Пришельцы

– Как закрывают?! – Смолин не верил своим ушам.

– А вот так! – тренер поднял голову и посмотрел на одного из лучших своих учеников. Глаза его нехорошо блестели. – У завода, нас раньше содержавшего, денег едва-едва на собственное существование хватает. Вот и сдали помещение в аренду… Здесь теперь сауна будет с девками. Я боролся всё лето, но… – он безнадёжно махнул рукой. – Сейчас вот жалобу в мэрию накатал. Последний шанс, так сказать…

– А как же мы?

– Я обещал сделать из вас людей? По-моему, у меня это получилось. Ты – лучший в группе. Пытался я тебя по своим каналам в солидные школы пропихнуть. Бесполезно… Даже посмотреть на тебя не захотели. Подумаешь, мол, чемпион округа! У нас таких чемпионов… Деньги, деньги, деньги… Вот что сейчас всех интересует. Будь ты хоть Майк Тайсон, нет денег – пошёл вон. Короче, у тебя есть десять тысяч долларов?

– Нет, – он испуганно мотнул головой.

– Значит, о дальнейшем продвижении в этом деле забудь, – горько ухмыльнулся тренер.

Он помолчал немного, пошарил ногой под стулом, нащупал бутылку и сказал:

– Ладно. Заниматься будем, пока не выгонят, а потом… Учитесь, определяйтесь по жизни. А крепкие кулаки всегда пригодятся.

Когда Дмитрий выходил из неприметного здания, ставшего за годы занятий привычным, родным, рядом со входом плавно затормозил чёрный внедорожник, размером с малогабаритную квартиру. Из него вальяжно вылезли трое плечистых молодых людей в одинаковых чёрных костюмах и солнцезащитных очках и прошли рядом с юным боксёром, словно мимо пустого места.

Больше ни одной тренировки не состоялось. Сначала говорили что-то о болезни тренера, потом о том, что он куда-то запропастился, а потом…

К территории стадиона, со стороны Москвы-реки, примыкала нефтебаза, а перед ней – зона отчуждения, пустырь, плотно заросший кустарником, облюбованный бомжами и потихоньку превращающийся в свалку. Местность – находка для режиссёра, желающего снять фильм о конце цивилизации. Нормальный человек сюда в одиночку не сунется. Там и нашли Никиту Никитовича, лежащего ничком с торчащей из шеи арматурой, проткнувшей её насквозь. Алкоголя в крови оказалось выше крыши. Несчастный случай – отдушина для следствия: напился человек, забрёл куда не следует, споткнулся о строительный хлам, и вот результат.

У Дмитрия, разумеется, никаких доказательств причастности людей в чёрных костюмах к смерти тренера не было. Но поверить в столь нелепую кончину наставника он не мог.

«Эх, Никита Никитович, – подумалось сейчас ему, – есть на свете удары, держать которые невозможно. Не способна душа их выдержать! Вы об этом знали, да и я теперь в курсе. И вернуться из-за черты нельзя. Байки всё это!..»

…Прощание с боксом прошло вполне безболезненно. Во-первых, выпускной класс и лишнее время, уделённое учёбе, не помешает. А во-вторых… Нет, это всё-таки во-первых, в сердце его жила любовь, вытеснившая всё остальное на второй, а то и на десятый план. Два часа, раньше отводившиеся на тренировку, теперь полностью принадлежали ей. Соприкосновение, а потом и слияние двух душ, произошло практически с первой их встречи, а вот с телесным сближением оказалось сложнее. Он жаждал близости, как изголодавшийся ловелас, хотя представление об этой тонкой науке имел только теоретическое. Ведь должна любовь достигнуть совершенства, когда тела и души запоют в унисон, и наслаждение физическое даст возможность духовно войти туда, куда доступ есть лишь посвящённым. Целовались они чуть ли не до потери пульса, а вот дальше… Она останавливала его страстные, сильные, но воздушно-нежные руки на своей груди, не давая нырнуть под одежду. Он понимал, не настаивал, не торопил. А хотелось, до смерти хотелось покрыть её тело поцелуями! Всю-всю зацеловать, не оставив нетронутым ни кусочка сладкой кожи.

Однажды, в конце лета, когда родители в кои-то веки вырвались «дикарями» в Крым, он привёл её к себе домой. Поболтали ни о чём под лёгкую музыку. Губы их слились страстно, рука его наполнилась, нежнейше сдавила скрываемую лёгкой кофточкой да бюстгальтером прелесть и привычно замерла. И вдруг она сама расстегнула одну пуговку, другую и направила его ладонь туда, куда он попадал лишь в мечтах и снах. Он одурел от счастья, не мог поверить в происходящее, и всё получилось нервно, скомкано и без ожидаемого блаженства. Он не расстроился, вспомнив рассказы «бывалых» приятелей о первом разе, редко оставляющим восторженные воспоминания.

– Ты простынку не забудь застирать, – шепнула она ему на ушко, когда поздно вечером они расставались у её подъезда.

– Зачем? – не сразу понял он.

Она не удостоила ответом, снисходительно улыбнулась, мимолётно чмокнула в щёку и упорхнула домой…

«Людмила, Людмила… – горько вздохнул он, мотнув головой. Гнал нещадно от себя воспоминания, а они, хуже мух навозных, тут же слетались обратно. – Быть может, именно с тобой я был бы счастлив всю жизнь? Почему же несправедливо всё так, глупо сложилось?!»

Он достал пистолет из кобуры и внимательно осмотрел его со всех сторон, словно впервые увидел. Рукоятка удобно лежала в ладони, ствол смотрел на него чёрной, непроницаемой дырой, прячущей в себе крохотный стальной, чуть заострённый шарик, запросто прошивающий обе стенки лёгкого бронежилета. Дмитрий стрелял всегда отлично, но по людям не приходилось никогда.

«Интересно, – пришла ему в голову дурная мысль, – а в себя выстрелить легче, чем в другого человека?» Он отодвинул полу пиджака и приставил пистолет к груди туда, где продолжало ровно биться ничего не подозревающее сердце. А может, и догадывалось оно о жуткой затее своего хозяина, только отказывалось верить? Лёгким, привычным движением большой палец сдвинул предохранитель в сторону, а указательный медленно-медленно потянул спусковой крючок. Но воспоминания, рвущиеся из глубин памяти, будто птицы на волю после долгого заточения, мешали, откладывали непоправимое.

Он положил пистолет на стол, рядом с телефоном. Ему захотелось взять этот проклятый телефон, бросить на пол и растоптать каблуком в мелкие осколки. Но разве это что-то изменит?..

…Школу они закончили в нулевом году только что наступившего века. У Людмилы в аттестате имелась всего-то пара четвёрок, выглядевших случайными на фоне пятёрочного великолепия. У Дмитрия тоже обошлось без «троек», но с одной лишь «пятёркой». Разумеется, по физкультуре. Людмила давно определилась с профессией и поступать хотела только в медицинский, он же определённости не имел чуть ли не до последнего момента. Отец, всю жизнь за «баранкой» проведший, подталкивал его на нечто инженерно-изобретательное.

– Ты посмотри, – говорил он, – на чём нам ездить приходится! Импорт хорош, спору нет, но своё достойное иметь необходимо. Танки делаем классные, корабли строим, ракеты в космос запускаем, а нормальный автомобиль сделать не можем. Чтобы сел за руль, семью в салон погрузил, шмотки всякие и покатил куда угодно, в полной уверенности, что он не развалится и не заглохнет на первом же перекрёстке.

– Брось ты! – гнула мать свою линию. – Сейчас все заводы стоят, никто ни черта делать не хочет. На юриста пусть идёт. Адвокаты всегда хорошо жили.

Он подумал-подумал и принял сторону матери. В основном потому, что к техническим наукам не был склонен вовсе. В общем, замахнулся на юрфак МГУ, но конкурс оказался не по зубам. А она поступила легко, без видимого напряжения, куда и планировала – в медицинский.

– Ничего страшного! – отец пожал широкими плечами, когда они собрались на семейном обеде. – Отслужишь в армии, уму там поднаберёшься и можно снова попробовать. Вроде как срочникам льготы положены.

– Да какого уму?! – шикнула мать на отца. – Сейчас в армии непонятно что творится. От пневмонии вон мальчишки мрут. Я его не для того рожала! Ещё не поздно в другой вуз документы подать.

– В какой? – усмехнулся Дмитрий. Он не особо-то и расстроился из-за неудачи на экзаменах. – Мама, я не знаю, куда свои силы приложить. Нет определённости. Отец прав: отслужу в армии, а там посмотрим. Может, решение какое-нибудь в голову придёт.

– Все определились, а он не определился! – не унималась мать. – Мечта-то ведь должна быть у человека! Как же иначе?

– А она у меня есть, – произнёс он совершенно серьёзно, чуть подумав.

– Ну-ка, просвети нас с отцом.

– Я жениться хочу.

Мать не донесла ложку с наваристыми щами до рта.

– На ком? – уточнила она с опаской, хотя ответ был очевиден.

– На Людмиле, – сын воззрился на мать с таким удивлением, словно она спросила его нечто несуразное и обидное. – На ком же ещё?!

– И что, – ложка опустилась в тарелку, а в материнском голосе появились опасливые нотки, – уже пора?

– Нет, – мотнул он головой, отодвигая пустую тарелку. – Мне ж в армию идти. После.

– Спасибо, успокоил, – выдохнула мать. – Хорошая из вас семейка получится. Ага! У одной ни кола ни двора, и другой без образования и профессии. На её стипендию жить станете? Если поступит ещё!

Отец, продолжавший как ни в чём не бывало поглощать щи, взглянул на неё с укором, но сказал без злобы:

– Перестань. Можно подумать, ты себе миллионера нашла. Не маленькие уже, сами разберутся. Да и мы поможем, никуда не денемся. Плесни-ка мне лучше ещё половничек.

Проводы состоялись поздней осенью, когда приготовившаяся к зиме природа недоумевала от долгого отсутствия первого снега. Собрались немногочисленные родственники, пара друзей с подругами и Людмила. Позже всех, уже вечером, пришёл отец. После работы ему зачем-то срочно нужно было забежать в районную поликлинику, а там очередь, как всегда.

– Ты что же, принял уже? – удивлённо встретила его мать в коридоре.

– Сто грамм буквально, – широко улыбнулся он. – Не каждый день сына в армию провожаю. Да и продрог чего-то.

Отец в тот день казался веселее всех: шутил, что-то рассказывал из своей матросской службы, подбадривал сына, пил много, но хмелел радостно, будто с каждой выпитой стопкой ему жизненных сил прибавлялось. И только утром, у ворот военкомата, Дмитрий заметил в его глазах странную тоску, словно что-то грызло отца изнутри, а выплеснуть это наружу он никак не мог; тоска появилась лишь на мгновение, как слеза непрошеная, и тут же исчезла.

– Давай, сынок! – он крепко обнял сына. – Держись там. Трудностей, я знаю, ты не боишься, а всё остальное – шелуха. Пиши почаще. И не только Людмилке! Про нас с матерью не забывай.

Людмила во время проводов не улыбнулась ни разу, и глаза были постоянно на мокром месте. Его это не удивляло, и даже радовало где-то, заставляя испытывать гордость. Ведь не кого-нибудь, а любимого своего провожает она, единственного и неповторимого, своего мужчину. Полтора года – вечность, когда и день разлуки гложет сердце голодным псом. При расставании целовались крепко, будто на свадьбе под крики «горько!», и никак не могли оторваться друг от друга.

Сильный, высокий – метр восемьдесят пять – парень с отличной спортивной подготовкой попал на Дальний Восток, в морскую пехоту. Соображалкой Дмитрия природа не обделила, и очень скоро перевели его в разведроту – элиту, куда попасть желают многие, но испытания проходят далеко не все. Так что служба у него пошла нескучно: тренировки, учения, снова тренировки. Страна, ещё недавно, казалось, забывшая о необходимости содержать армию, вдруг вспомнила о своих защитниках, стала кормить худо-бедно, но и требования предъявлять немалые. Если ещё пару лет назад, как вспоминали офицеры, они не знали, как свести концы с концами и глубоко сомневались в своей нужности, то теперь денежное содержание стали потихоньку прибавлять и боевой подготовкой занялись всерьёз. А почти через год службы Дмитрию и вовсе подвернулся счастливый случай – дальний поход на большом десантном корабле «Грозящий». И не куда-нибудь, а в Южно-Китайское море, с заходом на Филиппины.

Следуя наказу отца, писал он девушке своей и домой часто, но скупо. Просто никогда не любил дарить слова бумаге, думая над правильным построением фраз и грамотностью. Элементарной усидчивости, судя по всему, не хватало. Так что в далёкой Москве довольствовались коротенькими сообщениями о здоровье, о том, что всё нормально, пожеланиями всего хорошего и просьбами о подробном описании дел домашних. Людмиле, разумеется, строчек с края земли российской перепадало больше и состояли они сплошь из: «люблю», «целую», «скучаю», «жду не дождусь встречи» – в разных вариациях. Перед отправкой в плавание Дмитрий предупредил родных своих, что замолчит на несколько месяцев, но причин волноваться нет, от Чечни он будет далеко, как вернётся, обязательно черкнёт весточку.

Дальнее плавание впечатлило его необычайно! Где-то там, на далёкой родине, хмурая осень уже вовсю вступила в свои права, а здесь жаркое солнце раскаляло палубу иной раз так, что хоть лепёшки на ней пеки. Лазурь тропических вод от горизонта до горизонта пьянила взгляд и будоражила воображение, а редко попадавшиеся островки, поросшие бурной растительностью, словно выплывали со страниц приключенческих книг, прочитанных в детстве. Казалось, вот сейчас из-за скалы покажется корпус парусника с непременным «Весёлым Роджером» на клотике.