В следующей жизни

– Что случилось? – спросила Любочка озабоченно.

– Ничего.

– Как это ничего? Я же вижу, что что-то случилось!

– Пойдем, дорогая, пойдем! Видишь, человек один хочет побыть. – Сказал Борис, – я тебе сам все объясню. А ты держись, старик! – обратился он уже к Алеше. – Надеюсь, скоро принесу тебе добрые вести. А, может, ОНА раньше появится, чем я со своими вестями.

Борис появился через два дня, один, без жены. Если бы еще неделю назад Алеше кто-нибудь сказал, что он будет ожидать Бориса с нетерпением, граничащим с паникой, он бы ни за что не поверил. Все эти два дня Алеша только и делал, что ждал: или появления Иды, или появления Бориса. Ждал хоть какой-то определенности. Сидел истуканом на террасе и ждал. Ни есть не мог, ни пить, только все вглядывался в море, как будто Ида или Борис приплывут к нему под алыми парусами. Хотя раньше таких прецедентов не было: никто никогда со стороны моря не приходил. Обычно посетители возникали неведомо откуда на суше.

Иды не было, а Борис плюхнулся на кресло рядом с окаменевшим Алешей, тут же материализовал себе бокал с красным вином и спросил:

– Хочешь?

Алеша слабо кивнул.

– Ты хоть что-нибудь ел? У тебя вид изможденный.

Алеша пожал плечами и сказал тихо:

– Не помню.

– Э, да ты совсем плох, старик.

– Ты ее видел?

– Нет, я с ней говорил.

– Что она сказала? – Алеша всем корпусом развернулся к Борису, его потухшие глаза загорелись одержимостью.

Борис, не спеша, сделал глоток вина и ответил.

– Да не волнуйся ты так! Все нормально! Она сказала, что ее срочно вызвали на работу. Какой-то тяжелый случай, мужик так боялся суда, что вены себе порезал. Ну, ты понимаешь: реки крови, черные ангелы, судья. Ираида этому чудику повязки еще толком не успела наложить, а судья уже вынес приговор, и ангелы его уже уволочь норовят.

– Куда? – спросил Алеша рассеянно.

– Как куда? В ад, конечно! За попытку самоубийства сразу в ад отправляют. Ты должен был это знать.

– А, да, что-то припоминаю.

– Так что не вздумай!

– Она придет ко мне?

– Сказала, что как-нибудь тебя обязательно навестит.

– А она не сказала, когда?

– Нет, этого она не сказала.

– Ну, почему, почему я не могу просто ей позвонить, не могу назначить ей свидание?

– Все вопросы к Михал Михалычу. Вот уж не знаю, почему он тебе именно такой приговор влепил, но, знаешь, старик, он ничего просто так не делает. Значит, зачем-то это тебе нужно – быть в изоляции.

– Хочет, чтобы я осознал свои ошибки и встал на путь исправления?

– Ну, кое-что подкорректировать в своем поведении тебе не помешало бы точно.

– Например?

– Например, иногда думать не только о себе, но и о других. Я вот есть хочу невозможно, а ты со своими расспросами пристал. То же мне радушный хозяин – решил доброго вестника голодом заморить. Сначала напои, накорми, а потом уж с вопросами лезь. Русских традиций что ли не знаешь?

– А что она еще сказала?

Борис расхохотался:

– Неисправимый эгоист!

Врать Борис не любил, но умел: жизнь научила – без вранья никак. Особенно, когда люди и не хотели знать правду, предпочитали ложь, которая их устраивала. Работа в Небесной канцелярии сделала его лжецом артистичным и изобретательным. Он врал только что умершим людям, что в Страшном суде, собственно, нет ничего страшного, что все будет хорошо и приговор точно не будет слишком суровым. Словом, говорил все то, что испуганные люди, только что перенесшие смерть и хотели от него услышать. Он предпочитал считать свою ложь не ложью, а утешением. Он вроде как утешал, успокаивал своих подопечных. То есть получается, себе он тоже врал, правда, никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал. Вот и Алеше он соврал, но, разумеется, из лучших побуждений, нельзя же отнимать у несчастного влюбленного надежду.

На самом деле Ираида, когда Борис позвонил ей, и слушать его не захотела, сказала, что лезть в личную жизнь малознакомых людей по меньшей мере неприлично. Борис горячился, говорил, что Алеша влюбился в нее как мальчишка, что он там на своем острове совсем один, что он отрезан от внешнего мира, взывал к состраданию. Он был красноречив, но Ираида в ответ на его мольбы сухо ответила: «Может быть загляну к нему как-нибудь, если время будет. Всего доброго», и прервала звонок.

Борис решил, не сообщать Алеше подробности этого разговора. Ему казалось, что это будет слишком жестоко по отношению к несчастному человеку, заточенному на острове. За месяцы общения он начал испытывать симпатию к бывшему своему подопечному: в сущности, он оказался не таким уж и плохим человеком – всегда рад был помочь, и одиночество свое переносил стойко: не сломался, не впал в уныние. А то, что он иногда остер на язык, горяч и завистлив, так это ничего страшного: как говорится, у каждого свои недостатки. Решение о том, чтобы несколько приукрасить ответ Ираиды далось Борису не легко. Он пытался оценить последствия того, чем может обернуться правда, и чем может обернуться ложь.

Правда с точки зрения Бориса, могла вмиг разрушить то хрупкое душевное равновесие, что Алеша демонстрировал последние несколько недель. Правда могла сподвигнуть его на спонтанные поступки, которые могли привести к необратимым последствиям – вдруг еще вешаться надумает или стреляться. А это очень плохо. Это сразу Ад.

Борис догадывался, что только любовь к этой женщине, только надежда на то, что они будут вместе и поддерживала Алешу в его одиночестве. Он догадывался, что все эти бессмысленные дворцы были для этой женщины: он хотел удивить ее, произвести впечатление. Бог ее знает, эту Ираиду, почему так поступила с бедным парнем? Почему она приехала, провела с ним ночь и сбежала? Может быть, ей просто хотелось приключений, а продолжение этой истории ей совсем не интересно. При жизни Борис знавал таких дамочек: на утро после пьяного соития они испарялись навсегда, оставив после себя лишь легкую обиду и разочарование: неужели я ей так не понравился? Она меня поимела и сбежала? Так обычно мужики поступают, но не бабы! Неприятно. Очень неприятно. Даже если такое с незнакомками происходит – это унизительно, а тут любимая женщина! Пусть даже Алеша эту любимую женщину придумал, и, скорее всего, к реальной Ираиде она практически не имеет никакого отношения, но ведь влюбленному безумцу этого не объяснишь – он не поймет, не поверит.

Ложь оставляла Алеше надежду на счастливое продолжение его любви, давало отсрочку неизбежной катастрофы. К тому же, вдруг эта Ираида снова захочет приключений или еще чего и все же явится на остров. Или вдруг Алеша к ней охладеет. Историю про самоубийцу, вскрывшего себе вены, Борис вычитал в газете и решил присоединить ее к своему рассказу, так профилактически, чтобы не повадно было. Кто знает, какие мыслишки бродят в голове узника, пока он торчит на острове совсем один? Таким образом, Борис выбрал сладкую ложь и теперь весьма убедительно излучал веселье и оптимизм.

В тот вечер они напились. Пили за любовь, за женщин. Ближе к полуночи объявилась Любочка, крайне обеспокоенная отсутствием мужа. Борис лез к ней с пьяными поцелуями, извинениями и признаниями в любви до гроба, тут же хохотал и уточнял, что, скорее, не до гроба, а до перерождения. Любочка сначала будто бы сердилась, потом успокоилась, мужа простила, наготовила закусок, сама выпила два бокальчика красного вина, развеселилась, а Алеша вдруг понял, что у него есть семья, надежная, крепкая. Он вдруг понял, что не так уж он и одинок, как ему казалось.

Жизнь Алеши превратилась в ожидание. Оно стало ее смыслом и содержанием. Сначала это было радостное ожидание, когда Алеша каждое утро вставал с надеждой, что именно сегодня Ида и появится. Он бодро принимал душ, брился, вкусно завтракал, плавал в море, совершал обход своих дворцов, чтобы каждый из них был готов к приему важной гостьи. Каждый день придумывал, какой ужин или обед он создаст для своей возлюбленной, какой сюрприз ей приготовит. Прошел месяц, но Ида так и не появилась.

Потом настал черед унылого ожидания без особой надежды. Алеша брился раз в неделю, ел, что попало, проводил дни в оцепенении и безделье, а если о чем-то и размышлял, то только о том, чтобы его существование закончилось. Посещения сновидений случайных женщин с целью удовлетворения некоторых потребностей своего организма Алеша прекратил, поскольку потребности эти отчего-то сошли на нет.

Борис и Любочка пытались вывести Алешу из оцепенения, но не слишком преуспели. Любочка несколько раз привозила на остров своих незамужних подружек и подружек подружек, но этим прекрасным дамам не удалось произвести на Алешу ни малейшего впечатления. Любочка даже привезла было столичное светило психиатрии, но Алеша скрылся в джунглях и вышел оттуда лишь спустя два дня, когда светило, взяв с Любочки солидный гонорар за впустую потраченное время и честное благородное слово о неразглашении его профессиональной неудачи, покинуло остров.

Борис атаковал Ираиду. Он осознавал, что ведет себя как маньяк, но Алешу нужно было как-то спасать. Ираида сначала просила оставить ее в покое и говорила, что она не несет ответственности за то, что в нее кто-то там влюбился. Потом она перестала отвечать на звонки и сообщения Бориса. И он оставил свои попытки растопить сердце этой циничной медички. Собственно, он и не надеялся на успех, но уж слишком его терзала совесть: ведь это именно он сразу не сказал Алеше правды и теперь был косвенно повинен в его теперешнем апатичном состоянии.

Когда он обнаружил в ежедневной городской газете сообщение о бракосочетании известного бизнесмена Ивана Задорожного и врача скорой помощи Ираиды Матвеевой, он решил показать это объявление Алеше. На сей раз он побоялся принимать решение самостоятельно и посоветовался с женой. Любочка слегка всплакнула, но мужа поддержала – нужно показать. В конце концов, она всегда считала, что владение информацией, лучше неопределенности. Вот если бы она знала, что ее бывший муж ей изменяет, ее жизнь могла сложиться совсем по-другому.

Алеша объявление прочитал, наколдовал графинчик водки, спокойно разлил по рюмкам себе, Борису и Любочке, крепко выругался, выпил, налил и выпил снова. Любочка поморщилась, ибо поведение внука не вписывалось в ее представления об этике, в особенности забористый мат за столом, но она смолчала – ну, плохо человеку. Потом Алеша долго рассуждал с многочисленными повторами о подлой женской сущности, Борис поддакивал, Любочка отмалчивалась. Оба они сочли реакцию Алеши на неприятное известие вполне адекватной: напиться, а потом пуститься во все тяжкие, тем более, оба они знали, что такая возможность у него есть, пусть и не вполне реальная. Они со спокойной совестью покинули остров.

Царствие небесное. Безвременная кончина острова.

Море отступило на несколько десятков метров, обнажив песчаное дно. Оно было идеально чистым: ни водорослей, ни ракушек, ни камней, ни скелетов рыб. Алеша подумал, что, если бы существовали бассейны с песчаным дном, в них оно было бы именно таким, а вот в природе этот белоснежный песочек, ничем не запятнанный, выглядел странно. Хотя, можно ли причислить это странное место к природе? Континуум. Это слово даже не каждый знает. А уж его значение… За гранью человеческого понимания.

Алеша стоит на берегу и ждет. Она должна прийти. Волна. Огромная волна, которая уничтожит и самого Алешу, и этот его остов, его мирок, его тюрьму. А дальше будь, что будет! Все равно! Не важно! Лишь бы покончить с тем, что есть сейчас.