Побег. Роман в шести частях

– Ага, понял! – закричал Смирнов в полном восторге. – Это я сам придумал…

– Только дом, наверно, сгниет, – вода-то куда стекать будет?..

– Конечно сгниет, конечно! – вот видите, дядя Саша? – сгниет.

– А мы не лыком шиты – мы вот здесь трубу сделаем. Зато какой вид с крыльца открывается, какая свобода! – встаньте сюда.

– Действительно – птица-тройка – и дуга даже, только колокольчика нет…

– Во! – вот видишь? – человек понимает! Правда, это примитивная ассоциация, но хоть какая-нибудь – а? – а ты, – он обратился к Лике, – ты заземленный человек, хоть и белка.

– С этого крыльца сбежать хочется, – добавил я, несколько задетый его «примитивной ассоциацией», – хочется освобождения. Я ведь имел в виду чувство лошади, запряженной в тройку, – тяжко под дугой…

– Ай-я-яй! – захохотал Александр Иваныч. – Кого ты сюда привезла? – подрывателя устоев. Ну, пейте чай, и айда в лес.

Я не стану занимать читателя разговорами за чаем – достаточно того, что голова Лики оказалась набитой всякого рода переселениями душ, чакрами, полями и астрологией. Между прочим, она много толковала о гороскопах – о моем, своем, дяди Сашином. Сама она родилась 18 декабря под созвездием Стрельца, что означало «кентавра, целящегося в невидимое, и – склонность к авантюризму», – сказала Лика, и я почувствовал: это было предметом ее особой гордости.

Во время чаепития появился еще один человек – некий Толик, который был, очевидно, неравнодушен к Лике, а она его всячески третировала.

Наконец, мы все вчетвером отправились гулять по лесу.

Мы медленно шли по тропе: впереди, продолжая о чем-то спорить, – Смирнов с Толиком; немного отстав, – я с Ликой, которая рассказывала о своей знакомой, как та выходит в астрал и что там видит. Я кивал и задавал вопросы:

– И что же, она полетела в эту трубу?

– Ну да – и долго летела, а потом услышала голос: «Вернитесь – вы не готовы».

– Не может быть! – воскликнул я.

Незаметно мы свернули на боковую дорожку – так что Смирнова и Толика уже не было видно.

– Вы ориентируетесь? – спросил я.

– Нет, но мы, наверно, найдем дорогу назад.

– Наверно, – сказал я и подумал вдруг: бедная овечка!

Мне стало жаль ее. Мне стало жаль вообще всех. Блаженное чувство жалости охватило меня со всех сторон – боже мой, и все это пройдет: эта прогулка, и Лика, и мое радостное чувство – ничего не останется, даже сожаления, – ведь сейчас все и вправду пройдет. Сентиментальная жалость посетила меня как бессловесное чувство, как трепет, как мгновенно упавшее сердце, – посетила и прошла, но все же мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть это от Лики.

– Знаете, на кого вы похожи? – спросила она, вдруг краснея.

– На серого волка? – (на кого же еще, если она овечка?)

– Почему же на серого? – на степного…

Вот оно чтo! Вот, оказывается, какое впечатление произвожу я на молоденьких начитанных девиц – очень мило, только на мой вкус слишком интеллигентно! – я брутально раздел ее.

– Почему ж на степного? – здесь и степей-то нет…

– А вы разве не читали?

– Что?

– Есть такой роман – «Степной волк»…

– Ааа – но что ж общего вы нашли?

Наверно ты сейчас будешь говорить, что я одинок и никем не понят, что мне нужны руководители и непременно оккультного свойства и т.д., и т. д. и т. д. – нам это знакомо! Только, когда молчишь, ты производишь лучшее впечатление, – думал я, подавая ей руку, ибо мы спускались в сплошь заросший незрелым малинником овраг, на дне которого журчал ручеек. Но Лика сказала:

– Нет, ничего особенного, там просто герой нюхает воздух – вот! – и делает это так же, как вы – так вот закидывает голову и… – Мы были в тот момент уже на дне оврага, и… когда она закинула голову, показывая, как это делаю я, – я, извернувшись, сверху клюнул ее в губы. Не так она глупа, как показалось мне вдруг, – совсем не глупа! когда наши губы соприкоснулись, она, смеясь, отпрянула и продолжала говорить, как ни в чем не бывало: – и так же точно раздуваете ноздри – вот-вот, точно так, как сейчас.

– Ли-ка! – донесся издалека трагический голос Толика, – Лика, а-у!

– Не будем отзываться, – сказала Лика, – ох, как он мне надоел! Тише.

Мы сели на огромный замшелый пень, солнечные лучи с трудом пробивали себе путь на дно оврага – разбившись о плотную листву дерев, они устало бликовали в токе ручья.

– Тише, – прошептала Лика, когда я положил руку ей на плечо, – ради бога, тише!

Склонившись, я чуть тронул губами ее шею, она отодвинулась. («Настоящая Диана», – была моя последняя мысль) – она отстранилась, но я успел заметить вставшие в ряд золотистые волоски, убегающие по ее хребту, и настороженную позу. Мы погрузились в оцепенение. Если хотите, я назову это медитацией.

– Ли-ка, Ли-ка, а-у! – слышалось по всему лесу, но Лика, по-видимому, действительно ничего не слышала. Ау, Лика!

Мы вышли, наконец, на не прекращавшийся ни на минуту зов.

– Как далеко мы забрались, – сказала Лика.

– Да, мы ничего не слышали, – мог только добавить я, пряча улыбку.

– Ладно, идемте обедать, – проворчал Смирнов.

Толик промолчал, но страдальчески поджал губы.

Глава IV. Неопознанный летающий объект

После обеда я уж было собрался отправиться на поиски Марлинского, но вдруг обнаружил, что записная книжка, где был нарисован план, как найти его, исчезла – вот так вот – куда идти? Скорей всего, я обронил ее, когда мы гуляли по лесу, ибо перед самым выходом записывал Ликин телефон и – точно помню – сунул в карман. Что ж, пришлось оставить вещи и идти искать не Марлинского, а книжку – по собственным следам.

Глядя под ноги, я все вспоминал, как натянуто прошел у нас обед, – как дулся Толик, как был рассеян Смирнов, да и мы с Ликой чувствовали себя из-за этого не в своей тарелке, хотя – что ж произошло?!

Тяжелая дождевая капля громко шлепнулась рядом, потом еще – и вдруг дружно, усиливаясь, зашелестело по всему лесу. Дождь загнал меня в плотно обросший ельником окоп на краю поляны – здесь можно было переждать любой ливень. Было видно, как на листе соседней березы постепенно скапливается крупная капля и затем медленно, как бы нехотя отделяясь, падает, словно малое солнце, на землю. Удары дождинок о листы были разнообразны, но все вместе создавали монотонную мелодию, понемногу настроившую и меня на грустный лад. Кто сидел в этом окопе лет сорок назад: немец? русский? фашист? коммунист? беспартийный? О чем он думал тогда? – так в своей сентиментальной печали гадал я, спасаясь от дождя, когда в его печальный лепет ворвался посторонний звук.

Он, этот звук, напоминал плеск весел, сопровождаемый скрипом уключин. Кто-то плывет на лодке? Но ближайшая лодка была, наверно, километрах в двадцати. Я тихонечко вынул голову из-под еловых лап: ничего – только, показалось мне, было что-то темновато; поднял вверх голову и увидал – тарелку. Она нависла над полянкой и, медленно снижаясь, вращалась вокруг своей оси.

В последние годы много написано о летающих тарелках – много среди этого недоразумений, попадаются и ценные наблюдения. Я ни с кем не собираюсь спорить из-за пустяков, не собираюсь давать никаких научных описаний летающих тарелок, классификаций и объяснений – это дело неблагодарное! – пусть читатель, если ему интересно, возьмет какое-нибудь руководство по этому вопросу и сам разберется, что здесь к чему. Моя задача другая: оставив в стороне все классификации и фальсификации, бьющие мимо цели, ввести вас в самую суть этой темной проблемы, в самую гущу этой столь тонкой, столь только умопостигаемой и неуловимой обыденным разумом материи:

Что воочию видел человек,
То и мнит он поведать всех изряднее.

Вскоре читатель поймет, что уже и ранее – вот до этого вот момента – я имел дело с тарелками, – имел с ними дело, не подозревая о том, – вскоре откроются странные тайны! Ну, смелее, читатель, подойди ко мне ближе – не бойся! – дай одеть на твою гордую выю сладкое ярмо веры – смелее, друг! – отбросив сомненья и страхи, вступи на чудный путь. Бодро шагай в этой упряжке, дабы вместе могли мы вспахать ниву моей истории, – доверься мне, брат! Ну же! – круглыми глазами ребенка взгляни на эту надвигающуюся громаду – она похожа на обыкновенную глубокую тарелку, покрытую перевернутой мелкой.