Утром вы вместе сядете в поезд и уедете далеко-далеко… Вы будете вместе. Как? Господи, ну кто ж думает об этом, когда длится такая ночь. В которой столько всего было в первый раз.
И вы молча вошли в дверь твоей квартиры, она цеплялась за твое плечо, сбрасывая туфли в темноте, потому что ты не стал включать свет.
А в комнате ты просто растворил окно, чтоб стало светлее и в комнату вошла ночь.
Ты притащил ей ворох своих «бывших» шмоток, но все они оказались ей велики, и она сидела рядом с тобой в сидоровских джинсах и твоем черном свитере, достающем ей до колен.
И вы говорили, вы бесконечно долго говорили. Мерзли на диване, но не закрывали окна, грели друг другу дыханием руки и говорили, говорили, говорили.
Взахлеб, взапой, так что слова рвались из глотки, будто их годами, вбивали туда сапогами, придавливали чугунными крышками и вдруг в маленькую щель вырвалось одно только слово… И полетели в сторону и крышки, и замки, а боль стала чем-то чужим, о чем можно говорить, не боясь разодрать незажившие раны. И можно было сказать, что на вас глядели из окна холодные звезды, что свет уличных фонарей призрачно раздвигал бестелесные шторы мрака, и что капала на кухне вода из незакрученного крана, отсчитывая теченье вашего времени.
Но вечность ждала вас утренним поездом в стране багряных осенних холмов, где мечется заждавшийся ветер, чтоб взвиться на вершину самого неприступного пика и взметнуть к небу колокола: Радуйтесь, люди… Новое солнце всходит над вашими головами. Но в комнате зажгли электрический свет. На пороге стоял Сидор.
Мгновение он смотрел на Малыша, потом протянул руку Карэ. С улыбкой.
– Здравствуйте. Как ваше имя?
– Ее зовут Карэ. – Что-то отчаянно металось внутри. Малыш занервничал. Сильно.
– Прекрасное имя. – Сидор не знал как себя вести. Малыш почувствовал это и вдруг ему стало легко.
Он заметил, как сжалась Карэ в маленький беззащитный комочек. Малыш крепко сжал ее пальцы. Карэ, Карэ… Ты и не знаешь сейчас, что это и есть самый главный бой на сегодня.
Малыш тихим, абсолютно не вызывающим голосом произнес:
– Сидор, мне нужно с тобой поговорить.
Сидор кивнул коротко, внимательно скользнув глазами по лицу Малыша. – Пошли, поговорим.
Они вышли на балкон. «Какой сегодня холодный ветер всю ночь» – подумал Малыш и сказал, опираясь ладонью о перила:
Сидор, завтра я уезжаю С ней.
– Куда?
Не знаю.
Надолго?
Навсегда.
И ты почувствовал, Малыш, что можешь с ним разговаривать. Не орать, не психовать, не терзаться, а просто разговаривать. Спокойно и уверенно. И Сидор почувствовал. И Сидор забеспокоился.
Малыш, эта девочка – вокзальная шлюшка. Все, что она плела тебе – ложь.
Я тебе не верю. А если и так, я согласен.
Сидор молчал. Но в его молчании не чувствовалось той убивающей пустоты. В его молчании билось сердце. Пускай на полритма сильней, чем обычно, всего на полритма, но он не знал, что ему делать.
– Я не могу тебя отпустить. У меня никого нет, кроме тебя.
– Что ж, – Малыш почувствовал, как нечто спокойное и сильное говорило сейчас за него. – Ни к чему нельзя привязываться, Сидор, чтоб не было страшно терять.
Глаза в глаза.
Сидор смотрел на Малыша.
Малыш смотрел на Сидора.
Ну, Сидор, скажи… Скажи это слова и я отвечу тебе.
Я могу тебе ответить и знаю, как тебе будет больно.
– Иди, Малыш, я хочу подумать.
Молча, словно боясь расплескать приобретенное, Малыш закрыл за собой дверь.
Сгорбленный, стоял Сидор на балконе.
Еще долго будет ночь. Но у Сидора нет времени ждать ее естественного конца, ждать, когда она уйдет.
Когда Сидор вошел в комнату, где сидели Малыш и Карэ, лицо его было светло.
– Я тебя отпускаю, Малыш. Ты вырос. Ну что ты так на меня смотришь?
И ты замер, Малыш. Потому что это была она. Победа.
Ты вырос, Малыш.
Я заберу тебя к себе, Сидор. Я не смогу без тебя. Я просто попробую немного САМ.
Сидор налил что-то в высокий бокал – специальное для такой ночи. Сидор улыбался и говорил что-то приятное и нужное.
Что было тогда, Малыш? Был Сидор. Много Сидора. И волны, волны восторга. Упоительного и долгожданного. Были глаза Карэ. Кто-то заглянул к ним, но Малыш не вспомнил, где видел это лицо. И снова глаза Карэ, все больше, и в них зачем – то были слезы. Но Сидор, большой и любимый, хлопал Малыша по плечу и заботился о нем…
А потом появилась дверь.
Внезапно и фантастически.
Дверь была заперта, в подъезде опять выкрутили лампочку, Малыш слепо тыкался в эту дверь и не мог понять, зачем она здесь?
Кажется, у Сидора кончились сигареты, он буквально умирал без сигарет. И Малыш побежал за пачкой «Кэмэла».
Что-то холодное схватило Малыша за горло, и он застыл, ощупывая руками воздух. ЧЕТЫРЕ ЧАСА УТРА. КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ СИГАРЕТЫ?!
И ты сел прямо на пол, и ты обхватил голову руками и закричал.
Как ты закричал, Малыш!