Ворон. Скафандр Богов

– Сходит в постель утомленная в хлопотах Эос;

Птиц, земнородных зверей, и людей, и другое творенье

Думы оставить она приглашает рабочего дня восьмичасового,

А у кого и двенадцати – стало быть, кто как учился.

Так Олимпийцами нам заповедано; их же и чтим мы, божественных, непрекословно.

Гостья не выражалась словами – она общалась каким-то языком глухонемых, а жесты переводились в голове Стрельца чужим голосом без интонаций. Ворон говорил, что Светлые и Темные потеряли возможность общаться – видно, не совсем. Или нашли какой-то иной способ. Тем не менее, Стрелец с трудом улавливал общий смысл словесной конструкции.

– Что же ты, юноша стрелоопасный, в сей час утомленный свой день начинаешь?

Может, бессовестный, ждешь ты, чтоб смеркнулось небо, и ночью укрывшись

Тайно с разбойною мыслью стеречь у дороги прохожих? А может

С милою девой свидания час дожидаешься в сладком томленье,

Чтоб здесь, у костра, ее приписюнить на ложе хиппово-простецком?

Стрелец, во время речевых вывертов Светлой посматривающий по сторонам, чтобы в вечерних сумерках засечь вероятную засаду, прыснул:

«Приписюнить!»

– Поведай мне: кто ты, каких ты земель, кто отец твой, кто матерь?

Что привело тебя в наши края? Ты поверь, уж не праздно

Я вопрошаю: неспокойны места здесь, и люда лихого и ратников славных

Здесь ты найдешь во вражде. Берегись с ними встречи, отважный!

Слово желаю услышать твое, и к приличеству будь благосклонен:

Не мастер потешный я здесь для того, чтобы слух чужестранца лелеять стихами.

– Разве здесь нельзя просто погулять?.. – робко спросил он. Спросил голосом, и тут же со смешком представил себе, как некий сурдопереводчик в голове Светлой с гримасами прожестикулировал ей его слова. Как бы там ни работал речевой адаптер мэрлонцев – негритянка его поняла. Но не поверила.

– И достойнейший муж у дверей нового топчется, жалкий. Достань

Страх из груди; поднеси свое ухо к моим увещаньям:

Я с миром и добрым советом к тебе пристаю; не подумай лихого, доверься.

Стрелец колебался – и Ворон, и Вельс остерегали встречаться со Светлыми, но эта барышня казалась совсем не агрессивной и даже готовой помочь. Что делать: пустить стрелу ей меж бровей или довериться? Интересно, что она скажет.

– Сначала представься.

– Я Ифигенья, любовию нежной отца моего Агафона, славнейшего мужа,

И матери Геллы на свет рождена. Близ города Старпы, увы неживого теперь

От подлости Темных врагов, наш очаг на полях златоцветных меня возлелеял.

Теперь же, лишившись отчизны, скитаюсь я грустно и речию труд выполняю:

Молю о неметкой стреле и мече заржавелом, о дружбе в умах супостатов.

– А меня зовут… в общем, это неважно. Я Охотник, ищу здесь животное – питомца, чтобы приручить.

– Ты молод и велеречив, мне это в радость. Откройся:

Чьему наставлению следуешь ты, иль сам, по велению сердцу?

– Вельс рекомендовал мне отправиться в эти места. А к Вельсу я пошел… – тут он вовремя прикусил язык: стоит ли докладывать случайной знакомой о Джеймсе и тем более о Вороне? Ифигения вроде и не пытает, а «показания» сами собой слетают с языка.

Но осторожность оказалась излишней: одного упоминание наставника Стрельцов было для негритянки достаточно:

– Вельс… мне знакомо – он Кутхов помощник, военачальник.

Ты с Темными в дружбе… Ах, милый! Обманами очи связали,

И разум твой светлый в тень черного мага низвергнут. Опомнись!

Раскрылась догадка моя: сознаюсь, что не праздно

Лесною тропою свой путь совершая, тебя заприметила в спальнике теплом.

Теперь уж сомненья развеяны: вижу доподлинно – здесь ты,

Кого так спешила найти!..

– Офигенная, или как тебя там… – прервал перфоманс Гэгэ. – Ты мне зубы не заговаривай.

– С колдовством я не связана, мальчик, недуг кариозный сводить

Не искусна: ни заговором хитросплетенным, ни настоем полезным.

А ведомо то мне – по воле богов, безусловно, – что тяжесть задания,

На плечи твои взгромоздив, злопакостный маг о недобром помыслил.

– Выходит, ты знаешь меня? И какое мне дали задание тоже?

– Задание тайно твое, и о нем разглагольствовать ты не свободен.

– Все верно.