруг кто-то из толпы крикнул, что мы тот самый отряд, который разгромил западную группировку карателей. Оказывается, Донецк переполняли самые разные слухи о событиях на западном фронте. И тут началось столпотворение. Нас моментально окружила быстро растущая толпа. Откуда-то появилось вино и иные напитки, всевозможная закусь. Благодарные женщины лезли к бойцам целоваться. Все хотели пожать нам руки. В общем, начался форменный дурдом. И всё, что я смог сделать, это категорически пресечь пьянку. Закусывайте сколько угодно, но вино, ни-ни. Ребята всё понимали и вели себя достойно.

Вскоре я заметил, что толпу, словно ледокол, рассекает группа вооружённых военных. Во главе этого «клина» я увидел Валета. Слава богу, явился. И впрямь, уже пора ставить точку в нашей авантюре.

– Уф-ф, – отдувался добравшийся до нас конторщик, – чуть не разорвали на сотню маленьких валетов. – Он улыбался, и было видно, что он искренне рад нашему возвращению. – Спасибо бойцам Захарченко, помогли протиснуться. Всех приветствую. Рад, что все трудности позади.

– Здравствуйте, – ответил я за всех, – а уж как мы-то рады,и представить невозможно. Хотелось бы,наконец, сбросить разгрузки и привести себя в порядок. Устали, как ездовые собаки.

– Всё понял. Двигайтесь потихоньку в объезд здания администрации вдоль забора. Через большие ворота заедете во двор, там увидите корпуса и гараж. Места вам уже освободили. Устраивайтесь, поговорим потом, заодно и отчёт напишите.

Поблагодарив дончан за внимание, мы завели моторы и почти полчаса осторожно ползли через толпу и пересекали площадь. И только, выбравшись из машины во дворе административного здания, я свободно вздохнул и окончательно расслабился. Жутко хотелось помыться, побриться, переодеться в чистое, пожрать по-человечески, выпить водки и выспаться до упора. Эти простецкие хотелки были верхом моих желаний. Уверен, все остальные мечтали о том же самом.

Во дворе в ряду разных хозяйственных строений возвышался четырёхэтажный гостиничный корпус, в который нас проводил человек из администрации. Мужики сразу отправились осваивать новое обиталище, а мне предстояло передать Валету и людям Захарченко пленных, которые уже сутки валялись связанными в кузове «Урала». Добрый Дитрих их поил и кормил, но близко не подходил, впрочем, как и все мы, потому что несло от этой троицы, как от солдатского сортира.

Меня позабавила реакция Валета, когда мы вытащили пленных из кузова, развязали их и поставили на ноги. Затёкшие конечности сперва отказались их держать, и они повалились на асфальт, и только минут через пять кое-как поднялись. Сначала, не поднимая глаз, они прятались друг за друга, а потом застыли столбами. Ляшко громко стучал зубами и тихо подвывал. Я даже подумал, не повредился ли он от страха головой. Парасюк тупо озирался мутными глазами, а Боголюбов смотрел под ноги и непрерывно икал.

– Это те, о ком я думаю? – тихо проговорил Валет. Его лицо закаменело, и он уставился на меня распахнутыми глазами.

– Они, они, голубчики, – ответил я, – пойманы в районе боевых действий с оружием в руках и формально являются военнопленными.

– Но они же… их же придётся отпустить, – ещё тише проговорил Валет, подойдя ко мне вплотную.

– Только попробуйте, – холодная игла нехорошего предчувствия ткнулась в сердце, и я нешуточно окрысился, – тогда пристрелю их прямо здесь и сейчас!! Каждый из них принёс дончанам больше вреда и горя, чем все уничтоженные нами карательные батальоны, бригады и дивизионы. Один вдохновил, призвал и благословил карателей на массовые убийства, заработав на этом огромные деньги. Другой дал убийцам эти деньги, снаряжение и оружие, а третий лично приказывал убивать и казнить. По всему выходит, что они преступники, а, значит, такие слова, как «честь», «жалость», «милосердие» здесь неуместны. И мне плевать, что они из числа нынешнего киевского политического бомонда. Конечно, они не главные персонажи, но тоже фигуры, а потому я требую следствия и открытого процесса. И никак иначе. А если будет иначе, то предупреждаю о серьёзных последствиях. И следующий раз мы сами на месте по совести будем решать такие проблемы.

– Хм-м. Всё понятно. Но для начала их нужно отмыть и переодеть, что ли. В любом случае этот вопрос будет решать руководство Новороссии. И, если дело закрутится, то придётся тщательно соблюдать все законные процедуры и правила следственных действий. А вам предстоит писать заявления и давать показания. И очень прошу… постарайтесь быть сдержаннее.

– Ничего, помучаемся, напишем и дадим. Всё и всем. И сдержимся. Но есть одно условие. На допросах пленных под протокол должны присутствовать кто-то двое из нашего отряда.

– Не доверяете. Хорошо, я передам здешнему начальству ваши условия, – сказал он с лёгким кивком. – В 20-00 за вами придут и проводят. А пока отдыхайте.

До назначенного времени я успел помыться, переодеться, постираться в прачечной, перекусить в служебной столовой и даже вздремнутьв чистом номере на чистом белье. Будильника не услышал, и Ромео еле меня растолкал. В восемь вечера вестовой проводил нас в главный корпус. Я шёл на встречу с донецкими лидерами, пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

В просторном хорошо освещённом кабинете с классическими столами в виде буквы «Т» за динным столом сидели шесть человек, которых я прямо или опосредованно знал: Валет, Александр Захарченко, Александр Бородай, Павел Губарев, Александр Пургин, Денис Пушилин и Олег Царёв. В центре помещения на стульях пристроились наши отмытые и переодетые пленники, за спиной которых стояла охрана.

Мы с Ромео переглянулись и по знаку Захарченко сели на свободные стулья.

– Давайте сразу приступим к делу, – начал Захарченко. – Для начала позвольте представить командира отряда «Д» спецназа славянского ополчения и его заместителя. Позывные Бор и Ромео. Все слышали о недавнем нашумевшем рейде по тылам противника. Так вот, это их работа.

Все присутствующие одобрительно зашумели, кто-то дружески махнул рукой, кто-то приветливо кивнул, кто-то с места поприветствовал. Захарченко встал, подошёл и крепко пожал нам руки:

– Это благодарность от имени всех присутствующих и от всего народа Донбасса. Мы ещё не до конца поняли огромного значения вашего рейда, но уже сегодня донецкие батальоны отбросили противника от Славянска и Краматорска примерно на 10 километров и продолжают наступление по двум стратегическим направлениям. В Киеве царит растерянность на грани паники. По предварительным сведениям, в ходе вашего рейда безвозвратно выведено из строя свыше 4 тысяч пехоты, ранено столько же, уничтожено более 100 единиц ствольной и реактивной артиллерии, огромное количество боеприпасов, разгромлены танковая бригада и две механизированные бригады и повреждено неизвестное множество иной техники и вооружения. Фактически потеряли боеспособность карательные полки «Днепр», «Украина» и «Азов». Но потрясающая эффективность отряда «Д» удивительна ещё и тем, что в нём нет потерь! Все восемнадцать бойцов живы и даже не ранены! От имени командования вооружёнными силами ДНР заверяю, что все участники рейда будут по достоинству отмечены и награждены высшими наградами республики. Однако вместе с тем возникла ещё одна проблема. Перед нами сидят известные и нам, и в Киеве люди. Что будем с ними делать?

– Это политическое дело. Будет скандал, – вкрадчиво произнёс Пушилин, – надо отпускать.

– Я тоже так думаю, – нехотя проговорил Царёв, – не время обострять ситуацию.

От этих слов я нервно сглотнул, с удивлением протёр глаза и переглянулся с Ромео. Потом яначал присматриваться к присутствующим, пытаясь разобраться в хитросплетениях их отношений и позиций.

– А, я против, – запальчиво сказал Губарев, вскинув голову, как норовистый жеребец, – надо разобраться. Кроме того, у нас появился дополнительный аргумент для инициирования переговоров.

– Согласен с Павлом, – весомо уронил Бородай тоном крайнего неудовольствия.

– Может разразиться большой скандал, – проворчал под нос Захарченко.

Я с удивлением смотрел на лидеров дончан и офигевал от их мнительности. Именно сейчас мне стало ясно, почему в прошлой реальности Новороссия постепенно растратила мощную энергию протеста и утратила боевой запал, потом шаг за шагом уступила территории, съёжившись до состояния обмылка, ив итоге пала, обливаясь кровью и проклиная своих горе-правителей.

От гнева во рту пересохло, на виске застучала жилка, и, скрипнув зубами, я взял слово:

– Позвольте сказать, господа-товарищи политики и руководители, – отодвинув стул, я вышел из-за стола и обвёл всех взглядом.–Вот уже полгода киевская хунта самозванцев руками озверевших нацистов мучает и убивает народ Украины. Больше трёх месяцев стонет под бомбами и снарядами Донбасс, захлёбываясь кровью и слезами стариков, женщин и детей. Немало своей крови добавили в это горькое море и простые бойцы ополчения. Они бросили все дела, оставили работу, семьи и грудью встали на защиту своей земли, своей веры и памяти предков. Ежедневно испытывая нужду и невзгоды, ополченцы насмерть стоят на блокпостах и пропадают в окопах передовой. И что же я слышу здесь? О каких политических неприятностях сейчас можно говорить? Перед вами сидят человекообразные существа, совершившие преступления против человечности. Напомню, что именно наш отряд прихватил их на горячем и доставил сюда, значит, и мы тоже имеем право голоса. И потому от имени отряда говорю: закон превыше всего, требуется провести следствие с привлечением общественности, СМИ, свидетелей и пострадавших, а потом должен свершиться открытый суд. Признают народные судьи их невиновными, пусть будет так. А коль виновны, должны понести заслуженную кару. Иначе вся наша борьба не стоит и выеденного яйца. Измученный и страдающий народ вас не поймёт, и люди станут плевать вам в глаза.Поймите, за свои злодеяния эти твари в любом случае будут прокляты и получат по заслугам, но именно сейчас любая недомолвка, слабость и нерешительность крайне опасны для нашего дела.

Я сел на своё место и окинул взглядом собравшихся. Некоторое время в кабинете висела гнетущая тишина. Потом поднялся Захарченко:

– Голосуем. – Его голос посуровел и глаза заледенели. – Кто за начало следствия? Единогласно. Андрей Евгеньевич, – обратился он к Пургину, с нотками облегчения в голосе, – вам поручается организовать расследование по всей форме и закону. Начинайте прямо сейчас. Нужных следователей, оперативников, криминалистов, адвокатов и прокуроров привлекайте незамедлительно. В ходе следствия обязательно учтите мнения и показания бойцов отряда «Д». Совещание окончено.

В отличие от утренних предчувствий уходил я с ощущением надежды, будто в духоте распахнули окно.

В эту ночь я спал, как младенец, и поднял меня мочевой пузырь только в следующий полдень. Все остальные мужики занимались своими делами, кто-то отъедался, кто-то приводил в порядок оружие и снаряжение, кто-то ковырялся в машинах, кто-то продолжал дрыхнуть. Потом все по очереди мы сходили к следователю.

На седьмой день меня, Ромео и корреспондентов пригласил к себе Захарченко. Когда мы расселись в его кабинете, он выдал нам сенсационные сведения, полученные от наших пленников и подкреплённые следственными материалами. Эти пленные деятели, хватаясь за соломинку, целых пять дней наперебой несли околесицу, но въедливый и дотошный следователь, с трудом разобравшись в мутном словесном потоке, всё-таки сумел докопаться до истины.

А истина та, действительно, оказалась сенсационной. Поэтому позволю себе несколько длинноватый, но крайне важный пересказ вновь открывшихся фактов. Возможно, кому-то это будет неинтересно и скучно, так что можете пролистнуть до начала следующей главы. А иным советую всё прочитать, поскольку тогда многое прояснится, и последующие события обретут глубинный смысл.

Оказалось, что одной из главных причин евромайдана и последующей гражданской войны были непомерные амбиции и корыстные интересы украинской еврейской олигархии, которая вышла из тени сразу после распада Советского союза. Более того, именно усилиями этих олигархов и была подготовлена тайная встреча в Беловежской Пуще трёх президентов, трёх убийц великой державы, трёх иуд предателей русского мира.

Моментально присвоив все рентабельные производства, финансы, энергетику, транспорт и связь за первыеже годы незалежности олигархат быстро сожрал советское наследие и принялся быстро поглощать национальные богатства.