Деревенские сказки

– Матерь Божья! – перекрестилась Васёна. – Да что ему надо от моего Лёнечки?

– Взяли мальцы что-то на обмен. Им – вещь какая-то, а тому – чуток здоровьечка. Но умер тот убогий… смертью страшною, не своею. И всё перепуталось. Сосёт мертвяк силы из мальца, не может остановиться. Душа неупокоенная, не отпетая. Твоего высосет, за другого примется: двое мальцов-то было.

– Да что он мог взять такого-то? – удивилась Васёна. – Лёнька, что ты у кого взял?

– Я ничего не брал, маменька, – развёл руками Лёнька.

– Да кто ж это такой-то?

– Не знаю, милая, на лбу у него не написано… Скажу, что умер он недавно, похоронен в костюме фасонистом таком…

Тут Васёна и догадалась, закричала не своим голосом:

– Илька, Илька это! Прасковья Михайловна, матушка, делать-то что мне?

– Узнала покойника?

– Узнала, узнала!

– Отпеть надо. Иди к его сродственникам, проси, чтобы к священнику шли, пусть священник отпоёт его, отмолит грехи его.

Вздохнула Васёна, оставила в качестве платы пяток яиц в узелке и денежку, поклонилась, поблагодарила и ушла с Лёнькой.

***

Бабка Татьяна после похорон единственного сына слегла, избу не покидала. Лёгкая, сухонькая лежала на тощем матрасе, ждала смерти. Скрипнула дверь, кто-то прошёл через сенцы в избу. Бабка с трудом подняла голову:

– Хто там?

– Я это, Василиса. – Она прошла без приглашения и села на лавку.

Бабка Татьяна приподнялась на кровати, спустила негнущиеся ноги.

– Что на свете делается, Василиса? Я и не выхожу, смерти дожидаюся.

– Лёнька у меня заболел. Доктор сказал: ромашка, – после молчания начала Васёна.

– Кака така ромашка? – удивилась бабка.

– Чахотка.

– О Господи! – испугалась она.

– Ты вот мне что скажи… Илью отпевала или нет?

Лицо у бабки Татьяны сморщилось, она мелко затряслась и заплакала.

– Илюшенька, сыночек единственный… лучше бы меня смерть забрала, чем тебя… Даже не отпела тебя, сокола ненаглядного… Захворал отец Николай, не смог прийти, а потом и я слегла, забыла в горе своём… Василисушка, – обратилась она к Васёне, – сходи, Христа ради, к отцу Николаю, пусть отпоёт Илюшеньку, как положено. И ко мне пусть придёт, покаяться хочу.

– Хорошо, схожу, – пообещала Василиса.

– Прости, Христа ради, Васёнушка! Твоему мальцу, кажись, дала я леденец взамен здоровьечка! Бес попутал, прости дуру старую! – запричитала бабка.

Василиса встала с каменным лицом:

– Бог простит. – И вышла из избы.

***

– Надевай рубашку, – доктор отложил трубку, – гораздо, гораздо лучше! Я же говорил: питание, кумыс, свежий воздух – всё это сделает своё дело. Здоров, практически здоров!

Ленька заправил рубашку в штаны, сияющая Василиса благодарно кивала каждому слову доктора, полезла в карман юбки за деньгами, на что доктор жестом велел убрать.

– Идите, отпускаю вас.

Васёна поклонилась в пояс, щёлкнула по затылку Лёньку, чтобы тоже поклонился, и вышла на больничное крыльцо. Яркий свет ударил ей в глаза, она подняла голову к синему небу, где летел на юг косяк перелётных птиц, где слышались их прощальные крики.

– Красота-то какая, Лёнька… какая красота!

Яшка рассказывает сказку

Уморились за день Яшка с Лёшкой. Ведь ученики, как считал Яшка, самые занятые на свете люди. В школу ходить надо? Надо. Уроки делать надо? Надо. А мамке помочь по хозяйству? Тятьки нет, одни они остались в дому помощники. И к вечеру у обоих слипались глаза, едва кукушка успевала девять раз прокуковать.

– Яша, расскажи сказку, – попросил брат, укладываясь на печке.

– Каждый день сказку! – проворчал Яшка. – Спи, неугомонный.

– Вот расскажи одну, я сразу усну.

– У-а-а-а! – протяжно зевнул Яшка. – Ладно, слушай. Жили-были старик со старухой. Ну вот жили они, жили, а детей не нажили. Вот нас у мамки трое, мы завсегда ей поможем: и воду принесём, и дров наколем, и в курятнике приберём. А у них никого. У стареньких, сам знаешь, то спина заболит, то нога, то рука… И решила старуха как-нибудь себе ребёночка заиметь, девчонку лучше всего, помощницу, вроде нашей Полинки.

Замесила она тесто, слепила из него девчонку. С руками, ногами и головой – как положено. Сделала ей глаза из изюминок, сунула на лопате в печь и ждёт, когда девчонка испечётся. Вдруг слышит: кто-то пищит в печке.

«Ах батюшки, святая икона! – запричитала старуха. – Никак получилось!» Заглянула она, значит, в печь, а там девчонка махонькая сидит, всамделишная.

– И как же она не сгорела в печи? – спросил Лёшка.

– Как?.. Ну это же сказка, в сказках всё бывает… Вытащила старуха девчонку и говорит: «Это доченька моя, красавица моя! Назову её Шанежкой».

Вечером старик вернулся, увидел девчонку и удивился: «Что за девочка такая пригожая на лавке сидит?» А Шанежка и правда хороша была: глазки как изюминки, волосы рыженькие…

– Как изюминки? Такие маленькие? – изумился Лёшка, представив девочку с крошечными глазками.

– Ну не как изюминки, побольше чуток.

– Тогда это черносливинки.

– Пускай будут черносливинки, – согласился Яшка. – А старуха отвечает: «Это дочка наша, Шанежка, я её из теста слепила. Будет нам помощница». Ну, старик тоже обрадовался.