Сказки белой совы

– Больно.

Сова чуть ослабила хватку, проследив, чтобы возможности вырваться не было.

– Говори.

Мышь, всхлипывая и останавливаясь, говорила долго, периодически делая попытки трепыхнуться, отчего сова слегка сжимала когти. Стоять на одной лапе вообще-то тоже было неудобно, но иного выхода не было. К концу мышиной речи направление и район поисков стал понятен, ну, почти понятен.

– Ладно, – сказала сова, – беги отсюда.

И разжала лапу. Мышь, однако, не побежала, повалилась на бок, тяжело дыша. Сове даже совестно слегка стало. Она наклонила голову и посмотрела на жертву своего любопытства получше. Мышь как мышь, упитанная, хвост непривычно короткий.

– Ты чего не уходишь? Вдруг я передумаю?

Мышь ещё пару раз вздохнула поглубже и заявила:

– Так любопытно же.

– Чего? – сова даже отпрянула от неожиданности, – ты что, смерти не боишься?

– Боюсь, – пропищала мышь, – но очень уж знать хочется, зачем сове бомжи. Что ты с ними делать будешь?

Сова пригляделась к малой зверюшке повнимательнее:

– Так ты Мыш, вовсе без мягкого знака, а не мышь. Вот же авантюрист попался!

– Кто я? Без чего я? – мышь даже подскочил из положения лёжа на боку, – ну, да, хвоста половины нет, так удобнее даже, не застрянет в следующий раз.

– И неграмотный к тому же, – констатировала сова, – зовут как?

– Симеон, – ответил мышь, – можно Сёма.

– Может, Симеон, – сова до фамильярности не опустилась, – ты ещё и летать умеешь? Мне среди этих бомжей одного человека найти надо, а для чего – толком и сама не знаю. Даже не знаю, есть ли он в этом городе, или дальше искать придётся.

Сова давно уже уяснила для себя правило, что и мелким, и случайным собеседникам врать не надо. Вылезет враньё, рано или поздно. И повредит. Правда безопаснее до известных пределов. Но никто же не заставляет выворачивать душу наизнанку, да ещё и перед мышью.

– Ты знаешь, как он выглядит? – вопросил Симеон, – может, я его видел где.

– В том-то и дело, что не знаю толком. Бороды у него нет, это единственная примета.

– Ну, это не примета, много их таких. Кто ходит как леший, весь в волосах, а кто и как-то пытается за собой следить. Что же делать мы будем?

– Мы? – удивилась сова, – а ты тут при чём?

– А как же… А как же я? – Симеон заёрзал от возбуждения, – я ведь тоже хочу!

– Чего ты хочешь, – хмыкнула сова, – в розыске участвовать? Так ты летать не умеешь, в когтях тебя тащить – мне тяжело, а тебе больно.

Симеон на минуту перестал вертеться и стал думать. Ровно минуту.

– Давай разделимся, – не очень уверенно предложил он, – ты в одну сторону полетишь, я в другую пойду. А вечером встретимся. Вдвоём больше узнать получится.

– Это идея, – удивилась сова, – что значит, жить одиночкой, только на себя рассчитывать привыкаешь. Давай.

Следующие полчаса новая команда разрабатывала маршруты, рисуя на пыли чердака схемы перемещения.

И расстались. Сова полетела на север, к дальним трущобам города, Симеон повернул на запад, там была стихийная ночлежка вблизи городской свалки.

Трущобы

Слишком громкое название для полуразвалившегося двухэтажного деревянного дома с прогнившей крышей и провалившимися ступеньками крылечек. Просто приют для свалившихся на самое дно полудюжины несчастных людей, ещё не забывших, как жить нормальной жизнью. И оттого ещё более несчастных.

Сова влетела на чердак первого дома, осторожно опустилась в затхлую пыль и прислушалась. Обитателей не было слышно. В потолке нашлась дыра, сова пролезла через неё и оказалась на верхнем этаже. Комната со старой мебелью, покрытая пылью, грязью и копотью. В одном углу ворох тряпья, грязного и засаленного. Нет, Якова тут быть никак не могло. Как бы ни повернулась к нему жизнь, способности его жизнь эта не отшибла, и совместить способности вот с этой унылой грязью сове не удавалось никак.

Дверь на лестницу висела на одной петле, сова выпорхнула в коридор, к ступенькам, уселась на перила и снова прислушалась. Кажется, снизу доносилось какое-то бормотание. Сова слетела пролётом ниже, бормотание стало громче. А дальше-то что делать? Не появляться же перед бомжами – либо за реинкарнацию белочки сочтут, либо за курицу примут. Но уж точно поговорить не удастся.

Лестница вела к полутёмному коридору. Из щелей развалюхи сочился свет, в конце становилось светлее. Возможно, там открыта дверь, откуда и доносятся разговоры. Сова осторожно проверила пути к отступлению. Ну да, в худшем случае можно будет выпорхнуть на второй этаж, а оттуда на чердак и на волю. Повезло – у самой приоткрытой двери торчала не то вешалка, не то остатки какого стеллажа, можно было уцепиться лапами. Сова устроилась поудобнее, сложила тщательно крылья, втянула голову в плечи, стараясь стать как можно меньше и прислушалась.

В комнате было трое. Разговор тёк вяло, то затихал сам собой, то также сам собой возобновлялся. Говорили, как ни странно, о политике. И, как ни странно, без надлежащего азарта. Вяло перечисляли услышанное накануне, видимо, где-то телевизор громко работал. Ругали подлый Запад, ещё какую-то страну, название которой сова ранее и слыхом не слыхивала. Ругали с насмешкой и чувством превосходства, совершенно удивительным для людей, живущих непонятно как. Сетовали на то, что выкидывать стали меньше. И продуктов, и одежды. Опять упоминали это блошиное слово «санкции». Получалось, что более всего санкции ударили как раз по бомжам, отягощив их и так непростую жизнь. Но среди всего этого словесного мусора не было сказано ничего, что хоть каким-то загогулистым намёком можно было отнести к Якову.

Сова послушала ещё. Нет, разговор на короткое время свернул на каких-то явно нездешних персонажей. Похоже, окружающее пространство и собственная жизнь бомжей не интересовала вовсе. Можно было отправляться обратно ожидать Симеона. Поесть бы только не забыть по дороге, а то ведь и без компаньона остаться можно.

Сон

Сове снился сон. Продолжение встречи во временной петле. Только во сне сову не выкинуло из времени Якова и меча, она осталась там, на берегу реки, продолжив разговор. И меч под рукой у Якова явственно прислушивался к этому разговору.

Нет, борода у Якова не росла вовсе не из-за последствий неудачного кипячения противомозолевой припарки у аптекаря. Странно, что он сам не догадался об этом. Или догадался – да и забыл благополучно. И меч не сам по себе нашёлся, меч на самом деле выбрал себе хозяина, подвернувшись под руку Якова, притянув его, как магнит притягивает гвоздь. И к кобольдам именно он пошёл не просто так, не потому, что больше некому было пойти. Знал об этом священник в той забытой богом деревушке, пострадавшей от аппетитов неведомой нежити, чувствовал, что только Яков сможет справиться с бедой. И кобольды почувствовали силы, таившиеся в обычном с виду рыбаке. Кобольды их и разбудили, подмешав в питьё порошок подземных грибов, смешанный с аметистовой пудрой. Много чего было после обретения, нет, после встречи с мечом. Много переделок и приключений, которые Яков проскакивал, как заговорённый. Впрочем, почему как? Он и был заговорён.

Длинный разговор был во сне, сова слушала, сова пыталась запомнить. И – странное дело – сова понимала, что это всего лишь сон, который развеется в момент пробуждения.

Так и вышло. И подробности остались там, за зыбкой непреодолимой гранью сонного мира. Но общую суть всё-таки запомнить удалось. По-прежнему только непонятно было, как дожил Яков до времён нынешних и почему дожил в столь жалостном виде?

Неудача

Проснулась сова от назойливого писка где-то внизу. Открыла один глаз, ничего не увидела. Спросонок не сразу сообразила, что голову из-под крыла следовало бы вытащить. Разглядела суетящегося внизу Симеона.

– Надо же, – сообщила сова, – не сбежал. Нашёл что-нибудь?

Симеон горестно уселся на короткий хвост. Вид он имел запыхавшийся и удручённый. Дальше можно было и не расспрашивать.

– Нет, – пискнул мышь, – не нашёл Якова. Нет его в городе. Вроде похожего видели зимой, а по весне делся куда-то, и никто не знает, в какую сторону ушёл и почему.

– Симеон, – неожиданно для себя самой вопросила сова, – а как тебя в следующий раз найти?

Сове было понятно, что вылазка в город окончилась неудачей. Да и не мог так просто найтись этот непростой человек. Но совсем отступиться от поисков сова уже не могла, любопытство всякий раз брало верх над рассудительностью.

Симеон задумался. Почесался за ухом, потом вспомнил про магазинного экс-домового.

– Ты Памфилия найти снова сможешь?