Деревенские сказки

– Расскажи всё подробно, Варенька…

Варя рассказала.

– Ох, неспроста этот завистливый братец здесь рыскал, – нахмурилась Ирина.

– Мам, а мы поедем в Питер?

– Нет, Варенька, мы поедем в монастырь, как дядя Антип советовал.

Вышла Ирина во двор, переговорила с конюхом, велела запрягать тарантас, не мешкая.

А Санька Нытик сидит ждёт, когда на него богатство посыплется. Стал злиться, беспокоиться: лишней копейки нет, жена поедом ест, хоть домой не приходи. Что-то не так пошло.

Сунулся, было, к ведьмаку, да то его на порог не пустил.

Мается Нытик, плохо ему, тошно ему. Тянет его душонку поганую в дом к брату, а почему – понять не может. Едва ночь пережил.

Утром пришёл к Михаилу Санька Нытик, колотил в закрытые ворота, пока не выглянул на шум конюх Антип.

– Чего шумишь, уехали хозяева.

– Куда уехали?

– А я почём знаю? По своим хозяйским делам.

– Впусти меня!

– Не велено, – буркнул Антип.

– Это как – "не велено"? Не узнал, что ли? Я же брат Мишкин.

– А мне что? Хоть брат, хоть сват… Ирина Матвеевна сказала не пускать.

Санька Нытик и сам не знал, зачем пришёл, кружил вокруг дома до вечера. Совсем худо ему стало, трясётся весь, то в жар, то в холод его кидает. Едва до дома доплёлся и повалился на лавку.

В избу влетела разгневанная Анка.

– Где ходишь весь день? Корова заболела, еле привели сейчас с пастухом. Да вставай, разлёгся тут! Сдохнет корова, тогда сами околеем!

– Я вперёд коровы околею… Анка, мать позови…

Анка разразилась бранью, но мать позвала.

– Мама, куда Мишка уехал?

– Я не знаю. Да зачем он тебе? Тебе дохтур нужен.

– Скажи, как приедет, поговорить надо.

Дорога до монастыря не близкая. Трясётся с по пыльной дороге тарантас, устали путники. Прикорнула Варя на подушке, спит беспокойно, мать её по головушке поглаживает. А вот и монастырь показался, слава богу, приехали.

– Кто такие? – у них спрашивают.

– К отцу Фёдору болящую отроковицу привезли.

Открыли ворота, заехала повозка на широкий двор. Сам отец Фёдор навстречу спешит.

Посмотрел на Вареньку, благословил её и родителей. Велел послушнику отвести их в комнату.

Рассказала Ирина о болезни дочкиной, о неприятностях, как из худой бочки полившихся. Нахмурился отец Фёдор и промолвил:

– Опять люди греховными делами занимаются. Ибо в Писании сказано: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя приводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего». Будем зло прогонять святою молитвой, Бог даст – поправится отроковица.

– Отопри, Христом-богом прошу, – скулил под воротами Нытик.

– Шёл бы ты домой, Лексан Иваныч, надоел ты мне хуже горькой редьки, – сплюнул Антип, – а пускать не велено.

Не час и не два сидел Нытик, пока жена Анка не увела его. И как раз вовремя: показался на дороге хозяйский тарантас с лошадью.

– Никак хозяева едут, – проговорил Антип. Поспешил навстречу открыть ворота.

– С приездом, Михайло Иваныч и Ирина Матвеевна!

– Спасибо, Антип Николаевич. Как дома?

– Слава Богу. Как съездили? Давайте помогу Варю в дом… Спит?

– Да, спит. Хорошо съездили, расскажу после, устали, – ответила Ирина.

– Этот поганец так и ходил возле дома все дни. А рубаху я сжёг, не сумлевайтесь.

– Отец Фёдор поклон передаёт, на Покров ждёт к себе.

– Спасибо. Непременно… Слава Богу, что помог, отца Фёдора я давно знаю…

Саньку Нытика на станцию в больницу возили. Пролежал месяц, а потом поехал работать в город на завод, сосед Митька позвал. Работал и деньги жене слал, да дураку везде плохо. Связался с разбойника ми, которые супротив царя. Посадили в тюрьму Саньку, там и сгинул…

Гостинец

Было душно, окна в маленькой избе, разделённой на две комнаты тёсовой перегородкой, открыты нараспашку. Стены и потолки отмыты от копоти в честь престольного праздника. Всё многочисленное семейство пастуха Власа сидело за столом и угощалось поджаристым картофельным пирогом, запивая его домашним квасом; нежной, дрожащей на ложке яичницей, жареными карасями с дымящейся варёной картошкой, и хрусткими огурчиками с огорода. Казанская! Ради такого праздника можно и расстараться, вытрясти последнюю аржаную муку из мешка, горшочек коровьего масла и кринку сметаны из погреба.

Пастушиха Василиса с тёмным морщинистым лицом, которую все деревенские звали Васёной, зазвала в гости соседку Анисью, и теперь радушно угощала, подкладывая на тарелку то кусок пирога, то рыбы.

Анисья обмахивалась платком, улыбалась и нахваливала хозяйку.

– Умелица ты, Василиса Захаровна, пироги печь. Просто тают во рту!

– Была бы курочка, сготовит и дурочка, – светлела лицом смущённая пастушиха, тётёшкая на руках меньшого сына Витьку. Полуторогодовалый Витька был восьмым её ребёнком.