Город Дождей

– Официально, о нём не сообщают нигде. Он – один из тех, кто пр-равит пр-равителями. Я его не видел, но веду с ним бой – на ур-ровне мыслей. Я знаю о нём, но он не знает обо мне. Его пр-риборы могут вычислить человека с повышенной мозговой активностью, но не птицу. Собир-райся, Кролас! Не медли.

* * *

Иоганн в последнее время чувствовал себя так, будто полностью потерял реальность происходящего. А потом обрёл новую. И в этой новой, иной реальности вдруг полностью доверился врану. Он чувствовал, что эта птица полностью изменила его жизнь, его мысли…

«Похоже, он из журналиста – превращает меня в человека. Постепенно, но верно», – подумал Кролас.

Тем временем, вран мирно дремал вполглаза у Кроласа на плече. Для всех иных – в облике старого попугая. И они вновь были на улицах Ростова. Иоганн теперь невольно сравнивал его с тем городом, что приснился ему во сне. Сон был настолько ярок и отчётлив, что казался ему реальностью, а то, что в нем происходило – действительно прожитым путешествием.

Сейчас Иоганн по-новому смотрел, будто впервые их видя, на искусственные пальмы и ёлки, покрытые синтепоновым покрытием: для защиты от выгорания. А потому, всегда будто бы заснеженные. И на редкие лавочки из пласторганики. И на убитых жизнью, озлобленных людей, в их вечном блевотном скольжении то вверх, то вниз, на подъёмниках, ведущих к метро-тьюбам…

Вот, Кролас и сам в поезде метро…

А ехали они с враном в Новочеркасский район Ростова. Искать улицу Бирючья Балка.

Иоганну не нравился этот район. Когда-то, это был отдельный город, Новочеркасск. Потом, в самые заселённые и тучные времена, насколько городов слилось с Ростовом, как и ещё раньше, и вовсе в седой древности, слились Ростов и Нахичевань. А ещё позже, Новочеркасский район стал запущенным и унылым. Почти нежилым. Ходили слухи, что там блуждают радиоактивные галлюциногенные сполохи и местами светится зеленовато-жёлтый газ.

Полузаброшенные, огромные, надтреснутые вдоль подъездов, многоэтажные конструкции, заваленные хламом; контейнеры с отходами, которые, казалось, никто и никогда не вывозил, – соседствовали с пейзанского вида лачугами. Парадный центр сиял великолепием почти дворцовых построек, что не мешало пересекать даже его отстойным грязным канавам и проложенным поверх пластикового тротуара открытого типа трубам, обтянутым стекловолокном и грязного цвета жустером.

В то же время, именно здесь находилась большая часть детских учреждений и больниц, а также известный всему Ростову коммунятник на улице Бирючья балка – низинной и на редкость вонючей улице.

Вскоре Кролас с враном на плече шёл именно по Бирючьей балке. Вдоль грязно-жёлтого сооружения, которое было украшено надписью: «Эта сторона улицы особенно опасна при кислотных дождях». Надпись, по-видимому, была оставлена недавним прошлым ростовского бытия. Старожилы о них ещё не забыли. Но теперь никаких дождей не было. Даже кислотных. Впрочем, природа всегда могла и повторить.

Иоганн двинулся вперёд. Грязно-серый сумрачный колорит, и ни с чем не спутываемый, только этому району присущий, запах затхлого болота, дешёвых сигарет и рыбы не внушали ему оптимизма. Шарящие в темноте подворотен бездомные коты, непонятно на каких харчах отъевшиеся до невероятных размеров, то и дело презрительно сверкали на него бриллиантами глаз. Конечно, наличествовали и незжи. Они рылись в мусорных контейнерах… Кролас знал, что хипки эту категорию граждан, «не зарегистрировавших жительство» (сокращенно: незж), называли более верным словечком: нежить…

Он сам, к примеру, своё жительство тоже не сразу зарегистрировал, попав в Город. Но незжем Иоганн не был никогда. Незжи – это не просто те, кто не регистрируется в принципе, но те, кто и к людям, в общем-то, давно не относится. Зачем незжу паспорт?

Для детей в Городе существует страшилка: не будешь глотать мутагенклимайтики – станешь незжем. Кролас не знал, так ли это. Но, проверять на себе не хотелось. Потому, при безденежье он скорее не покупал себе шопснабы, но всегда брал мутагены, как некоторые называли по-простому это фармакологическое средство.

Итак, одна из таких особей, из незжей, только что, на его глазах, удлинила свою руку, и, пошарив где-то в глубине контейнера, извлекла оттуда нераспечатанный бигпакет шопснаба. Остановив на Кроласе свои бельма, незж начал припевать, что-то нашёптывать, булькать: завораживать. Иоганн, силясь оторвать взгляд от незжа, нашёптывания которого обретали над ним силу, вяло чертыхнулся, переместился, показал дулю и проорал: «Незжу – незжево, богу – богово, а меня – поминай, как звали!» – так его учил Шнобель. И прибавил шагу, слегка при этом погрузившись ногой в канаву. Незж ухмыльнулся, показав гнилые зубы, и захохотал мерзко.

А Кролас с налёту ворвался в первый попавшийся административный комплекс «Коммуны воспитания подрастающего поколения», обнаружив внутри претенциозно отделанный холл, пустой и гулкий. Далее – коридор, вдоль которого выстроились белые двери с ничего не значащими для него номерами. Он, постучавшись, вошёл в первую попавшуюся. За столом, великолепно инкрустированным искусственными бриллиантами, томно развалясь в кресле (да, именно в «кресле», музейного типа!) сидела, некрасиво расставив ноги, помятого вида анкюлотница. Она была занята: старательно расписывала свои ногти. С видом отрешённого благодушия и снисхождения до его персоны, она на краткий миг оторвалась от своего занятия и поинтересовалась:

– Что тебе нужно?

Кролас ткнул ей в нос пропуск второй категории и газетный папир и быстро выпалил:

– Я из газеты. И мне нужно найти мальчика или девочку по фамилии Иваненко. Она или он недавно выиграл (или выиграла) главный приз в передаче. В той, которая была организована городом на благотворительные средства и призвана…

Анкюлотница, не дослушав, мило улыбнулась официальной улыбкой и сказала, что ему нужно обратиться в отдел СФИНКСа (Службы Фиксирования Индивидуальных Номеров Классификационного Списка), кабинет №1012.

И Кролас мигом исчез, растворился в дверном проёме.

В 1012-м кабинете просто стоял местный обшарпанный комп, содержащий все данные о коммунятнике. По запросу Кроласа, конечно же, не на тему девочки-мальчика Иваненко, а по другому поводу, высветился район 3, корпус 2, дом 14. Вроде бы, именно там и жил Оливер Кролас…

Иоганн, с враном на плече, тут же отправился по этому адресу.

В любом «доме» коммунятника, как он знал, на первом этаже располагался спортзал, столовая и тому подобное. На последующих – классы. Только самые верхние этажи здания были жилыми, именно там ютились «воспитуемые».

Прямо у входа в дом 14, Кроласа встретила мощная вахтёрша с голосом иерихонской трубы. Она как раз вышла покурить.

– Чё надо-то? – зло посмотрев на Иоганна, небрежно спросила эта фурия. И Кролас пустился долго и витиевато впаривать ей версию о том, что он – журналист, и ему необходимо осветить процесс преподавания правоведения во вверенной ей «резиденции» коммуны.

– Что-что освятить? – переспросила вахтерша, произнеся слово именно так, с буквой «я», и тщательно изучая его журналистское удостоверение.

И Кролас был вынужден снова повторить свою тираду. С дикой пристрастной подозрительностью вахтёрша всё же пропустила его внутрь, но проследила, чтобы он не просачивался в бесплатную столовку на первом этаже, а проследовал вверх, по лестнице.

Миновав этаж с классами, Иоганн поднялся на жилой уровень. Но двери с обеих сторон от лестницы оказались просто-таки замурованы изнутри. И ему пришлось вновь спуститься на уровень классов. Шли уроки, впрочем, большинство кабинетов было заперто.

Войдя в мужской пуб, Кролас попытался «вспомнить молодость». У него когда-то был друг – «коммуняка». Иоганн лазил к нему в гости. И потому, он примерно знал, что ему сейчас делать.

Полностью открыв окно и став на подоконник в пубе, он увидел снаружи, сбоку, железную пожарную лестницу, которая находилась не слишком далеко от окна. Тогда, Иоганн лёг животом на подоконник, свесил на улицу ноги – и, спускаясь ими всё ниже, в конце концов, нащупал ими узкий стык межэтажной перегородки, чуть выступающую часть стройблока. Держась руками за подоконник, потом – за лепнину и выступающие кирпичи, он чуть-чуть продвинулся по узкому бордюру, докарабкался до места, где схватился за остов металлической конструкции. Старая пожарная лестница была не слишком надёжна, некоторые ступени на ней отсутствовали, но всё же по ней Кролас умудрился взобраться на следующий этаж. Здесь окно располагалось к лестнице чуть ближе, а створки окна были открыты внутрь. И потому, он с лёгкостью проник на жилой этаж – и очутился там тоже в пубе. Он вышел в коридор – и оказалось, что он попал на женскую территорию.

Как раз сейчас, там, в коридоре, маленькая рыжая девчонка отбивалась от вцепившейся в неё зубами, руками и когтями юной особы постарше, с ангельской внешностью и с ярко накрашенными губками. Увидев незнакомца, этот ангелочек «понтанулся» и юркнул в ближайшую комнату. Рыжая осталась, поправляя одежду и причёску. С нескрываемым интересом оглядев Иоганна и сообразив, что он не принадлежит к племени «воспитов», она заинтересованно спросила:

– Вы – чей пахан?

Кролас знал, что паханами здесь называли «классных» отцов, любивших проникать в коммунятник тем или иным способом.

– Оливера, – признался он. – Ты его знаешь?

– А-а, ты – к бойзам, – удивлённо протянула девчонка. – Повезло Кроту… А то, его тут все инкубом дразнят, а он сильно дуется. Теперь никто не будет дразнить! Скажу – пахана сама видела, – и девчонка намеревалась сдёрнуть.

Но Иоганн ухватил маленькую озорную дрянь за конец юбки – и спросил, как пройти к «бойзам».

Девчонка указала на ветхий чулан, в котором хранилось чистое постельное белье, швабры и вёдра. Кролас тут же отпустил её и направился к чулану. Закрыт на замок он не был. Он вошёл туда, и, пошарив в полутемном чулане, обнаружил там маленькую узкую дверь, закрытую на сломанный, висячий замок, в котором торчал ключ. Он снял замок и проник через этот лаз в такую же каморку, только на мужской половине. Через ещё не закрытую им дверь следующей каморки, он успел заметить, как чья-то проворная маленькая ручка тут же закрыла проход на девчоночьи владения. И, должно быть, вновь повесила замок.

Выйдя наружу из двойного чулана, Кролас оказался в длинном коридоре, пахнущем мытым старой ветошью полом, котами и какой-то взрывной пиротехникой. На каждой двери был маленький звоночек и номер. На стене около дверей красовались надписи, процарапанные ножом по стеклопласту: «Хмыри», «хабарики», «шопснабы», «жирконтора», «бабы», «хамелеоны», и так далее… Он долго бродил по коридору, не решаясь вломиться в любую дверь, чтобы спросить Оливера. Пока не увидел надпись около маленькой комнатёнки: «инкубы». Иоганн толкнул дверь эту и вошёл без предупреждения, решив не привлекать внимание этажной «воспитки» звонком.

Комната была на двоих: здесь было две кровати. За столиком около одной из них сидел черноволосый парень с раскосыми внимательными глазами. Он читал книгу, но при появлении постороннего отработанным жестом спихнул её под кровать. После чего, Иоганн вежливо осведомился у него, где Оливер Кролас. На что пацан так же вежливо ответил, что он очень устал после урока физкультуры и сейчас спит.

Иоганн взглянул на кровать напротив. Действительно, там лежало что-то, полностью накрытое одеялом. Инстинкт подсказал ему, что это – нечто неживое. Подойдя к кровати, он сорвал одеяло и увидел «резиновую Зину» – секс-игрушку в рост взрослого человека.

Он ожидал смеха сидевшего за столиком подростка. Но тот почему-то вдруг начал плакать. Как-то тихо, безнадёжно.

Внутренность жилетки Кроласа зашевелилась, и на свободу выпорхнул вран. Он залез вовнутрь ещё перед тем, как Иоганн прошёл вахту.

– Я скоро совсем задохнусь! Пора проветрить пер-рышки! – прокаркал он.

Пацан с удивлением уставился на врана.

– Враны никогда не врут! Он – пахан Оливер-ра! – лукаво щурясь, сказал вран, подлетев и сев на маленький столик, поближе к мальчику. Тот во все глаза уставился теперь и на Иоганна, и на врана.

– Скажи, где Оливер! Только, не ври, – прокаркал вран.

– Оливер должен был вернуться, два часа тому назад, – честно признался тот.

– Ты знаешь, куда он пошёл? – спросил Иоганн.